Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 03 Страница 52

2

С юго-западным краем России, который некогда был колыбелью русской государственности, за короткий временной отрезок произошла небывалая в истории подмена.

Население этого края с самого зарождения в нем государственной жизни называло себя русским. В XIII веке, после татарского погрома, единая Русь оказалась разделенной на две части, получившие названия Малой и Великой Руси. При этом слово «малая» в названии «Малая Русь» нисколько не означает «меньшая по рангу» или «неполноценная». Наименования «Малая Русь» и «Великая Русь» пустили в обиход византийские греки, которым для продолжения отношений по церковным и прочим делам с расколотой надвое Русью потребовалось отличать одну ее часть от другой (9). Согласно античной традиции, в которой давались эти названия, «малая» — значит «исконная», «изначальная», территория первоначального пребывания народа и зарождения его цивилизации, а «великая» — область дальнейшего распространения этого народа и расширения его владений. Малая Русь длительное время пребывала под иноземным владычеством, однако, несмотря на это, население ее твердо хранило свое русское имя и отстаивало православную веру. Вплоть до 1917 года население Малой Руси считало себя русским, принадлежащим к одной из трех ветвей триединого русского народа.

Сегодня кажется невероятным, но даже предки нынешних антирусски настроенных галичан (Галиция с XIV века сначала была частью Польши, затем — Австрийской империи) до сравнительно недавнего времени сознавали себя русскими и в качестве таковых противостояли польскому засилью и влиянию в крае. Так было до тех пор, пока в дело не вмешались австрийские власти. Обеспокоенные тем, как бы из-за родственных уз, связывающих русских, проживающих в Австрии и в Российской империи, не вышло каких-либо неудобств для Вены, австрийские власти задались целью превратить своих русских подданных в новый, нерусский народ. Осуществлению задуманного немало способствовали распространившиеся по Европе, с середины XIX века, различного рода социалистические веяния. Их проникновение в Галицию привело к тому, что русское национальное сознание галичан постепенно перемешалось с классовым. Уже к концу XIX века русское население Галиции раскололось на так называемых «москвофилов», продолжавших следовать русским национальным и духовным традициям, и «народовцев», предпочитавших (с подачи польских историков) именоваться не русскими, а «украинцами». Идеология последних опиралась на простонародную культуру, социалистическую доктрину и верноподданническую позицию по отношению к австрийскому трону, представляя собой довольно странную смесь. «Народовцы» пользовались активной поддержкой австрийских властей.

В пределах Российской империи начало перерождения русского населения Малороссии в «украинцев» тоже неразрывно связано с распространением социалистических идей, с характерным для них противопоставлением низового, «народного», всему тому, что относилось к высшим, «эксплуататорским», классам.

Кстати, и первые в Малороссии попытки писать на языке, отличном от литературного русского, приходятся на период, когда во второй половине XIX века на малороссийскую почву была перенесена общая для того времени демократическая мода просвещать народ посредством издания для него литературы на «народном» языке. «Прогрессивные» люди принялись писать «для народа», подлаживаясь под образовательный уровень неграмотных крестьян, вместо того чтобы пытаться подтягивать их к высшей культуре. Все это делалось отнюдь не ради создания новых языков и воспринималось тогдашним обществом всего лишь как способ донести элементарные знания до неграмотного народа. Предполагалось также, что чтение крестьянами подобной литературы должно стать первым для них шагом к полноценному образованию. Даже Лев Толстой писал в свое время азбуку для своей яснополянской школы на особом, тульском, языке (10). Однако особый тульский литературный язык (как и вятский, рязанский, сибирский…) дальнейшего развития не получил — иначе сбылись бы мечтания австрийского «теоретика» Варфоломея Капитара, еще в 40-х годах XIX столетия трудившегося над планом, реализация которого должна была привести к тому, чтобы в России в каждой деревне писали на отдельном языке, непонятном ближайшим соседям (11).

