Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016 Страница 36

* * *

И до жнив не дожил, зелень-жита не жал.Даже не долюбил. И не жил. И не жаль.

* * *

Здесь, с края зелёного моря, где дым клочковатый ложится,горят тамбережные гоны и день малахитовый – в хруст! –мир зреет округлым виденьем, мечтой, зачарован, столбится,отваги я жду, самобегства, и, как самоказни, дождусь.Усталость. Спокойствие. Вечность. Сменить их уже невозможнона огнище вервей чернильных, на ночи прокуренной вкус.Вельможное безголовье! Моя безнадежность – вельможна.Я вами отобран навечно. Я – ваш. И навеки. Клянусь.Ещё соблазнительно жито – и пена, и бронза, и зелень.Крепись – ибо час. Золотится полями планеты раздол.Триюдь, неумеха, утеха, моё вековое тризелье,тебя не допить мне. Прощай же, моя сиротливая боль

* * *

Лета проходят одиноко.Не знаю, точно ли живу.Сестрой родною раньше срокасвою супругу назову.И будет сын мне, словно ангел,и будет мой отец – что бог,ведь все несчастия – на благо –кропят нам слёзы, что горох.Миры обкраденные, тая,струятся в ручейках весны,мы – их, они – о нас не знаютв равновесомьи немоты.Но ты тори свою дорогу,ведь сердце – вечности мотор –где не приткнёшься – слава Богу,нас отпевает вещий хор,и неба, и земли струенье.Одна лишь Пресвятая Мать,как ожиданья обретенье,кресту поклоны бьёт опять.

* * *

(Из цикла «Трены Н.Г. Чернышевского»)

V Оболганной – Отчизна в нас взрастает,Солгавшая – нас мучает. В бредуО ней горевшие – испейте стыд и дух,И пусть вас Бог, и пусть вас Бог спасает!Простоволоса на ветру душа,Как факел оперяющейся боли,В неволе для себя глотнули воли,За смертный страх определяя шаг.И вот – пришел бессмертья щедрый вечерв Отчизну новую – усильями толпы.Так не ропщите, что на ваши лбыГосподь кладет пресветлый перст разящий.

* * *

Ты где-то здесь – на призабытых склонахмелеющего прошлого. Блукаешьпустыней моего молодосчастья,суровой скорби мертвенная тень.Так часто Бог нам встречи посылаетв сей келий. Так часто я тебязову сквозь сон, чтоб душу натрудитьвовек несбытным молодым грехом…К стене меня припёрли (здесь четыреугла, и пятого – никак не отыскать).Во всякий день на исповедь встаю,но даже епитимьи не наложат.Всё образ твой сквозь граты проступает,скорбь возвращая. Сёстры-близнецы(твои ночные лики) в сотню глазглядят в меня, немые, словно ищути не найдут никак былой души.Ты есть во мне. И так пребудешь вечно,свет опаляющей свечи! В беденаполовину мёртвый, лишь в тебеуверенность, что жив ещё – черпаю,что жил и буду жить, чтоб наизустьзапомнить пиршество утрат, несчастье счастья,как сгинувшую молодость свою,моя загубленная часть! В теберазлуку я признал, но срок еёнам доля не простила. Для тебяостановил я время. Каждый деньк истокам припадаю. Слишком тяжкоступать необратимою дорогой,лишившейся начала и конца.Надуманно живу, не соберусьнатешиться свободой и ночнымбеспамятством. Как будто столб огняменя ты из себя зовёшь, и манишьутерянным, забытым, дальним, карими золотым. Куда меня зовёшь,пчела-смуглянка? Дай же мне пребытьв сём времени страдающем. Позвольостаться с этим горем глаз-на-глази – или сгинуть, или победить.Напрасно. Ты опять приходишь в сон,распахиваешь царственно все двери –и золотые карие зрачкисмуглея – кружат вкруг меня. Теснятв свой плен и в молодость уносят,хоть головою – в пропасть…

* * *

Уже тогда, когда на дне древесномты жадно пил из прикарпатской туги,в последний раз из леса причащаясьправековой чужбины – застеклённой,чтоб вглубь не пропустить – уже тогда,когда коснувшись кручи торопливой,цепляясь онемевшими рукамиза ветви скользкие – уже тогдашаги сбивались в хаосе кореньеви дрожь колючая пронзала икры,и сердце медлило.Уже тогда, как вечервиденья одиночества лелеялсреди видений фееричных бестий(убрала тьма тягучие огнии в жёлтых колбах памяти сокрыла)беда в твой след за следом вслед ступала,и впереди маячила молва.

Когда разъятый ликами воров,шлюх, пьяниц, блудников – всех земляковс дрожащими и мокрыми губами,грешащий без греха, забытый городпотел и трясся не в пример трясине,под перешепт бродячих трепачей,желавших угодить и всем и вся –каким дохнуло холодом мне в душу!здесь, в чужедальней вотчине, в краю,где раньше всё звучало сердцем сердца,а слёзы крови – горизонт рядили!

