Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016 Страница 26

Ион Деген

Стихотворения

Ион Лазаревич Деген родился 4 июня 1925 г. в Могилёве-Подольском (Украина). В июле 1941 г. добровольцем ушёл на фронт. Был пехотинцем, командиром танка, командиром танкового взвода. В январе 1945 г., будучи гвардии лейтенантом, командиром танковой роты, был ранен в третий раз. Результат – тяжёлая инвалидность. Награждён орденом Красного знамени, орденом «Отечественная война» 1-й степени, двумя орденами «Отечественная война» 2-й степени, медалью «За отвагу» и другими наградами, в числе которых польский орден Крест Грюнвальда и «Reconcilanionis», a также высший польский орден «Виртути милитари». В 1951 г. с отличием окончил Черновицкий медицинский институт. Работал ортопедом-травматологом в Киеве. В 1959 г. впервые в медицинской практике осуществил успешную реплантацию конечности (предплечья). В Москве защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Родоначальник научной магнитотерапии. Автор 90 научных статей. Под его руководством защищены две докторские и восемь кандидатских диссертаций. В 1977 г. с семьёй репатриировался в Израиль. До выхода на пенсию 20 лет работал врачом-ортопедом. В России и за рубежом издал книги «Из дома рабства», «Иммануил Великовский», «Стихи из планшета», «Портреты учителей», «Вой на никогда не кончается», «Голограммы», «Невыдуманные рассказы о невероятном», «Четыре года», «Стихи». Рассказы, очерки, статьи Дегена регулярно печатаются в Израиле и в других странах.

Долгое молчание

Стихи на фронте. В огненной рекеНе я писал их – мной они писались.Выстреливалась запись в дневникеПро грязь и кровь, про боль и про усталость.Нет, дневников не вёл я на войне.Не до писаний на войне солдату.Но кто-то сочинял стихи во мнеПро каждый бой, про каждую утрату.И в мирной жизни только боль моглаВо мне всё тем же стать стихов истоком.Чего же больше?Тягостная мгла.И сатана во времени жестоком.Но подлый страх, российский старожил,Преступной властью мне привитый с детства,И цензор неусыпно сторожилВ моём мозгу с осколком по соседству.В кромешной тьме, в теченье лет лихихЯ прозябал в молчании убогом.И перестали приходить стихи.Утрачено подаренное Богом.

Начало

Девятый класс окончен лишь вчера.Окончу ли когда-нибудь десятый?Каникулы – счастливая пора.И вдруг – траншея, карабин, гранаты,

И над рекой до тла сгоревший дом,Сосед по парте навсегда потерян.Я путаюсь беспомощно во всем,Что невозможно школьной меркой мерить.

До самой смерти буду вспоминать:Лежали блики на изломах мела,Как новенькая школьная тетрадь,Над полем боя небо голубело,

Окоп мой под цветущей бузиной,Стрижей пискливых пролетела стайка,И облако сверкало белизной,Совсем как без чернил «невыливайка».

Но пальцем с фиолетовым пятном,Следом диктантов и работ контрольных,Нажав крючок, подумал я о том,Что начинаю счет уже не школьный.

Осветительная ракета

Из проклятой немецкой траншеислепящим огнемВдруг ракета рванулась.И замерла, сжалась нейтралка.Звезды разом погасли.И стали виднее, чем днем,Опаленные ветви дубови за нами ничейная балка.Подлый страх продавил моим теломгранитный бугор.Как ракета, горела во мненегасимая ярость.Никогда еще такне хотелось убить мне того,Кто для темного дела повесилтакую вот яркость.

* * *

Воздух вздрогнул.Выстрел.Дым.На старых деревьяхобрублены сучья.А я еще жив.А я невредим.Случай?

* * *

Команда, как нагайкой:– По машинам!И прочь стихи.И снова ехать в бой.Береза, на прощанье помаши намСпокойно серебрящейся листвой.Береза, незатейливые строкиПисать меня, несмелого, звала.В который раз кровавые потокиУносят нас от белого ствола.

В который раз сгорел привал короткийВ пожаре нераспаленных костров.В который раз мои слова-находкиРевущий дизель вымарал из строф.

Но я пройду сквозь пушечные грозы,Сквозь кровь, и грязь, и тысячи смертей,И может быть когда-нибудь, береза,Еще вернусь к поэзии твоей.

* * *

Мой товарищ, в смертельной агонииНе зови понапрасну друзей.Дай-ка лучше согрею ладони яНад дымящейся кровью твоей.Ты не плачь, не стони, ты не маленький,Ты не ранен, ты просто убит.Дай на память сниму с тебя валенки.Нам еще наступать предстоит.

