Экономцев Игорь - Обетованный остров Страница 11

«Не создавай роковых ситуаций...» — думал Питфей. Да, это очень правильно и мудро... Но все ли здесь зависит от нас? И не только потому, что мы можем быть вовлечены в «роковые ситуации», созданные другими, помимо нашей воли, но потому, что они заложены в нас еще до нашего бытия. А равновесие... Оно может иметь смысл лишь как всеобщий принцип. Но кто способен претворить его в реальность? Вся сообщность людей, правители государств? Нет, это невозможно. Боги? Но они находятся в вечном несогласии между собой и, подобно людям, имеют пороки и одержимы страстями. Рок? Но он безразличен к судьбам людей и вселенной. Да, пожалуй, прав мудрый безумец Пелоп. Нам остается лишь рассчитывать на свои слабые силы и стремиться по мере возможности не создавать «роковых ситуаций» и не нарушать равновесия.

7. БЕССОННАЯ НОЧЬ ЭГЕЯ

Эгей не мог заснуть до утра. Он пытался как можно точнее восстановить в памяти разговор со своим другом. Многое нужно было обдумать. У него не выходила из головы фраза Питфея о проклятии, тяготеющем над родом Пелопидов. Эгея поразило то, над чем раньше никогда не задумывался, хотя это и вызывало где-то в подсознании у него неясную тревогу, поразила внутренняя связь Питфея с героями драм, которые разыгрывались в роде Тантала. Он — и Тантал, и Пелоп, дерзкий мятежник, бросивший вызов небу, и реалистический политик. Его отношения с Антией — как будто бы совсем не то, что у Пелопа с Гипподамией. Но что было бы, если бы Аэтий благоразумно не уступил ему свою дочь? И не только Тантал и Пелоп... Нет ли у него чего-либо общего с дерзким и честолюбивым Атреем, коварным Тиестом, мрачным Алкатом или, наконец, с Эномаем? Не грызет ли эта мысль самого Питфея? Не возвращается ли мысленно он вновь и вновь к драмам дома Пелопа, вживаясь в роль каждого участника этих драм, пытаясь постигнуть в мельчайших нюансах мотивы их действий и каждый раз с содроганием проводя параллель между ними и собой?

Из головы Эгея не выходила загадочная фраза, произнесенная его другом: «Такое бывает накануне великих решений и великих событий». Какое великое решение имел в виду Питфей? Боясь поверить своему счастью и гоня от себя эту дерзкую мысль, Эгей знал уже, что слова Питфея имеют прямое отношение к его будущему браку, браку, от которого должен родиться его наследник, браку, который упрочит положение афинского царя и свяжет два города-государства — Афины и Трезен — прочными династическими узами.

До сих пор Питфей неизменно отказывал всем, кто сватался за его дочь. Ни с чем уехал из Трезена красавец Беллерофонт, сын блистательного Главка, добивавшегося когда-то руки Антии. Полученный им отказ вызвал недоумение в ахейском мире, ибо лучшей партии для Этры трудно было себе и представить. Кое-кто в связи с этим стал уже вспоминать о царе Эномае. И вот Питфей произнес фразу о предстоящем важном решении, решении, которое должен принять, конечно же, не Эгей, а его друг, царь Трезена, отец Этры.

Эгей был женат два раза. Оба его брака были бездетными и, мягко говоря, неудачными. В первый раз он женился на Мете, дочери Микона из Афидны. Это была тихая и спокойная женщина, которая не выделялась красотой и не питала особого пристрастия к моде и украшениям в отличие от многих знатных ахеянок. И только какая-то загадочная странная улыбка, не сходившая с ее губ, предвещала печальный конец их мирным брачным отношениям. Однажды ошеломленному Эгею сообщили о том, что Мета сбежала от него с гостившим в Афинах сыном царя Милета Агафонтом. Потом выяснилось множество других невероятных историй, которые повергли Эгея сначала в замешательство, а затем в тоску и уныние. Оказалось, что во дворце не было ни одного мужчины, не только из придворных, но и рабов, кто не находил бы утешения в объятиях Меты. Она никому не отказывала.

То, что явилось неожиданностью для Эгея, не вызвало ни малейшего удивления в столицах других ахейских государств, где давно уже развлекались пикантными историями о безотказной Мете и ее «прозорливом» супруге. Это обстоятельство, однако, не смущало некоторые горячие головы, которые немедленно предложили организовать совместный поход ахейцев против Милета, чтобы наказать бесчестного похитителя и вернуть Эгею его жену. Но подобная идея почему-то не вдохновила афинского царя.