Что же касается Малороссии, то социалистические настроения местной интеллигенции, выражавшиеся, кроме прочего, в пренебрежительном отношении к высшим духовным и культурным ценностям с одновременным увлечением особенностями простонародного языка и быта (в которых представлены основные отличия малороссов от остальных русских), способствовали созданию благоприятной среды для появления особого литературного украинского языка и последующего перерождения русского населения Малороссии в новый нерусский народ. К тому же в случае с Малороссией дело не обошлось и без активнейшего содействия этому процессу со стороны внешних сил, заинтересованных в расколе России.

Национальность «украинец» по сути и возникла, когда к признаку этническому был подмешан классовый признак и поставлен во главу угла, заслонив собою русскую духовную и культурную общность. «Украинец» — это малороссийский простолюдин, носитель «народной» культуры, не затронутый высшей национальной культурой (которая до определенного времени считалась принадлежностью высших, «образованных», слоев общества), не желающий к ней приобщаться и настаивающий на своей культурной самодостаточности.

Следует все же заметить, что те, кто относил себя к названному «этносу», составляли среди образованной части населения дореволюционной Малороссии ничтожное меньшинство и представляли собою довольно экзотическое явление. Да и сами будущие вожди украинского сепаратизма, до тех пор пока им в руки не свалилась власть над юго-западным краем России, ни о каких сепаратизмах не помышляли и стояли на самых умеренных позициях. Как вспоминал о том времени князь Волконский: «Слово „украинец“ […] произносилось так редко, что, когда в 1917 году его ввели в употребление, мы, русские (в том числе и малороссы), спрашивали друг друга, где в нем ставить ударение» (12).

3

В послереволюционные годы большевики и украинские самостийники достигли между собой своего рода компромисса ради реализации общей их цели: скорее покончить с ненавистными тем и другим старыми российскими порядками и со всем тем, что могло бы напомнить о прежней России. Сошлись они в итоге на том, что большевики, получив в свои руки государственную власть на Украине и возможность проводить экономическую политику, предоставили самостийникам проводить политику образовательную и культурную (тем более что экономические прожекты самостийников мало чем отличались от большевистских).

Подобный компромисс для них был вполне естественен, потому что, несмотря на время от времени возникавшие между большевиками и украинскими самостийниками взаимные неудовольствия и несмотря на все проклятия нынешней украинской власти по адресу большевиков, у большевиков и украинских самостийников гораздо больше было общего, чем различий.

Во-первых, социалистическая идеология, к которой в той или иной степени тяготели все украинские «пророки», и основанные на этой идеологии сходные экономические воззрения.

Во-вторых, атеизм, который в конце концов и позволил разделить единый в прошлом народ по второстепенному признаку — признаку языкового отличия (насаждаемого к тому же искусственно), — разрушив то, что этот народ объединяло — православие. А ведь именно православная вера — общая вера малороссов и великороссов — препятствовала всем прежним попыткам врагов России вынудить население Малой Руси изменить свой национальный, культурный и духовный облик.

В-третьих, схожая политика в сфере культуры. Культурная политика самостийников характеризуется демократизацией в дурном смысле этого слова — иначе говоря, уравниловкой в культуре, достигаемой посредством понижения вершинных уровней. Выражается она в попытках уравнять создаваемую искусственно и находящуюся в первобытном своем состоянии украинскую культуру и великую, мирового значения, русскую культуру — уравнять посредством вытеснения и замалчивания последней, несмотря на то, что она создавалась совместно всеми частями русского народа и должна принадлежать малороссам в не меньшей степени, чем великороссам.

В-четвертых, установка на полный разрыв с дореволюционной Россией, ее историей, традициями, наследием; общее для коммунистов и украинских самостийников стремление разрушить «до основания» прежний порядок вещей и затем возводить на его месте «новый мир», не считаясь при этом с «издержками».

Один из виднейших деятелей украинства эпохи русских революций и гражданской войны, В. Винниченко, писал: «…Вся украинская государственность вышла из революции, революцией поддерживалась и всецело от революции зависела в своем дальнейшем существовании и развитии. <…> Именно советская Россия была наилучшим обеспечением возможности существования украинской государственности…» (13).