Экономцев Игорь - Обетованный остров Страница 10

Странным и таинственным образом все действующие лица этой драмы оказались связанными между собой. Вначале существовал треугольник — Эномай, Гипподамия и Пелоп. Был ли выход из этого треугольника менее трагическим? Допустим, Пелоп и Гипподамия бежали из Писы... Куда они могли направить свои стопы? — Вероятно, в Фивы, к сестре Пелопа Ниобе, жене фиванского царя Амфиона. Но в этом случае неизбежно произошел бы вооруженный конфликт между федерацией южных ахейских государств и Фивами, отношения между которыми и без того были достаточно напряженными. И тогда, все равно, кто-нибудь из них должен был погибнуть — Эномай или Пелоп, только спор между ними решался бы не в состязании на колесницах, а на полях сражений с участием тысяч людей.

Теперь другой вопрос: кто несет ответственность за преступление — Эномай, Гипподамия, Пелоп? — Каждый из них и никто. Это трагическое сплетение обстоятельств и причин, уходящих в глубь, в прошлое, в подсознание.

После гибели Эномая возник новый «роковой треугольник» — Гипподамия, Пелоп, Миртил. И опять выход из него произошел путем преступления, причем с математической неизбежностью. И в этом преступлении виновны были все трое и никто.

Ясно одно — преступление рождает преступление и мы оказываемся как бы в замкнутом порочном круге. Во всяком случае, проклятие, тяготевшее над Пелопом, перешло на его потомков.

У Пелопа и Гипподамии было семеро детей. Особенно ее тревожило то, что у них был сын, который, будучи признан Пелопом, воспитывался у нее на глазах как принц и один из наследников царя Писы. Этот факт превращал отношения между Пелопом и Хрисиппой практически в неофициальный брак, который легко мог стать и официальным, если бы «роковая страсть», владевшая Пелопом, со временем ослабла. Царицу угнетала возрастающая привязанность Пелопа к юному Хрисиппу, что, впрочем, было вполне естественно, поскольку дочери, горячо любимые им, покинули Пису, сыновья Гипподамии стали взрослыми, а в его отношениях с Атреем, Тиестом и Алкатом усиливалась отчужденность и даже неприязнь.

Атрей и Тиест были любимцами Гипподамии. В конфликтах между матерью и отцом они всегда были на ее стороне. Не решаясь открыто выступить против отца, они за глаза ругали его, называли рогоносцем, выжившим из ума, распространяли о нем мерзкие сплетни.

Сама атмосфера дворца Пелопа, где воспоминания о недавних преступлениях не угасали и продолжали отравлять жизнь царской семьи и придворных, с детских лет пагубно влияла на Атрея и Тиеста.

Она убедила их в том, что преступление является нормальным, естественным решением «роковых вопросов», способствовала развитию, видимо, от природы заложенных в них жестокости, лживости, склонности к интригам. И тот и другой испытывали почти органическое недоверие к прямым, открытым решениям и действиям. То, чего иногда можно было бы достигнуть без всяких усилий, они добивались сложными закулисными путями и, наоборот, действительно неразрешимые проблемы, перед которыми встал бы в тупик мудрец, они рубили сплеча, не считаясь с последствиями. Вопроса «можно или нельзя» для них не существовало. Все дело сразу же сводилось к одному — «как?»

Оба они были развращены до мозга костей. Шалопаи не оставили в покое ни одну служанку в доме. Они буквально затерроризировали округу, нападая на девушек и молодых женщин повсюду — в поле, прямо на дороге. Сколько раз им приходилось спасаться позорным бегством от разъяренных крестьян, с вилами и мотыгами преследовавших божественных царских отпрысков. Их похождения с придворными дамами иногда были столь скандальными, что создавали серьезные проблемы для Пелопа.

Атрей и Тиест всегда были неразлучны. Хотя Тиест и был моложе Атрея, он, обладая, несомненно, более изощренной хитростью и разнузданным воображением, выступал неизменно в роли заводилы, изобретателя пакостей. Его старшему брату отводилась роль, главным образом, исполнителя, а в критический момент — и козла отпущения. Пелопу все это было хорошо известно и попытки Тиеста после очередной пакости остаться в тени редко имели успех.

Самый младший сын Пелопа и Гипподамии, Алкат, сторонился своих старших братьев. Вообще, он был с детства мрачен и нелюдим. Обстановка в царском дворце его не развратила, подобно Атрею и Тиесту, а как бы придавила, преждевременно вызвав у него разочарование во всем, убив интерес к жизни. Матери и отцу он был как чужой. В глазах Алката уже в детстве была написана его судьба. Роковой вопрос своей жизни он разрешил также с помощью насилия и преступления, но своим особенным путем, совершив самоубийство.

Так вот, в этой обстановке разыгралась третья кровавая драма в доме Пелопа.

Гипподамия, замышляя козни против Хрисиппа, стала внушать Атрею и Тиесту, что отец собирается изгнать их из страны и сделать своим единственным наследником сына любовницы. Атрей и Тиест, которые и без того ненавидели Хрисиппа, решили свести с ним счеты.

