Журнал «Если» - «Если», 2008 № 04 Страница 8

Всего лишь графиней, и все же она восседала, подобно принцессе, на стуле с высокой прямой спинкой из крепкого дуба, украшенной грифонами, львиными головами и геральдическими лилиями.

Правда, тронного возвышения не было, но вокруг самого «трона» образовалось свободное пространство: присутствующие почтительно держались на расстоянии. И по-прежнему не сводили глаз с меня и Астольфо, словно собрались здесь с единственной целью: как следует нас рассмотреть.

Мы, как и полагалось, выразили хозяйке надлежащее почтение, после чего Астольфо уверенно, без всякой скованности, обратился к ней:

— Синьора Триния, мы явились сюда по вашему повелению.

— По моему приглашению, мастер Астольфо. У меня нет права приказывать вам.

Интересно, почему она кажется столь миниатюрной? Может, из-за размеров стула? На вид ей уже далеко за тридцать, но, благодаря манере моститься на сиденье едва ли не боком, она выглядит ребенком. Выдает ее голос. Голос старой женщины. Еще не дрожащий, но неопределенного тембра и чуть заметно надтреснутый. В светлых волосах проглядывает серебро, и стоит ей повернуть голову, как вокруг возникает нечто вроде переливающегося ореола. Нельзя сказать, что взгляд у нее рассеянный. Просто он устремлен в какую-то точку между нею самой и человеком, к которому она обращается, словно смотрит куда-то внутрь… только вот внутрь себя или собеседника? Поэтому и кажется, что она немного не в себе, хотя говорит достаточно ясно и разумно.

— Вы оказали нам огромную честь своим любезным приглашением, — ответил Астольфо и снова поклонился, сняв крахмальный полотняный берет левой рукой и широко взмахнув правой, будто виолончелист смычком.

— Могу я осведомиться о здоровье вашей супруги и деток? — спросила графиня.

— Увы, я не женат, — вздохнул Астольфо, — и, к несчастью, живу один со своим немым слугой Мютано и этим человеком, Фолко.

Он подтолкнул меня локтем в бок, и я поспешно поклонился.

— Это все слуги, которыми я обхожусь. Согласен, иногда мне кажется, что я веду безрадостное, почти отшельническое существование.

— Но, возможно, именно этот образ жизни позволил вам приобрести умение и искусство, необходимые для культа теней. Мне сообщили, что ваше ремесло требует постоянной и упорной практики.

— Да, я действительно много трудился, но, возможно, человек более способный и талантливый усвоил бы все детали куда быстрее.

Графиня ничего не ответила, рассматривая довольно грузную фигуру моего лысеющего хозяина, его умелые руки, пышное одеяние и мягкие серые глаза, в которых никогда не возникало и тени угрозы.

Очевидно, графиня уже многое знала об Астольфо, а возможно, и обо мне, и подробными расспросами она лишь пыталась выиграть время, чтобы получить окончательное впечатление о нас обоих. И все же я немного удивился, когда она вдруг сказала:

— Думаю, мы уже встречались раньше.

Астольфо чуть помедлил, прежде чем ответить:

— Мне так не кажется, синьора. Уверен, что наверняка запомнил бы столь грациозную и очаровательную даму.

Ее голос мгновенно похолодел, как порыв ледяного ветра, прилетевший с замерзшего озера.

— Если я говорю, что мы встречались, значит, так оно и есть. Согласна, ум у меня не так гибок, как в былые времена, да и сообразительность уже не та, и все же я не настолько забывчива, чтобы не припомнить некоего Астольфо, вора, похитившего тень убийцы Торродо и доставившего эту тень его смертельному врагу на издевательства и муки.

— О, те дни давно миновали, и происходившие тогда события теперь, скорее, относятся к разряду слухов, чем принадлежат истории, синьора.

— Послушайте, не стоит меня сердить! Если я говорю, что мы встречались, значит, так оно и есть, — повторила графиня. — Если я утверждаю, что ты сделал то-то и то-то, следовательно, все эти деяния принадлежат исключительно тебе.

Она нервно забарабанила каблуками, скрытыми широкой шелковой юбкой, по подножию стула — совсем как нетерпеливое дитя.

— Синьора… — почтительно пробормотал Астольфо с очередным поклоном.

— Мне не слишком нравятся тени! — объявила она. — Противные, крадущиеся, раболепные создания. Люди говорят, что ты — вор, который крадет и продает тени, получая немалую выгоду. Лично мне не понять, как это можно украсть тень. Но если тень — это вещь, полагаю, ее можно похитить. А грабители… грабители так и кишат повсюду. У меня постоянно пропадают кольца, золотые и серебряные браслеты, диадемы и все такое прочее. Даю слово: кое-кто из наглого жулья околачивается в этой комнате и сейчас.

