Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1982 год Страница 9

Миновали пересечение с Джарским оврагом. Джар, как называют здесь этот овраг, ныряет под каналом; в трубах, проложенных по нему, собирают и отводят паводковые потоки. Нет воды — плохо, но слишком много тоже несчастье. Был случай, когда весеннее половодье чуть не смыло мосты. Четверо суток не спали тогда строители. В остальное время года Джар служит дренажным коллектором, по нему сбрасывают грунтовку. Прежде, вводя под орошение новые земли, строители не занимались трудоемким дренажем, и почвы начали засоляться. Экономия обошлась слишком дорого. Ошибку строители Каракумского канала исправили, сейчас их задача — не только дать земле «живую» воду, но и отвести «мертвую», соленую. Работа по освоению новых земель ведется в комплексе: кроме подготовки почв к использованию, Главкаракумстрой возводит и поселки для целинных совхозов с коммуникациями и дорогами.

В одном таком целинном совхозе — «Путь ленинизма», расположенном в Гяурской долине, я побывал.

Как раз начиналась хлопковая страда. На поля вышли первые бригады. Большой куст хлопка с белыми пушистыми коробочками украшал и кабинет директора совхоза Ягмура Пошадова. Разливая в чашки свежезаваренный зеленый чай, Пошадов сказал:

— Угощайтесь! Лучшее средство от жажды и усталости. Вы уж простите, мы, производственники, привыкли к цифрам, они иногда красноречивей слов...

Вот что он рассказал о своем хозяйстве.

Совхоз «Путь ленинизма» возник в 1967 году с приходом в эти места канала. Начинали с хлопкового поля в 80 гектаров. Сейчас под посевами 5300 гектаров, и почти весь хлопчатник самых ценных, тонковолокнистых сортов. Развивается и животноводство. Кормами совхоз обеспечивает себя сам. В благоустроенной усадьбе живет несколько тысяч человек — переселенцев из разных районов Туркмении. Есть своя школа, больница, Дом культуры, стадион.

— Родит не земля, а вода,— вспомнил Пошадов народную поговорку.— Совсем недавно на этом месте была голая пустыня, сейчас в наш совхоз приезжают за опытом со всей Средней Азии. Правильно говорят, что Каракумский канал не просто стройка, а целая эпоха в истории нашего народа. Это новая экономика, новый быт и даже, если хотите, новая психология людей.

На улице возле конторы совхоза стоял грузовик; вокруг суетились люди, украшали кузов кумачом: на завтра было назначено отправление «Красного каравана» — начало массовой машинной уборки хлопка. Пробежала, щебеча, стайка школьниц в длинных, до пят, ярко-синих платьях. У могучего карагача мальчишки гоняли самодельными клюшками шайбу. Ребята эти родились и выросли здесь, они знают о том, что было в их родных местах раньше, только из книг да из рассказов родителей, которые своими руками строили новые Каракумы. Впрочем, на их долю пустыни еще хватит...

По каналу, минуя разведенный понтонный мост, плыл белый туристский теплоход «Беларусь»...

800-й километр. Ашхабад

В небольшом ашхабадском скверике сидит на скамейке старик в полосатом халате и в тельпеке — косматой овечьей папахе. Сидит, нахохлившись как птица, и смотрит на фонтан. Вокруг ни души, никто не мешает старику слушать голос воды...

— Вспомнилось, как в Мургабском оазисе у древнего мазара Султан-ага учил меня умываться. Он был сторожем здесь, красивый высокий восьмидесятилетний аксакал, обугленный солнцем, в повязанном чалмой русском цветастом платке. Сжав узловатую морщинистую длань, Султан-ага налил в нее, словно в пиалу, воду из кувшина и бережно растер ее ладонями. Затем растопырил кисти, как гребни, и, накладывая их одна на другую, смочил кожу между пальцами. Так три раза он брал воду то правой, то левой рукой и повторял всю процедуру. Еще три пригоршни пошли на лицо. Последним жестом он, поклонившись, увлажнил голову. При умывании вода не проливалась из рук старика, а лишь капала на землю редкими каплями. Ее нельзя было стряхивать.

— Харам! Грех! Кто делает так, тот негодный человек,— сказал Султан-ага.

Выходя из городского сквера на людную улицу, я еще раз оглянулся. Журчал фонтан, и старик, словно загипнотизированный щедро и праздно льющейся водой, все так же неотрывно и сосредоточенно смотрел на нее...

Управление Главкаракумстрой находится в самом центре Ашхабада, в большом многоэтажном здании. В главке решаются ежечасно сотни, если не тысячи больших и малых дел. И все же я, честно говоря, был ошарашен тем ритмом работы, который царил в кабинете главного инженера управления Геннадия Эдуардовича Грибача.

