Вэй Вэй - Открытая тайна Страница 10

Несомненно, сейчас растет тенденция преувеличи­вать важность самого факта жизни — нашего види­мого существования как индивидуальных феноме­нов. Фразы «у нас только одна жизнь» и «мы должны ценить ее» звучат почти как поговорки и понятны всем.

Откуда бы это ни пошло, это звучит как полный абсурд и совершенно дезорганизует. Во-первых, есть ли какое-то доказательство, не говоря уже о правдоподобии, что это факт? Разве не более ве­роятно, что у «нас» их, наоборот, слишком много? Несомненно, так считает восточное большинство человеческой расы.

И даже если бы это было очевидно не так, что та­кое «проживание жизни», подчиненной концепту­альному «времени», и кто или что ее «живет»? По­нятие «священности жизни» — конечно же, лишь человеческой! — неравномерно распределено по по­верхности Земли.

Вздор и наваждение! Давайте выясним, что мы та­кое на самом деле, — и тогда окажется, что важность и видимая продолжительность этого феноменаль­ного восприятия на самом деле значат очень мало!

«Долгая жизнь, полная радости!» Конечно, поче­му бы нет? Но не все ли равно? Разве мы беспокоимся о долголетии, скажем, рыбы?

Замечание: «Жизнь» — лишь проявление, выраженное в пространственно-временном контексте, совершенно умозрительное. На самом деле нет никакой «вещи», кото­рая могла бы начаться и закончиться, быть «рожденной» или «умереть», а наше восприятие — это психический феномен.

31. Говорят, это просто

Это звучит странно — и случается так редко! — но термин «феномены» означает именно то, что в нем заложено этимологически [9]. Каждая вещь, любое во­образимое нечто, воспринимаемое нашими органа­ми чувств и сознаваемое нашим умом (интерпрети­рующим воспринимаемое органами чувств), — это буквально «явление», то есть видимость в сознании, интерпретируемая как событие, растянутое в про­странстве и длительности и объективированное в мире, внешнем по отношению к тому, что его вос­принимает. И в то же время то, что его воспринимает, предполагает, что оно — субъект восприятия и, как таковой, — сущность, отдельная от воспринимаю­щего.

Пока эти взаимные допущения сохраняются, свя­занное с ними предположение о «связанности» и бо­лезненные ощущения, сопровождающие это предпо­ложение, неизбежно останутся нетронутыми.

Поэтому избавление от этой предполагаемой «связанности» может быть достигнуто только через понимание ложности этих допущений, ответствен­ных за иллюзорную связанность, поскольку и «допу­щения», и «связанность»—лишь видимости, то есть чисто феноменальны.

«Явление» — это в точности то, что означает это слово, то есть нечто, что «является, кажет­ся», а не «что-то, что есть».

Если понять это — и насколько это должно быть оче­видным, если сами термины говорят именно это! — психологические элементы чисто психологической связанности отпадают, и остается только вызванная этой «связанностью» психологическая обусловлен­ность, а она, как и любая обусловленность, исчезнет в результате процесса раз-обусловливания, состоя­щего в утверждении концепции «видимости» (фено­менальности) вместо концепции «реальности».

Исчезновение того, что воспринимается как «ре­альное» и «отдельное», как события, растянутые в пространстве и времени, неизбежно влечет исчез­новение предполагаемой воспринимающей сущнос­ти, и оба они затем видятся как феномены, или ви­димости, в сознании.

Когда эта настройка происходит, субъект и объект больше не существуют как таковые, и не остается никакой сущности, которую можно было бы пред­ставить «несвободной». Это значит — конец связан­ности.

И правда, как же это просто!

Замечание: «Тогда кто я?» Если бы кто-то мог сказать это тебе, то сказанное неизбежно оказалось бы бессмысли­цей, поскольку являлось бы просто еще одним объектом, таким же феноменальным, как и все остальные. Однажды ты спонтанно узнаешь, кто ты: наставники имеют в виду именно это, когда часто повторяют: «Ты узнаешь о себе, теплая вода или холодная», — или ты просто будешь этим знанием.

32. Исчезновение субъекта.

Причина, почему неведение и знание — одно и то же, в том, что все объекты — это объективизации. Про­светление и неведение тоже одинаковы, потому что оба — объективные концепции.

Тот, кто потерял свое объективное «я», лишился и своего субъективного «я», и нашел свою необъек­тивность, которая есть отсутствие как субъекта, так и объекта.

