Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута Страница 116

Трудно было их в том винить, учитывая многочисленные неясности в обстановке по эту сторону Завечернего моря. По приближении к Кормильцу Воронов, даже подковки на новых сапогах стали стучать как-то уныло. «Я плакал, потому что у меня не было сапог,» - вспомнил Горм присловье Сегго. - «А потом увидел мужа, у которого не было ног.» Уныние, впрочем, не распространилось на крайне жизнерадостных и по крайней мере наполовину безумных шаманов с запада, уверенных, что им зачем-то надо познакомиться с Йормунреком и понять, тот ли он, на кого указали в связи с каким-то сложным колдовством винландские духи и энгульсейские покойники.

- Дух Бергтунплотника погостил дома и отправился дальше с мной, потому что его по-прежнему преследуют атшены, - Саппивок как раз заканчивал рассказ о покойнике, по энгульсейскому морскому обычаю сожранном драуграми-соотечествениками. - а Диеравдова подарила мне вот что.

Шаман указал на висевшее на его груди серебряное изображение богини со снопом колосьев, видимо, Нертус.

- А янтарный оберег откуда? - Горм указал на здоровенный, вершка в два, желтый круг, отягощавший соседний гайтан.

- Длинный Хвост из вашего моря вытащил. Мудрая женщина Благутатеща говорит - Хармерморскаядева послала, - объяснил шаман.

Саппивок, несмотря на осень, жаловавшийся на нестерпимую жару, из одежды имел на себе только непромокаемые порты (немудрено - в таких и осенью седалище упреет), нерпичьи сапоги до колен, и двухпудовую, если не тяжелее, выдру на плечах. Его мощное (тоже немудрено - такую зверюгу все время таскать) туловище было покрыто замысловатым переплетением белых, красных, черных, и синих узоров, местами поднимавших кожу рядами бугорков. Такие же бугорки, только побольше, шли по скулам, вдоль бровей, и по подбородку, придавая широкому и плоскому лицу шамана сходство с устрашающей личиной какого-нибудь венедского лесного божка. На кистях рук, предплечьях, и плечах, узоры пересекали белые полосы многочисленных шрамов, судя по виду, полученных не в бою, а на охоте - во взаимном расположении полос читались следы когтей и зубов. Ученик шамана Неррет был одет еще и в замшевую рубаху - как объяснил Саппивок, не из-за осеннего холодка, а потому что стеснялся частичного отсутствия узоров на коже, свидетельствовавшего о незаконченности его обучения как шамана. На лице Неррета, узоры напротив имелись в некотором избытке, темные вокруг глаз, светлые вдоль лба и на щеках, напоминая о каком-то звере - барсуке, не барсуке...

- При Йормунреке, слушайте больше, говорите меньше, все целее будем, - остерег шаманов Горм, вступая на сходни.

Покой Йормунрека находился в ярусе под кормовой боевой площадкой Кормильца Воронов, куда вела узкая лестница, как обычно, охраняемая парой мёрских дуболомов. Горм кивнул охранникам, те без особого почтения расступились, выдра перебрала лапами, Саппивок двинул плечом, черно-белый кит на его левой лопатке махнул хвостом, и шаман поднялся по лестнице, Неррет и ярл за ним.

В покое, помимо конунга, призвавшего Горма, чтобы поглазеть на шаманов, присутствовали Торкель, Гудбранд, Торлейв, Фьольнир, и, судя по приглушенной возне и звяканью, кто-то еще, скованный цепью, но с этим до конца не смирившийся, за перегородкой в почивальне. Лоб конунга был украшен длинной свежей царапиной, зашитой несколькими стежками особой дратвы из овечьей кишки, обработанной золой и уксусом - какой-то хитростью, эта дратва сама рассасывалась в швах. Братоубийца говорил:

- Нет, Фьольнир, просто ее задушить в дар Одину, этого мало! Я хочу с ней так расправиться, чтоб весь Этлавагр, нет, весь круг земной про то годы помнил! Чтоб она месяцы мучалась!

Рука Йормунрека потянулась к шву.

- Я ее на дыбе запытаю!

- Конунг, на дыбе, она у тебя дня не протянет, - возразил Торлейв. - Помнишь, когда нам этлавагрского грамотника украли, как его...

- Фене, - напомнил якобы ворон.

- Так он у тебя на третий день помер.

- Но сколько полезного успел рассказать! - воспоминание явно было приятным конунгу. - И так забавно кричал, когда я ему второй глаз вырвал... О, Горм! Давай ее опять отдадим твоему троллю! Только на этот раз, я буду смотреть!

«Кром, опять он какую-то подневольную деву терзает,» - Хёрдакнутссон непроизвольно поморщился. - «И как я в этот раз отбрешусь? Смотреть он, видите ли, будет!»

- Так тролль ее вообще вмиг на кусочки порвет, - напомнил Торлейв. - Получится, зря я тебя останавливал.

- Тогда нос отрезать! И уши! Тупым ножом!

Горм невольно передернулся.

