Александр Замалеев - Лекции по истории русской философии Страница 11

В своем «Послании к великому князю Василию» Филофей писал: «И да весть твоа держава, благочестивый царю, яко вся царства православныя христианьския веры снидошася в твое едино царство: един ты во всей поднебесной Христианом царь». В качестве довода он прибегал к утверждению, что римская церковь перестала быть истинной вследствие проникновения в нее аполлинариевой ереси, а церковь «второго Рима» — Константинополя — сокрушена внуками агарян — турками. Светоч православия отныне переместился в Москву, и русские цари сделались его первой опорой и защитой. Филофей ставил перед Василием III две основные задачи: во-первых, миссионерскую — призывал обратить в христианство те народы в его царстве, которые еще не полагают «на себе право знамения честнаго креста»; во-вторых, церковную — советовал взять на себя заботу и управление духовными делами.

Стержень теории Филофея — идея провиденциализма: все происходящее в жизни людей и народов определяется и свершается всевышней и всесильной десницей Божьей; мощью и промыслом его возводятся на престолы цари и достигают своего величия, созидаются и разрушаются царства, процветают и гибнут народы. В истории человечества нет и не может быть ничего случайного. По свидетельству пророков, которым был открыт промысел Божий, история человечества есть история мировых царств, чередующихся в порядке преемственности тех народов, которых Бог избирает орудием своих предначертаний. Круг исторических судеб человеческих закончится торжеством и гибелью трех мировых царств, трех Богом избранных народов; с гибелью последнего, третьего царства наступит конец мира, Страшный суд. Два из этих царств уже пали: ветхий Рим, а за ним и Рим новый, так как изменили православию. С их падением единственным хранителем богооткровенной веры осталось царство Русское. Это царство — третий и последний Рим.

Москва представлялась Филофею средоточием всего христианского мира, а великий князь московский — царем всех христиан. В его руках сосредоточивается вся полнота не только гражданской, но и духовной власти. Он является «браздодержателем святых Божиих церквей, свя- тыя православныя христианскыя веры содержателем». Подчеркивая исключительность возлагаемой на Василия III церковью ответственности, Филофей наставлял его: «Да аще добро устроиши свое царство — будеши сын света и гражданин вышняго Иерусалима, якоже выше писах ти и ныне глаголю: блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианьская црьства снидоша в твое едино, яко два Рима падоша, а третей стоит, а четвертому не быти. Уже твое христианьское царство инем не останется…». Старец предупреждал великого князя против проведения секуляризации церковных монастырских земель, призывая его любить Бога, а не серебро и золото, требовал исправления крестного знамения и т. д. Он лишь мимоходом останавливался на светских обязанностях московского государя — его прежде всего волновало могущество церкви, духовной иерархии.

В целом содержание теории «Москва — третий Рим» ограничивалось рамками религиозных проблем: идеи этой концепции касались не столько политического могущества Руси, сколько превосходства «истинного» русского православия. Учение Филофея не могло стать знаменем централизующегося государства, хотя многие положения ее были восприняты Иваном Грозным и особенно царем Алексеем Михайловичем.

Свое настоящее торжество учение Филофея обрело в старообрядчестве, которое признавало псковского старца провозвестником «правой веры».

С новой силой интерес к теории «Москва — третий Рим» вспыхнул в XX в.: идеологи русской православной церкви пытались использовать ее для религиозного обоснования сталинизма.

3. Только иосифлянство полностью отвечало видам московской централизации, политике московских царей. Процесс «объиосифлянения» церкви, начатый деятельностью волоцкого игумена, принял широкий размах при митрополитах Данииле и Макарии.

а) Даниил (2-я пол. XV в. — 1547) был учеником Иосифа Волоцкого. Благодаря своему тонкому уму, обходительности, он сумел привлечь к себе внимание Василия III, который собственной властью назначил его московским митрополитом, без санкции церковного собора. Прославился решительной борьбой с «заволжскими старцами»; в частности, ему удалось сокрушить таких выдающихся представителей тогдашней оппозиции, как Вассиан Патрикеев и Максим Грек.