Второй женой Эгея была Халкиопа. На этот раз к драматической развязке он был уже подготовлен. Узнав, что Халкиопа вступила в заговор с его врагами и пыталась отравить его, Эгей только печально вздохнул. Он распорядился удалить Халкиопу из Афин, но по доброте душевной обеспечил ей приличное пожизненное содержание.

После этих двух опытов супружеской жизни мысль о третьем браке не вызывала у Эгея энтузиазма. Но делать было нечего. Отсутствие прямого наследника поощряло его младшего брата Палланта, жаждавшего власти, к постоянным интригам и заговорам. За положением в Афинах внимательно следили соседи, Мегары и Фивы. Правивший в Мегарах брат Эгея Нис чуть ли не открыто поддерживал Палланта. Для Эдипа же, который давно добивался присоединения Афин к федерации беотийских государств под эгидой Фив, промикенская политика Эгея была, как бельмо на глазу.

Выход из создавшейся ситуации — Эгей это отчетливо сознавал — был один: ему нужно было жениться, причем не просто жениться, необходимо было установить родственные связи с одной из влиятельных ахейских династий. Брак с дочерью Питфея, с этой точки зрения, представлялся ему идеальным решением. Этра принадлежала к могущественной династии Пелопидов. Уже сам этот факт представлял бы определенную гарантию против угрозы со стороны Фив. Важным было также то, что между Афинами и Трезенией существовали тесные традиционные отношения. Жители обоих государств официально называли себя ахейцами, но в действительности они были не ахейцами, а ионийцами, близкими к ним и, все-таки, отличающимися некоторыми своими обычаями, образом жизни, складом характера и диалектом. Наряду с этими объективными причинами и, может быть, даже в большей степени, чем они, на выбор Эгея влияли личные моменты. Ведь Этра была дочерью его друга и единственной женщины, которую он любил в жизни. Жениться на Этре не означало ли жениться на Антии и через двадцать лет оказаться, несмотря ни на что, ее избранником?

Эгей был уверен в том, что Антия согласится на этот брак, но он понимал сложность и противоречивость ее чувств. Она сознавала, что его любовь к Этре — лишь отраженный свет его истинной любви к ней самой. Это льстило ее самолюбию, особенно теперь. Антия не хотела смириться с мыслью, что для нее все уже позади. Вот почему она появилась сегодня перед Эгеем во всем блеске своих нарядов, ослепительно прекрасной, такой же, как двадцать лет назад, подчеркнуто такой же. Она хотела вновь испытать на нем свои чары и затмить в его глазах свою дочь.

Безусловно, Этра была для Эгея, прежде всего, Антией. Но была ли она Антией? Напряженно вглядываясь в ее лицо, он видел в нем не только сходство, но и черты, которые отличали ее от матери. Она не была столь же ослепительно красива, волосы ее были темнее, разрез глаз — как у Питфея. В ее манерах не было легкого изящного кокетства Антии. Этра, по-видимому, была очень темпераментной, но внешне это почти не проявлялось. Подобно отцу она умела владеть собой. Этот темперамент, страстность и даже азартность выдавал какой-то особый блеск ее глаз, глубина которых приводила Эгея в замешательство. Что же скрывается в глубине загадочных глаз дочери Питфея, внучки Пелопа и Гипподамии? Может быть, не случайно Питфей завел сегодня разговор о своей родословной и проклятии, тяготеющим над родом Пелопидов? Не хотел ли он предупредить Эгея? Он не исключает возможности новой драмы и заранее дает совет: «не создавай роковых ситуаций». Что же делать? Вероятно, надо положиться на судьбу, на свой внутренний голос, который привел его сюда.

8. СТРАНА ПОСЕЙДОНА

Первоначально Трезения называлась просто Побережьем, Берегом. Возможно, это название ей дали жители Аргоса, Тиринфа и Микен, расположенных в глубине полуострова. Но, может быть, так назвали ее предки нынешних трезенийцев, прибывшие сюда на крутобоких черных кораблях. Неизвестно, откуда они приплыли и что заставило их в далекие незапамятные времена покинуть землю отцов: нападение могущественных врагов, хеттов или египтян, проклятие богов, наказавших их за какие-то преступления эпидемиями и голодом, или они пустились в опасный путь, повинуясь воле оракула, в поисках обетованной земли?

Среди развалин древнего царского дворца Питфей видел странные фрески с изображением людей, которые своим обликом заметно отличались от нынешних жителей Трезении. У них были полные губы, прямые крупные носы, голубые волосы, спускающиеся на плечи двумя прядями и уложенные на голове в виде извивающихся змей. Было видно, что мужчины подвергались обряду обрезания. Женщины носили длинные прямые платья, оставляя, как правило, одно плечо открытым. Они отдавали предпочтение шафрановому цвету.