- Что-то такое уже Сигвальд Эйнарссон сделал с одной из двух пастушьих дочерей. Скажут, ты ничего нового придумать не смог, - остерег Гудбранд.

- Какого свирепого и уродливого вида дикари! - сменив предмет, восхитился Йормунрек. - Эти плоские лица, бугры, и раскраска у них от природы?

- Нет, бугры и узоры они медленно и мучительно наносят особыми приспособлениями, - объяснил ярл. - На это месяцы уходят.

- Мучительно? - переспросил Йормунрек.

- Полую костяную иглу, смоченную в едкой и вонючей смеси, сотни раз протаскивают под кожей, - попытался вспомнить рассказ Саппивока Горм. - Даже сильные воины кричат от боли. Они наносят эти узоры, чтобы доказать свое мужество и отпугнуть своим видом злых духов.

- А что это за зверь? Какая у него толстая и глупая морда!

Саппивок явно хотел вступиться за Длинного Хвоста, но пока шаман искал слова, старший Хёрдакнутссон ответил за него:

- Это выдра, приручена наподобие собаки, только не для охоты, а для рыбалки.

- А что за костяная палка? - конунг указал на дудку, с коей был неразлучен Неррет.

- Дудка из моржового уда.

- Они в моржовый уд дуют? И вот эти дикари и сожрали два кнорра полудохлых энгульсейцев?

Пока Саппивок соображал, в чем его обвинили, Горм опять ответил:

- Кнорры они как раз не ели...

- Не ели! - возмущенно подтвердили, не совсем понимая, что, шаман и его ученик.

- Так их тоже можно приручить и выучить немного говорить? - удивился конунг.

- С некоторым усилием, - быстро ответил Горм, за спиной отчаянно подавая рукой знаки Саппивоку.

Лицо конунга озарила улыбка:

- Я придумал! Отдам ее твоим дикарям, они ее одновременно замучают и изуродуют! Пусть сделают ей такие штуки под кожей, как у них в обычае, да побольнее, а ты проследи! Через три месяца, чтоб показали работу, и чтоб всяк, кто увидел, ахнул, и всю жизнь потом вспоминал!

Ярл старался сохранять безучастное выражение лица, но, судя по всему, не преуспел, потому что Йормунрек обрадовался еще больше:

- Не нравится? Сделаешь, как скажу! Ты клятву дал, мне служить!

«Кабы не то слово,» - подумал Горм, - «я б тебе, злыдню мозгостылому, сейчас голыми руками шею свернул.» Конечно, с осуществлением этого намерения могли выйти затруднения - начиная с охранников и кончая тем, что Йормунрек был не слабее, чем старший Хёрдакнутссон, на вершок выше, и с руками тоже на вершок подлиннее, но, не будь слово дано, осознание всего этого все равно не удержало бы ярла от попытки. Как назло, ворон Фьольнира укорил:

- Крепкие были

попраны клятвы,

тот договор,

что досель соблюдался159.

Чрезвычайно довольный собой, братоубийца удалился за перегородку. Цепь снова звякнула, и конунг показался вновь, по полу волоча за собой тоненькую темноволосую деву в легкомысленной позолоченной (или вообще золотой) обувке, известной в Этлавагре под названием «сандалии,» и в разодранном в паре мест хитоне из драгоценного полупрозрачного шелка, перепоясанном кушаком с уже точно золотым шитьем. Одно из ее перекрученных цепью запястий распухло и побагровело, свидетельствуя о возможном переломе. В этом случае, несчастной должно было быть отчаянно больно, когда Йормунрек тащил ее, но она мрачно молчала. Дернув за цепь вверх, конунг поставил пленницу на ноги. Дева тряхнула кудрями и одарила конунга, ярла, и прочих присутствовавших полным презрения взглядом больших зеленых глаз. Каким-то образом, несмотря на разницу в росте существенно не в ее пользу, она ухитрилась смотреть на Горма сверху вниз.

- Так кто... - ярл осекся.

Он уже видел это лицо, изображенное на серебре, но художник, хоть и отменно постарался, не смог передать всей его красоты. Это было очевидно даже в присутствии сложной смеси боли, гнева, и пренебрежения, не особенно подобавшей тонким, чеканным чертам девы.

- Тира Осфосдоттир, - Йормунрек только что не лопался от самодовольства. - Твоя пленница, держи!

Он кинул конец цепи Горму.

- Так выходит, горожане...

- Да, как-то ей удалось спастись.

- А как ты...

Конунг, не в силах дольше бороться с натиском тараканов, заржал:

- Мне ее выдал ее же предводитель войска - решил, чем отправляться вместе с хозяйкой в изгнание или собирать новое войско и поднимать восстание, ему лучше будет, если я его поставлю ярлом в Этлавагре!

- А ты...

- А когда мне предатели были нужны? Вот его-то я сейчас на дыбе и запытаю! Верная трупорешина! Все, забирай своих дикарей и эту камышовую кошку! Торлейв, пошли стражу за Леонтоде! Нет, ну это просто праздник какой-то...