— Синьора!

— Я не о тебе, Астольфо! Тут полно и других. О, я могла бы столько порассказать о каждом из этой компании — ты бы ушам не поверил! Милейшие люди, ничего не скажешь, милейшие!

Многие из собравшихся, должно быть, слышали ее реплики, но никто и виду не подал. Приглушенная беседа ни на секунду не прерывалась. У меня создалось впечатление, что придворные привыкли к неожиданным взрывам гнева графини и почти не обращали на них внимания.

— Возможно, это всего лишь недоразумение, — предположил Астольфо. — Уверен, все в этом зале — люди порядочные и благородные.

— А вот это зря! Верить никому не стоит. Кстати, почему тебе так нравится противоречить мне на каждом шагу? Считаешь меня дурой?

— О нет, синьора, никоим образом.

— Иногда я действительно веду себя как дура, причем редкостная! Видишь ли, временами откуда-то появляется облако, которое окутывает меня и так затуманивает голову, что я долго не могу сообразить, кто я такая и где нахожусь. Именно в подобные моменты изменники и предатели пользуются моим состоянием и творят свое черное дело.

Я снова оглядел толпу, столь же безмятежную и невозмутимую, как и минуту назад.

— Но кому могут понадобиться эти тени?! Мерзкие, гнусные, вечно шепчущиеся скользкие твари, неотступно ползущие за тобой по пятам или торчащие у стен с угрюмыми, капризными физиономиями. Ни одной радостной. Объясни, зачем они нужны?

— Моя госпожа, — почтительно начал Астольфо, — я и сам часто удивлялся, до чего же разнообразное применение можно найти для теней. Обычно они используются с целью создания прохлады или определенной атмосферы в помещении. Облегчают свободу общения и смягчают остроту спора. Можно нанять арфистов и лютнистов, тихо играющих на вечерах и собраниях и обеспечивающих приятный фон для беседы. Так вот, тени способны служить этой же цели. Возможно, вы слышали, что виноделы часто ставят бочонки в определенных тенистых участках, чтобы получить тонкость и глубину вкуса у сортов, лишенных достойных природных качеств… словом, тысячи вариантов применения. Разве не вы сами наняли ту компанию теней, что толпятся в коридоре, ведущем в парадный зал? Полагаю, вы хотели доставить неприятности гостям, явившимся с неизвестными целями, или подвергнуть испытанию тех, кто пришел навестить вас.

— Мне не нужны никакие тени! Они по своей воле просочились сквозь стены, если только…

Графиня с горечью оглядела общество и рассерженно пробормотала:

— Если только кто-то из этих предателей не привел их с собой, чтобы причинить мне зло. С тех пор как умерла матушка, я больше не знаю, кто — мой верный друг, а кто — тайный враг.

— Скорблю вместе с вами о вашей потере, — учтиво молвил Астольфо. — Когда это произошло?

— Может быть, вчера. А может, много лет назад. — Ее глаза широко раскрылись. Лицо на миг исказила гримаса ужаса. — А может, случится завтра.

— В любом случае, это тяжелая утрата.

Она махнула грациозной, обремененной тяжелыми кольцами ручкой в мою сторону:

— Почему твой друг все время молчит? Я не доверяю тем, кто лишь глазеет по сторонам, но слова не вымолвит.

— Фолко только недавно с фермы, — пояснил Астольфо. — Не умеет себя вести в приличном обществе и больше всего на свете боится показаться неотесанным детиной. Но как помощник он совсем не плох.

— Помощник в твоем предприятии с тенями?

Астольфо мягко улыбнулся и кивнул.

— Так вот, я позвала тебя по поводу омерзительных, грязных теней.

— Повторяю, для меня ваше приглашение — большая честь.

— Почему ты постоянно раздражаешь меня? Я сказала, что настояла на твоем приходе. Я недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы приглашать. Я очень редко кого приглашаю последнее время. Нельзя так легко доверять людям.

— И вам даже не с кем потолковать по душам?

Графиня на удивление резко хлопнула в ладоши, и в зале мгновенно воцарилась тишина. Пожилой мужчина, сидевший у стены на скамейке с резными подлокотниками, поднялся, медленно направился к большому столу, накрытому белой дорожкой, и взял с него маленькую шкатулку из тисненой кожи, перехваченную железными полосами.

Шкатулку он понес было графине Тринии, но та взмахом руки указала на Астольфо.