Папенькина дочка - Петр Сосновский Страница 40

За спиной у матери он говорил мне, что хотел бы меня и Ингу познакомить. Но пока не представлялось случая.

— Жизнь большая. Никто не знает, что в ней важно или второстепенно, может быть, вы, будете еще друг дружке нужны.

Мать к моим успехам отнеслась более спокойно. Она сразу же после отца ушла на кухню готовить ужин. Но прежде поцеловала меня в щечку. Я видел, Любовь Ивановна мной довольна.

Я и Светлана остались одни.

— Сколько мы с тобой живем? — спросила жена. Я посмотрел на нее, немного подумал и ответил:

— У меня такое ощущение, что очень-очень долго. Но если быть педантом, то полгода!

— Да с тобой я живу много-много лет! Тут ты прав! А вот с Любовь Ивановной только полгода. Я еще не научилась ее понимать! Не представляю, как она может быть спокойна? Ее муж, Николай Валентович уезжает к другой семье, а она… — не понимаю.

— Нет, не к семье, а на завод, по работе, если быть точным. Он, этот самый завод, находиться там, на юге страны. Отец работал на нем главным инженером. Он его курирует и не только его, но и другие заводы. Он их все объезжает. А уж там, когда Николай Валентович будет на заводе, то постарается найти время заглянуть к дочери, моей сводной сестре — Инге. Вот так! — закончил я свою речь.

— Ну, все равно к дочери, бывшей жене…, — повторила мои слова Светлана. — Моя мать, если бы отец только лишь заикнулся, такой бы крик подняла. Мало не показалось бы!

— Ты думаешь, моя мать не поднимала крик? Но это было давно, — констатировал я. — Когда-нибудь у Филиппа Григорьевича с Марией Федоровной также все образумиться и не будет необходимости не доверять.

— Ну, дай Бог! — ответила мне Светлана.

Однако, чтобы не оканчивать разговор на грустной ноте, сверкнув зелеными глазами, сообщила мне:

— Я на следующий год решила пойти учиться. Вот так! Не только тебе быть образованным, — и засмеялась.

Я не удержался и тут же отправился рассказать об услышанной новости родителям. Они обрадовались словам невестки, и пришли ее поздравить.

— Молодец, — сказала Любовь Ивановна. — Это по-нашему.

Отец посоветовал Светлане по весне пойти на подготовительные курсы. Она согласилась.

Мне было интересно наблюдать за Филиппом Григорьевичем. Он весть дочери о том, что она надумала учиться дальше, принял с неописуемым восторгом — от удовольствия даже подпрыгивал. Тесть не сомневался — дочь обязательно поступит в институт. Он всем в поселке раструбил, в первую очередь своему другу однополчанину — отцу Татьяны Полнушки и не только ему, бабе Паше сказал:

— Николай Валентович, свояк он все сделает! Моя Светлана можно сказать уже там. Это вам не техникум.

11

Каникулы в институте, а затем и в техникуме несколько снизили мою нагрузку. Однако их нельзя было назвать отпуском. Я продолжал ходить на работу, хотя она эта самая работа заключалась в подготовке к началу следующих занятий.

— У тебя то пусто, то густо! — глядя на такое положение дел, сказала Светлана. — Ладно, твои каникулы мы проведем с пользой.

Я был не против. Однако — это были слова. Моя жена работала. И была занята не так как я. Поэтому мне их пришлось большей частью провести с Олегом Анатольевичем. Мы брали лыжи и выезжали за город. Раза два я ходил на лыжах и со Светланой, но не больше. С нами однажды увязались Михаил Крутов и Татьяна Полнушка. А как-то даже Виктор Преснов. Правда, ненадолго. Час-два побыл. Как мы не пытались его удержать не смогли:

— Это, у вас ни каких забот, — сказал друг, — только бы гулять. А я человек семейный, жду пополнения — сына. — Он беспокоился о Валентине.

Выходные дни моя жена старалась использовать для поездок домой. Те, несколько дней, которые она провела вместе со мной за городом на лыжах, пришлись ей по душе, если бы не одно обстоятельство: ее ждал Филипп Григорьевич, и отсутствие дочери его нервировало. Мне приходилось мириться. Хотя, я порой и выказывал ей свое недовольство, но, что мог поделать. Она была папенькиной дочкой. Этим все было сказано.

Моя сводная сестра Инга и жена были в чем-то схожи друг с другом. И та и другая были папенькиными дочками. Наверное, поэтому я однажды не удержался и рассказал жене о детском письме сводной сестры отцу. Черт меня дернул. После супруга не раз приставала:

— Андрей, напиши ей. Вы должны знать друг о дружке больше. Неужели тебе все равно? Я не верю!

Светлана была права, Инга меня интересовала. Но я не способен был напирать на отца — расспрашивать его. Он об Инге мог сказать только сам, без какого-либо давления извне. И то, что хотел, ничего более.

Адрес, где жила моя сводная сестра я мог найти. Для этого мне нужно было всего лишь забраться в кабинет Николая Валентовича и покопаться в его бумагах. Но совесть для меня была дороже, и я шага не сделал, чтобы получить, таким образом, информацию. Зачем?

— Жизнь сама сочтет нужным, когда нас свести вместе и познакомить, — сказал я однажды Светлане. — Инга обо мне знает и этого достаточно. Я тоже знаю о ее существовании.

— Но ты даже не можешь сказать какая она — высокая, низкая, полная, тощая, шатенка или же брюнетка? Ты ничего не знаешь о ней. Ну, лишь то, что она замужем. Но за кем замужем? Кто у нее муж? Какой он человек? Есть ли у них дети?

— Все-все-все, не говори мне о ней! Я ничего не хочу слышать! — сказал я, а затем дополнил: — Да, детей у нее отчего-то нет, какие-то проблемы, словом, не знаю с чем это связано. — Вот были мои слова. Разговор со Светланой о старшей сестре мне всегда был неприятен. Я спешил выпроводить жену в поселок навестить родителей, лишь бы она не напоминала мне об Инге.

Домой Светлана отправлялась часто с братом. Я провожал их до станции и возвращался назад. Правда, из-за того, что не мог я боготворить Филиппа Григорьевича. Он мне был неприятен. Я его всячески избегал. Теща та была проще. С Марией Федоровной всегда можно было найти общий язык, и я бы нашел, но так как ограничивал свои поездки в поселок, сблизиться было невозможно.

Для того, чтобы отлынивать от поездок в поселок я ссылался на то, что мой тренер не отпускает, требует от меня результатов в спорте.