Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1974 год Страница 27

Телефон все время потрескивал, слышалось дыхание водолаза. Два солдата, раздетых до пояса, нагнетали для него воздух. Водолаз появлялся над водой дважды. Ложился на спину. Лежал неподвижно минут десять, потом опять вставал «на ноги» и шел ко дну.

Часа через два его подняли на понтон, сняли шлем. Худощавый и светло-русый с рыжинкой водолаз выглядел лет на сорок пять.

— В море хоть видишь, куда идешь, — сказал Пащенко. — А тут ни зги — черная стена... Опустился искать вход водостока и в иле застрял. Дальше никак. Легкий я для него оказался. Вернулся, нацепил еще сорок килограммов груза. Стало сто тридцать шесть. На этот раз ил меня принял, начал потихоньку засасывать. Четыре метра за час прошел. Дошел до твердого грунта. Дальше не идет. Вытащили меня опять. Взял пожарный шланг — и снова в сель. Обнял его ногами, медленно продвигаюсь вниз. Струя впереди, я за ней. Булыжники бьются о стекло шлема, колотят бока. Ничего не видно. Погружаюсь вслепую. Струя слишком сильная. Прошу сбавить. Вдруг селевая масса обхватывает меня железным обручем и сдавливает. «Спокойно, Ваня, — говорю, — не теряй голову, все будет в порядке».

В трудную минуту я всегда вспоминаю один случай из моей практики... Было это давно, у берегов Дании. Сеть опутала винт судна. Опустился я в море, чтобы освободить винт от сети, и сам попал в нее. Растерялся, стал брыкаться. И запутался еще больше.

«В сеть попал, — кричу наставнику, — что делать?»

«Сначала успокойся», — говорит наставник в телефон.

«Успокоился! — кричу нетерпеливо. — Что дальше?»

«Не видно, — говорит наставник. — Нервничаешь. Успокойся. Потом скажу, что делать».

Поневоле пришлось успокаиваться.

«Успокоился? А теперь вытащи нож и разрежь сеть», — подсказывает наставник.

«Как это я сам не догадался?» — удивился я.

«Ну — разрезал? — спрашивает наставник. — Теперь вылезай из сети».

Теперь, зарытый в сель, я снова вспомнил этот случай. И сказал спокойно: прибавьте струю. И сель разжал объятия...

...Вскоре Хегай ушел на планерку, а я стал подниматься вверх по ущелью. Прошлым летом я облазил его вплоть до ледников. А однажды поднялся на вертолете к тому месту, откуда пошел сель. Опустились мы около гляциологической станции.

Язык Центрального ледника, который высунулся к моренному озеру, показался мне очень тоненьким, вот-вот растает — виднелась даже земля.

— Нет, — возразили работники Заилийской ледниковой экспедиции. — Лед там тридцать метров толщины. А там, где вы стоите, его мощность достигает двухсот метров.

Я стоял на камнях. И никакого льда подо мной не было.

— Это и есть морена, — сказали мне. — Сверху — камни, снизу — лед, а то и вода. И не знаешь, что они выкинут через минуту. Потому что в моренах, кроме видимых озер, есть подземные, невидимые. Они лежат часто очень глубоко. Накапливают воду годами, а выбрасывают за минуты...

Возвращаясь ущельем, я решил заглянуть на метеостанцию к Михаилу Грозе. Она находилась чуть выше турбазы «Горельник». Гроза был одним из первых очевидцев прошлогодних событий. Я давно искал встречи с ним.

Постучался в дверь. Что-то с грохотом опрокинулось — и из двери мимо меня пролетел взлохмаченный парень. За ним женщина. Вдруг Гроза остановился, посмотрел на меня долгим взглядом и устало опустился на траву. Рядом упала жена.

— Уф! — вздохнул Гроза облегченно. — Мы думали, сель. Никак в себя не придем. На днях пролетел над ущельем вертолет. Сосед в это время обувался. Бросил ботинок — и в гору. Одна нога обута, другая босая. «Ты куда?» — кричу. «Беги скорее! — орет. — Сель идет». — «Это вертолет, — говорю, — возвращайся к ботинку».

Когда хозяин немного пришел в себя, он рассказал о том страшном дне на турбазе.

— Было это пятнадцатого июля, в шесть часов вечера... Остановившиеся часы показывали пять минут седьмого. Я был на турбазе, когда услышал крик: «Сель!» Я посмотрел вверх по ущелью и увидел метрах в восьмистах облако пыли. Успел только крикнуть, а сель уже здесь...

Когда он унес селеловушку, мы начали спасать людей. Ребята из школы горного туризма спустились со своего «Гнезда орлов» и, обвязавшись веревками, ушли в жижу. Тем временем подоспели работники милиции, солдаты, курсанты, альпинисты из студенческого строительного отряда...