— Присядьте,— предложил Грибач,— сейчас освобожусь.

Он разговаривал по телефону, как мне показалось, с представителем газеты.

— Каракумский канал орошает полмиллиона гектаров. Записали? Как это представить? Это половина производимого в республике хлопка, три четверти объема винограда, фруктов, овощей, бахчевых, вина, зерна, коконов шелкопряда. В результате обводнения пустынных пастбищ в несколько раз увеличились отары овец, а это мясо и каракуль.

Добавьте сюда нефть и газ, ведь канал дал толчок и развитию промышленности. Учтите еще сотни километров линий электропередачи и шоссейных дорог, судоходство. Такова отдача.

Грибач повесил трубку. Тут же зазвонили сразу два аппарата. Грибач манипулировал трубками, как рычагами, одновременно что-то отмечая на календаре, умудрялся даже говорить по обоим телефонам сразу.

— Какой кран затащить? Вы что, сами не можете это решить? — холодно отчитывал он кого-то и, отведя эту трубку в сторону и приблизив другую, переходил на мягкий тон: — Простите, не могу. У меня на делегации время кончилось. Слишком часто бывают...

Наконец телефоны замолчали. Но зато в кабинет принесли ворох срочных бумаг на подпись. Потом, споря на ходу, ворвалась целая толпа людей, и по всему было видно, что главный нужен им позарез.

Поначалу обстановка в кабинете показалась мне почти авральной. Даже слова здесь звучали как-то по-военному: «фронт работ», «подтянуть тылы», «бросить технику»... Но скоро стало ясно, что никакого аврала нет. Просто такой темп работы. Грибач оставался совершенно спокоен, много шутил — для него шел обычный день. Но была большая сосредоточенность и абсолютное знание дел, которое позволяет ориентироваться во всем мгновенно.

И со мной он, в конце концов, поговорил без всякой спешки, обстоятельно ответив на все вопросы. Когда речь зашла о трудностях, он закурил и начал мерить кабинет шагами.

— Что ж, дело большое и трудности большие. Иногда кажется, только они и есть. Скажу основное. Техника еще отстает. Не хватает мощных машин, а те, что есть, не используются полностью. Механизмы ведь для чего делают железными? Чтобы вертелись круглые сутки. Так ведь? Непростой вопрос — очистка канала от наносов. Келифские озера уже почти заилены. Сократился прирост рыбы. Сейчас мы строим новое, Зеидское водохранилище, оно позволит нам убить сразу нескольких зайцев—будет очищать канал, аккумулировать дополнительный объем воды и поддерживать рыбные запасы...

Я спросил, как повлиял канал на климат пустыни.

— Стало легче дышать. Повысилась влажность воздуха, появилось больше зелени, и климат помягчел. Наши водохранилища — Хаузханское, Копетдагское — это же моря! Есть теперь где отдохнуть. У нас даже проводятся всесоюзные соревнования по водному спорту. Это в пустыне-то!

— А дикая природа? Звери? — не унимался я.

— Судите сами. Сейчас у нас вдвое больше разных видов птиц, чем до прихода большой воды. Изменились маршруты перелетов: пернатые летят теперь вдоль канала — здесь им отдых и кормежка. А некоторые покружатся-покружатся и остаются на зимовку. Стало больше кабанов, правда, и волков тоже. Есть отрицательные моменты. Сократилось количество некоторых животных, джейранов например,— канал перерезал им пути миграции. Но это, как говорится, издержки неизбежные и оправданные. Пользы все же больше.

— Ну а самое главное — продолжение канала?

— Не это главное, даже не это.

— Как?

— Самое важное и самое сложное сейчас — создание новых оазисов. Мало дать воду — надо освоить земли. А темпы мелиорации у нас еще отстают. Вот над чем мы бьемся, вот что должны решать прежде всего.

Грибач подошел к большой настенной карте.

— А канал что? Будем, конечно, продолжать. Мы добрались вот сюда,— он показал место на карте рядом с городом Казанджиком, где синяя лента канала переходила в пунктир.— Это одна из самых горячих точек, наша передовая. И работает там у нас в основном молодежь. «Джанахыр» — так назывался этот край раньше. «Конец жизни»... Знаете что? — закончил он неожиданно.— Я дам машину — посмотрите все сами.

1100-й километр. Вагончик Нурыева

Буран налетел внезапно, плотной стеной и уже не отпускал. Солнце едва просвечивало сквозь серые тучи свистящего песка. Он набивался в машину, резал глаза, скрипел на зубах. Сразу стало трудно дышать. То был каспийский ветер. Он достигал в этих местах Копетдага и безраздельно хозяйничал в предгорьях.