В момент трагических событий Хрисиппу было шестнадцать лет. Это был мальчик впечатлительный, нервный. Двусмысленное положение Хрисиппа в доме царя, которое он слишком рано осознал, угнетало его. По своей природе он был добрым и отзывчивым. К отцу, который в нем души не чаял, мальчик относился с трогательной любовью.

Пакости, пущенные в ход против Хрисиппа Тиестом и Атреем, вначале были относительно безобидными, хотя и злыми. Они сводились в основном к мелким уколам, дурацким каламбурам, но вскоре приняли слишком даже серьезный характер.

Однажды Тиест предложил Атрею повторить «веселую шутку», которой прославился Миртил — вынуть чеку из колесницы Хрисиппа и заменить ее на восковую. Ночью они совершили эту операцию. Все, однако, завершилось трагикомически. В темноте братья перепутали колесницы и жертвой оказался сам Тиест. На следующий день, выехав из дворца вслед за Хрисиппом, чтобы быть свидетелем «веселой шутки», он грохнулся на землю и сломал себе ногу.

«Веселая шутка» не образумила братьев. По наущению Тиеста Атрей со своими друзьями подкараулил Хрисиппа в роще возле реки Алфей. Они задушили его, а затем инсценировали самоубийство.

Пелоп не поверил этой версии. Он начал расследование. Круг подозреваемых лиц все больше сужался, и у Пелопа почти не оставалось сомнений, что убийство является делом рук Атрея и Тиеста. И вот тогда Тиест решил предупредить развитие событий и воспользоваться ситуацией, чтобы устранить Атрея и стать единственным наследником престола. Он явился к отцу и рассказал, как был убит Хрисипп с мельчайшими подробностями, известными ему из первых уст, умолчав, конечно, о своей роли в этом злодеянии. Но Пелоп понял все. Реакция его оказалась неожиданной для Тиеста. Он холодно выслушал сына и ничего не сказал ему в ответ. Несколько дней Пелоп никого не принимал, а затем через управляющего дворца отдал распоряжение Атрею, Тиесту и Гипподамии покинуть Пису.

Гипподамия с сыновьями отправилась сначала в Макисту. Затем они перебрались в Медею. Там через несколько месяцев Гипподамия умерла. Ее прах был перенесен в Олимпию. Вскоре после этого умер и Пелоп, жизнь которого теперь потеряла всякий смысл. Его запоздалая попытка вырваться из «рокового круга» ни к чему не привела.

Пелоп был рожден для того, чтобы стать знаменитым героем и великим государственным деятелем. Под Троей на Лесбосе он одержал блестящие военные победы. Будучи царем незначительного и слабого государства, он приобрел огромное влияние среди ахейцев. Его единственной военной операцией после того, как он стал царем в Писе, был захват Олимпии. Пелоп понял, какое значение может иметь святилище Зевса для укрепления его авторитета. В отличие от Тантала он не спорил с богами и жрецы неизменно поддерживали его. Когда Электрион и Сфенел обратились к дельфийскому оракулу с вопросом о том, кого им взять в жены, Аполлон назвал имена дочерей Пелопа.

Таким образом, оба его зятя, сначала Электрион, а затем Сфенел, были царями в могущественных Микенах, сестра была замужем за правителем Фив, свою племянницу Пелоп выдал замуж за царя Пилоса Нелея, Питфей и Трезен стали царями в Посейдонии, получившей позднее название Трезении. Обладая столь сильным влиянием, Пелоп никогда не вмешивался в дела других ахейских государств и не мечтал, подобно некоторым другим анактам, о завоевании Азии. Возможно, это объясняется тем, что личная драма полностью поглотила его. Но с другой стороны, внутренняя напряженность, неразрешимость «роковых» проблем должны были бы, наоборот, толкать его к внешней активности. В чем же тут дело? По-видимому, Пелоп был, все-таки, мудрым политиком и, вообще, мудрым безумцем. Не потому ли он любил повторять: «Не создавай роковых ситуаций и не нарушай равновесия».

«Не создавай роковых ситуаций...» — думал Питфей. Да, это очень правильно и мудро... Но все ли здесь зависит от нас? И не только потому, что мы можем быть вовлечены в «роковые ситуации», созданные другими, помимо нашей воли, но потому, что они заложены в нас еще до нашего бытия. А равновесие... Оно может иметь смысл лишь как всеобщий принцип. Но кто способен претворить его в реальность? Вся сообщность людей, правители государств? Нет, это невозможно. Боги? Но они находятся в вечном несогласии между собой и, подобно людям, имеют пороки и одержимы страстями. Рок? Но он безразличен к судьбам людей и вселенной. Да, пожалуй, прав мудрый безумец Пелоп. Нам остается лишь рассчитывать на свои слабые силы и стремиться по мере возможности не создавать «роковых ситуаций» и не нарушать равновесия.