Уже тогда, когда родные с детства,простые, грешные, честнее правды лицавдруг двинулись, заголосили разомнад головой твоей, уже тогда,над головой твоей, уже тогда,когда в дремоте дорогих околицты чуял неподвижность, а водав твердеющих артериях бежала,и на тебя табун катил (смотрите – вот он!кричала поражённая толпаи пальцы жёлтые в твой бок тянула),писало будущее наугад своёпропавшее «сейчас».Уже тогда,когда последние выстраивались святки(свят-вечер был, и коляда, и гомонмногоголосой детской коляды) –ты всё предвидел.И когда по Львовунеузнанным спешил судьбе приблизить(ах! вот он! вот он! вот он! – ближе встречи –миг расставанья),уже тогда,когда, заждавшись сладких обещаний,тебя выглядывали сонмы лиц из клиник,а векопамятный напев плотинойвставал торжественно на голоса трамваеви пешеходов, я прозрел: всё это –одно неизреченное прощаньес Отчизною, землёю, жизнью всей.

* * *

Ты тут. Ты тут. Прозрачней, чем свеча.Так тонко, так пронзительно мерцаешь,Оборванною щедростью пронзаешь,Рыданьем из-за хрупкого плеча.Ты тут. Ты тут. Как в долгожданном сне,Платок, касаясь пальцами, тревожишь,И взглядом, и движением – пригожейИ пылкой гостьей входишь в мир ко мне!И вмиг – река! Стремительно, как быИз глубины правековой разлуки,Поток ревёт, ломая волнам руки,Вдоль берегов, встающих на дыбы!Пусть память вспыхнет ливнем иль грозой!Пречистая, святошинского взораНе отводи! Не устремляйся в городУнылых улиц, площадей… Постой!Ты ж вырвался! Ты двинулся! То ль дождь,То ль горный сель. Медлительно движеньеМатерика, внезапный сдвиг и – дленье,И вечный страх, и рук немая дрожь.Идёшь – тоннелем долгим – дальше – в илНочной – порошу – снеговерть – метели.Набухли губы. Солью побелели.Прощай! Не возвращайся! Хлынул внизЗелёный свет. Звезда благовествуетО встречах неземных. В ночи дрожитИ плачет яр. Сыночек мой, скажи, –Пусть без меня родная довекует.Прощай! Не возвращайся! Возвернись!

* * *

Зажмуренных двое очей,кривые весы рамен,гербарий ладоней – звониз ночи.А где же та звезда горит,которую зрит мой сын?Словно о нить, о восход –режься.Какие-то всплески, блеск –схватки рассвета.И вот поплыла-плылавечность.Ведь сердце своё приручать,до памяти добежать,будто бы на свидание –будет.

* * *

Сегодня на рассвете мне звездасвой свет внесла в окно, и благодатьтакая лёгкая легла на душусмиренную, и наконец я понял:что та звезда – лишь сколок общей боли,пронзённый вечностью, как некогда огнём.Что именно она – пророчица пути,креста и доли. Материнства знак,до неба вознесённый (от Землина меру справедливости) – прощаеттебе мгновенья гнева и даётблаженство веры – что в конце концов вселеннойтвой зов тускнеющий услышан и отмеченсочувствия желаньем затаённым:поскольку жить – не приручать границы,а приучаться быть самим собойисполненным. Лишь мать умеет житьи свет распространять вокруг как звёзды.

* * *

Осоловел от песен сад,от соловьев и от надсад.От неприкаянной свечии от дрожащих звезд в ночи.На небе горняя луна,как пульс, вибрирует она.Мерцают вишни и черешнив саду. Тому мгновенье лилвысокий дождь. И безутешныхвоспоминаний ряд будил.Я распахнул веранды двери,где хаотичный вертоград,в себе самом не чуя лад,мне спящей розы не доверил.Свеча вздохнула, отпустила,как голубя, свой пламень в лёт,и стих твой вырвался без титла,и дух рванулся из тенёт.Здесь небо слишком кругло с краю,и сада лень кругла, в зенитмоя святая мать глядит.Я в ней – смеркаюсь и светаю.

* * *

На Лысой горе догоранье ночного огня,осенние листья на Лысой горе догорают.А я позабыл, где гора та, и больше не знаю,узнает гора ли меня?Пора вечеренья и тонкогортанных разлук!Я больше не знаю, не знаю, не знаю,я жив или умер, а может, живьем умираю,но всё отгремело, угасло, замолкло вокруг.А ты, словно ласточка, над безголовьем летишь,над нашим, над общим, над горьким земным безголовьем.Прости, я случайно… прорвалась растерянность с кровью…Когда бы ты знала, о как до сих пор ты болишь…Как пахнут по-прежнему скорбью ладони твоии всё еще пахнут солёные горькие губы,и тень твоя, тень, словно ласточка, вьётся над срубом,и глухо, как влага в аортах, грохочут вокруг соловьи!

* * *