«Горельник» даже сейчас, спустя много месяцев после разыгравшейся трагедии, производил гнетущее впечатление. Я бродил по опустошенным и забрызганным берегам... Вот там был мостик, на котором стояли замечтавшиеся девушки и которых альпинист Станислав Бергман заслонил собой от селя. Это был человек, привыкший к опасностям. У альпиниста инстинкт спасения товарищей, видно, развит сильнее инстинкта самосохранения...

Я ходил по следам селя и ненавидел его смертной ненавистью, будто это был не грязекаменный поток, рожденный талой водой, а грязное чудовище, прожорливый людоед. Я даже его «видел»: тупая морда с одним выпуклым глазом на затылке. И вместо мозгов — уши...

Сейчас для борьбы с селем в республике создан новый главк. Среди его работников можно встретить и строителей, и гидротехников, и гидрологов, и топографов, и гляциологов. Но есть у него и собственные службы. Например, в селеопасных зонах созданы производственные участки; их задача — предотвращать селевые ситуации. У ледников Заилийского Алатау около ста тридцати больших и малых озер. Строить везде гигантские плотины дорого. Поэтому будут опорожнять эти озера с помощью сифонов, насосных станций и т. п. Чтобы талая вода не накапливалась в них, а уходила сразу в русло. В общем, люди будут нападать на сель первыми.

На обратном пути я остановился у высокогорного катка Медео и посмотрел снизу на плотину. До чего она высокая! Смотришь, запрокинув голову, придерживая рукой шапку. А ведь она поднимется еще на тридцать пять метров! Емкость селехранилища достигнет двенадцати миллионов кубометров. Такую плотину уже не прорвать.

Ледник, открытый «на кончике пера»

Изучение ледников — одно из важнейших направлений в борьбе с селем. Недавно группа советских исследователей нанесла на карты Джунгарского Алатау неизвестные ранее ледники, существование которых было предсказано теоретически.

Третий день перед нашими глазами только белая пелена тумана, словно опровергающая само существование пространства. Иногда в ней открываются рваные прогалины, и тогда где-то вверху, там, где по всей логике должно быть небо, появляются повисшие в воздухе горные вершины.

Наша экспедиция несколько необычна. У нас нет никакой аппаратуры, а единственный транспорт — лошади. Здешние горы не признают иного транспорта, чем ноги. Цель экспедиции для непосвященного тоже показалась бы странной: мы идем открывать новые ледники.

Впрочем, эта история началась задолго до экспедиции.

1969 год. Уютная комната на одной из тихих улиц Алма-Аты. Перед человеком, сидящим за столом, — пестро раскрашенная карта. Причудливо ветвясь и изгибаясь, бегут ниточки рек, с линий хребтов тянутся голубые языки ледников. Лишь у самого края карты краски тускнеют. Все существующие топографические источники говорят одно и то же: ледников здесь нет.

Человек делает расчеты, и тонко отточенный карандаш в его руке обрисовывает сложные контуры. Это ледники. Петр Александрович Черкасов, научный руководитель группы по изучению оледенения гор Джунгарского Алатау, уверен, что они там есть...

Многие годы посвятил Петр Александрович изучению ледовых вершин Джунгарского Алатау. Некоторые ледники там стали одними из наиболее изученных в Советском Союзе. Но все исследования были сосредоточены на хорошо доступном северном склоне гор. Об обледенении южного склона данные более чем скудны. Там находится горный массив Тышкан-Тау. Пожалуй, это самый труднодоступный и самый загадочный для гляциологов район. Последнее упоминание о нескольких ледниках в Тышкан-Тау относится к 1916 году. Можно им верить или нет? Черкасов вычислил ледник, его размеры и контуры, подобно тому как в XIX веке Леверье вычислил существование неизвестной планеты солнечной системы. Но гипотеза должна быть доказана. Или опровергнута.

Наш отряд состоит из трех человек и пяти лошадей. Занавес тумана раздвигается, и маленький караван отправляется в путь. Впереди перевал Кошома. Впрочем, этот путь менее всего похож на перевал. Тропа причудливой серпентиной взбирается на скалы. Ведем лошадей в поводу, отдыхая через 10—15 метров. Лошади выбились из сил и еле тащат тяжелые вьюки. А это только первый перевал из четырех, которые нам предстоит преодолеть. Начинаешь понимать, почему этот район не жаловали своим посещением гляциологи.

Единственное жилье, которое изредка можно встретить здесь, — юрты чабанов, пасущих отары овец в горных долинах. Такие встречи редки, и кажется, нет предела гостеприимству хозяев. Так радушно могут встречать только в горах. Жизнь здесь течет как бы в другом измерении. Человек целиком слит с первозданной природой. Их разделяет лишь непрочное полотно палатки. Время года здесь не имеет такого абсолютного значения, как на равнине. Горы делают погоду по своему усмотрению. С утра солнце может принести весну, к полудню нагрянет зима с самым настоящим снегопадом, а к вечеру наступит туманная осень.