Сохранилось значительное число его «слов» и посланий. В них ярко изображается моральное состояние высшего общества — боярского сословия. Констатировав приверженность московской аристократии к роскоши, пиршествам, щегольству, автор резко восстает против тех способов, при помощи которых все это достигается. «И сих ради всех, — пишет он, — многих доходов взыскуем, а аще ти не достанет что, якоже обыкл еси от безумия твоего многа расхода имети, крадеши, насильствуеши, грабиши, ябедничествуеши, заимаваеши и, не имея чем отдати, бегаеши, запираешися, клятвопреступаеши и иная бесчисленная злая содеваеши». Но страсть к роскоши, мотовству не просто развращает человеческое сердце; она пагубно отражается и на уме его, убивая наклонность к труду, приобретению знаний. «Всяк ленится учитися художеству, — замечает митрополит в данной связи, — вси бегают рукоделия, вси щапят заниматься торговании, вси поношают земледелателем».

В рассуждениях Даниила ясно просматривается важная идея: источник познания составляет труд. Где нет труда, нет и знания, нет истины; там пышно процветают невежество, равнодушное отношение к вере.

б) Крупным представителем иосифлянства был митрополит Макарий (1481–1563), с именем которого связано возникновение двух крупнейших литературных памятников XVI в. — «Четий-Миней» и «Степенной книги». В первом из них содержалась систематизация и обработка «всех книг чтомых», которые «в Русской земле обретаются». Расположенные по месяцам, они должны были дать целую энциклопедию знаний, способных остановить «шатания» нравов и утвердить народ в истинной вере. «Степенная книга царского родословия» преследовала цель исторического освещения политики объединения русских земель в единое централизованное государство, утверждала и возвеличивала институт единодержавства.

Вся история России излагалась здесь в форме княжеских житий, каждое из которых представлялось в виде «степени» (ступени) восходящей на небо лестницы, — подобной тем, какие являлись в видениях библейскому патриарху Иакову или святому Иоанну Лествичнику: «чудесныя же о них повести, их же елику возмогохом изобрести, и сия зде в князе сей степеньми расчинены суть, и граньми объявлены и главаами с титлами сказуемы». Основываясь на идеях Иосифа Волоцкого о богоутвержденности царской власти, составители «Степенной книги» приравнивали московских государей к апостолам, объявляли святыми. «Иже существом телесным равен есть человеком царь, — указывалось в своде, — властию же достойнаго его величества приличен вышнему иже надо всеми Богу; не иметь бо высочайша себе на земле». Отсюда вытекала необходимость «исправления» и русской истории. Стремясь восславить всю династию киевско-владимирско-московских князей, Макарий и его редакторы смело вторгались в далекое прошлое, изменяя прежние характеристики действующих лиц или заменяя их совершенно новыми. Так, Владимир Святославич и Владимир Мономах названы в «Степенной книге» царями. От них высокая титулатура переносится на московских государей: Иван Ш и Василий III — «государи и самодержцы всея Руси», а Иван IV — «боговенчанный царь, самодержавный государь». «Степенная книга» — обобщение большой идеологической работы, направленной на укрепление русского централизованного государства.

4. Венцом развития теории волоцкого игумена стали воззрения Ивана Грозного (1530–1584), для которого «Просветитель» Иосифа был настольной книгой. Свою теорию самодержавия московский царь развивал в целом ряде сочинений — различных посланиях, и прежде всего к A.M. Курбскому, а также в духовном завещании своим «любимым чадцам» — детям.

В полемике с Курбским Иван Грозный на первый план выдвигал вопрос о статусе светской власти. Это обусловливалось позициями беглого боярина, яростно отвергавшего неограниченное самодержавие. Идеал Курбского — сословная монархия. В своей знаменитой «Истории о великом князе Московском» он доказывал, что царь должен править государством «не токмо по совету всех синклитов, но и всенародне». Самодержец подобен древнему отступнику сатане, забывшему, что «сотворение» есть, и возомнившему себя богоравным по мудрости. Бог судит «не по богатству внешнему и по силе царства, но по правости душевной; ибо не зрит Бог на могутство и гордость, но на правость сердечную». В представлении Курбского, «правость» — это правда, закон; она-то и должна определять смысл государственного правления. Князь неустанно отстаивал эту идею в посланиях к московскому самодержцу.