Объекты не «пусты» и не «не пусты», не потому что они не являются тем или этим, а потому что сами по себе они вообще не какая бы то ни было «вещь», но только собственный источник.

Таким образом, причина для понимания пусто­ты объектов — это устранение их субъекта, невоз­можное до тех пор, пока объекты воспринимаются как реальные, и поскольку одно неотделимо от дру­гого, у них нет независимого существования. Так что феноменально они являются одной концепцией, имеющей двойной аспект, а ее источник — ноумен.

Поскольку субъект не может быть устранен напря­мую посредством себя самого, осознание его объек­тов как видимостей приводит лишь к не-видимости его самого как предполагаемого объекта, функцио­нирующего как их субъект.

33. Давайте это обсудим!

Качество «пустоты» или «не-пустоты» объекта не ока­зывает непосредственного воздействия на эффектив­ность процедуры, подразумеваемой использовани­ем этих терминов, поскольку они указывают лишь на несуществование объекта как такового: объект не может быть ни «пустым», ни «не-пустым», ни ка­ким бы то ни было еще, потому что там вообще нет ничего, чтобы быть чем-то или иметь какие-то ка­чества. Утверждать, что объект пуст, — значит под­менять доказательство спорными допущениями, по­скольку в этом случае есть объект, который может обладать или не обладать этим качеством.

Такое понимание — шаг к дальнейшему понима­нию, что видимый объект находится в своем источ­нике, а не в его проявленной видимости.

Индийская аналогия с глиной и глиняным кувши­ном, созданным гончаром, как и китайская аналогия с золотом и золотым изображением льва, отлитым золотых дел мастером, также несовершенны и даже ошибочны, потому что в них тоже содержится ста­рая тщетная попытка представить в объективных образах и концепциях ЭТО, чья полная характерис­тика — это не-характеристика, чье единственное бытие — не-бытие, чье исключительное объектив­ное существование лежит в абсолютном отсутствии как объективности, так и не-объективности.

Единственная цель этого утверждения, как и всех аналогий, — отбросить ум назад, прочь от объекти-

вирования, и вернуть его к его истинному центру, а именно к абсолютной не-объективности, из кото­рой возникает вся объективность.

Параллельно это описание концепции объекта как вещи-в-себе, или как объективной реальности, психологически служит той же цели: если объект устраняется как таковой, субъект этого объекта — непосредственный субъект, раскрывающий его кон­цептуальность, — также автоматически исчезает. Это неизбежно, потому что феноменальный субъ­ект и феноменальный объект неразделимы, это два аспекта единого функционирования, неспособные существовать отдельно ни в какой момент и ни при каких обстоятельствах.

Так что когда это понимание прилагается ко всем объектам и вообще ко всем феноменам, субъект все­гда исчезает, и именно исчезновение субъективной иллюзии, а не ее объективной копии, имеет реша­ющее значение. Субъективная иллюзия, основанная на отдельной индивидуальности, эго, или воле, действующая посредством предполагаемого воле­изъявления, не может быть устранена напрямую, по­скольку это бы означало «посредством себя самой». Такой путь отрицания — единственно возможное средство уничтожения псевдосубъекта псевдообъ­ектов, то есть единственный фактор, препятствующии нашему знанию того, что мы есть, и, таким образом, мешающий нам «быть» этим (хотя мы есть это) и мешающий нам «проживать» это в нашем фе­номенальном проявлении.

Есть все основания предполагать и считать, что когда это понимание становится спонтанным (то есть когда мы можем напрямую, бессознательно и совершенно ненамеренно воспринимать таким об­разом — то есть прямым восприятием, предшест­вующим имени-форме, предваряющим временную интерпретацию через процесс объективирования «вращающегося» субъекта-объекта), мы освобож­даемся от нашей видимой ограниченности, потому как это просто видимость. Это спонтанное прямое восприятие — именно то, что наставники имели в виду, когда говорили об Одной Истинной Мысли, Мысли Абсолюта, или, словами великого Шэньхуя (668-760), последователя Хуйнэна: «Безмолвное отождествление с небытием — это то же, что опи­сывается как внезапное просветление». И также то, что описывается как «когда единая мысль соот­ветствует [истине], у тебя мгновенно проявляется мудрость Будды». («Мудрость» здесь, как и везде, т. е. праджня, означает «субъективность», или необъ­ективное понимание, как говорил Ханыпань). Это «единая мысль», о которой идет речь, и в этом при­чина, почему устранение объективной реальности объектов считается главным методом понимания.