Строчки на фотографии

Удрученно не смотри на мир.Отрешись от злобы и от гнева.Струны чуткие душевных лирПерестрой на бодрые напевы.И найти прекрасное сумейНе в одной лишь неба голубизне,А в цепи голодных мрачных днейМолодой, но многотрудной жизни.

Часы

В железном корпусе помятом,Бесстрастно время отмеряя,Часы с потертым циферблатом –Вы были часть меня живая.

Зубчаток медные кружочки,И стрелок линия витая,И даже кожа ремешочка –Как-будто часть меня живая.

Стары и очень некрасивы,И невозможные педанты.За ваш размер, за стук ретивыйПрозвали в роте вас «куранты».

Я часто думал: неужелиНам вместе суждено умолкнуть?(Застынут в карауле ели,Роняя скорбные иголки).

Ведь и зубчатки, и кружочки,И стрелок линия витая,И даже кожа ремешочка,Все было часть меня живая.

Я помню песню на привале –Унылый суррогат молитвы.Часы солдатам подпевали,Как метроном диктуя ритмы.

Я помню песню пулемета,Его безумную чечетку,И похвалу: мол, он работал,Как вы – уверенно и четко.Я помню танк. Одно мгновенье –Обугленная груда стали.В немецком сидя окруженье,Часы со мною замирали,

Все – и зубчатки, и кружочки,И стрелок линия витая,И даже кожа ремешочка,Как-будто часть меня живая.

Я верил прочно, беспредельно,Что талисман вы мой счастливый,Что раз мы с вами нераздельны.То всю войну мы будем живы.

Под гимнастеркою солдатскойИ ремешок ваш был приличен.Я относился к вам по-братскиИ вид ваш был мне безразличен.

Но я, надев костюм гражданский(О, часжеланый и счастливый!),Заметил ваш размер гигантскийИ циферблат ваш некрасивый…

Вы вдруг предстали в новом свете…Стал забывать я дни былые.На модном вычурном браслетеЯ захотел часы другие.

А циферблат смотрел с укором,И стрелки двигались незримо…Да, человек, ты очень скороЗабыл друзей незаменимых.

Мемориальная доска в Ц.Д.Л.

В Центральном Доме ЛитераторовКак взрыв сверкнул войны оскал:В Центральном Доме ЛитераторовМемориальная доска.И мир внезапно стал пустыннее.Пожарища.Руины.Тени.(Седой поэт с почтенным именемПронесся мимо по ступеням.Удачлив. Крови не оставил он –Спецкорр, конечно, не пехота).Поэты гибли не по правилам.Какие там права у роты!Права на стойкость и на мужествоИ на способность не быть слабымПоэту в боевом содружестве,А не в укромном дальнем штабе.Но вот предел правдоподобия:Не признанный своей державой,Как будто мраморным надгробиемВ углу придавлен ОкуджаваИ Панченко, правдивый, искренний,Пижонов резвых антитеза,И Слуцкий с огненными искрамиВ культе, продолженной протезом.Но не запечатлят для вечностиНа мраморе над мутной ЛетойВ бою потерянных конечностей,Ни даже пуль в сердцах поэтов,Ни вдруг запевших в дни военныеВосторженных и желторотых.Могла б услышать их вселенная,Но вот… успели только в ротах.Доска… И крохи не уляжется.Лишь оглавление потери.

И вдруг!Не может быть!Мне кажется!Идут, плечом толкая двери.Идут…Вглядитесь в них, погибшие!Не эти ли, – вы их узнали? –С окурками, к губам прилипшими,Нас хладнокровно убивали?Идут в буфет.А их бы в камеру.И на цемент со снегом голый.И доску. Только не из мрамора,А из тринитротолуола.

Нотам все ладно, чинно, чисто там.Смешные надписи на стенах.Сосуществует там с фашистамиАнтифашист, солдат бессменный.В Центральном Доме ЛитераторовМемориальная доска…

* * *

Грунтовые, булыжные – любые,Примявшие леса и зеленя.Дороги серо-голубые.Вы в прошлое уводите меня.

Вы красными прочерчены в планшетах –Тем самым цветом – крови и огня.Дороги наших судеб недопетых,Вы в прошлое уводите меня.

В пыли и в дыме, злобою гонимы.Рвались дороги в Кенигсберг и в Прагу.Дороги были серо-голубыми,Как ленточки медали «За отвагу».

Игорь Волгин