Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута Страница 124

- Где мы там были...

Поправив на носу очки, Былята прочитал вслух:

- «В коническом...» Не в обиду, Звана свет Починковна, но ты это не на венедский перевела. «В коническом же сосуде находились остатки жидкости, мутным видом и резким запахом напоминавшей варварскую брагу.» Мы в это еще пять раз можем вникать, все одно больше ничего не поймем. Червленые книжники уже думали да гадали...

- Сдается мне, Плагго-ведатель не потому не постиг, что диковина творит, что мало думал, а потому, что мало делал, - рассудил кузнечный староста.

- Точно! - согласился жрец. - Давайте попробуем, что выйдет, если в эту бадью с раструбом... конический сосуд, псица... Тёха, сгоняй к Полеле за брагой! Целую кадушку возьми!

- Кому Тёха, кому и Тихомысл, - пробурчал мальчишка в учении и побрел к лестнице.

- Может, огонь пока развесть? - предложил Хомун, второй ученик.

- Нет, а почему? - озадачил его Святогор.

Ученик смутился.

- Говори ты, Лисеня! Вижу, вижу, невтерпеж тебе.

- В горячую посуду холодное лить - лопнет! - Лисеня, гордо подбоченясь, посмотрела на Хомуна.

Ушкуй одобрительно кивнул.

- Тёха! - рявкнул вдогон первому ученику Лют. - И меда нам!

В отличие от остальных участников разговора, обступивших червленую диковину, привезенную Боривоем и Беркутом, воевода уютно устроился в кресле у печки, скинув унты и положив ноги в полосатых копытцах169 (левое серое с красным, правое темно-синее с грязно-желтым) на скамеечку. Обратившись к вестнице, он поделился:

- Все не поверю, что южный ведун нам без подвоха эту невидаль подсунул. Сколько, говоришь, сотен лет ее прятали?

- Тысяч, не сотен, - поправила Звана. - С зимы великанов точно. Только не прятали, грамотники-то червленые ее использовали по назначению до совсем недавней поры, пока тайну не потеряли. Плагго верно рассудил, что южная твердыня падет, и переслал устройство нам, чтоб и вежество не сгинуло, и Йормунреку не досталось. С последним своим голубем мне весточку послал: «Используйте, как можете, темному ратоводцу на погибель.»

- А ты ему слово переправить можешь? - сочувственно справилась Птаха.

Звана отрицательно покачала головой:

- Два голубя осталось, но что теперь в сизых проку? Они не к Плагго, а обратно на голубятню полетят. А где нынче Плагго...

Вестница приумолкла.

- Может, можно все-таки их применить? - Лют слегка отодвинулся от печки, поскольку от его ступней стал идти сомнительного запаха пар. - Рассказывали, Прекраса из Плёса птицам к ногам горящую паклю привязала и Коростень-город сожгла170.

- Ну, если ты, батюшка, найдешь паклю, что три тысячи поприщ гореть будет... - начал Былята.

- От силы две с половиной, как птице-то лететь, - перебил Лют.

- Копытца свои к ним привяжи, воевода, - предложил жрец. - Где сядут, мор начнется, где воды попьют, рыба кверху брюхами всплывет.

- Будет, Былята, озверел ты, что ль? За что горемыкам еще воеводины ноги нюхать? От червленого града, чай, и так одни голые стены остались, а какую малость сам Ерманарек не свез да не порушил, то отребье фафыжное сволокло, - Святогор невольно перестал улыбаться и сжал кулачищи. - Скажи, вестница, нет слова, что Борко Ерманареку служит?

- Нет, - отрезала Звана. - Орибор и иже с ним - наши дураки, природные, густопсовые. Таких ни купить, ни продать, да и кто б, если сам в своем уме, за них серебро предложил? Есть зато слово, что сталось с теми жрецами, что татям да гулящим на юге головы мутили.

Лицо жрицы осветило что-то, что, не будь она так высока духом и чужда суеты, можно было бы принять за злорадство. Заскрипели ступени. Кому Тёха, кому Тихомысл тащил на коромысле деревянное ведро и здоровенный кувшин на ручке из конопляной плетенки, соединявшей два глиняных уха.

- Полеля сказала, копейка за брагу, пять за мед, учитель.

- Яросвете защити, во что он наступил, - Лисеня двумя пальцами защемила нос.

- Стой, где стоишь, - Ушкуй избавил отрока от ноши, одной рукой перехватив коромысло. - Во двор, сапоги хорошенько обмой!

- Вернешься, лестницу за собой вымой, - добавил Святогор.

Насупленный и смрадный, отрок вновь удалился.

Землепроходец поставил кувшин на один из столов и, подойдя к диковине, поднял ведро. Хомун подставил жестяную воронку к закрывавшейся на диковинную крышку с резьбой дырке вверху «конического сосуда.» Брага забулькала, переливаясь вовнутрь.

- Всю не лей, хватит. Хомун, теперь разводи огонь, - повелел кузнечный староста. - Былята, Звана - в склянке со змеевиком, говорите, вода была?

- Да, - ответил жрец.

- Лисенька, принеси кадушку из холодных сеней, - обратился Святогор к отроковице.

- На ней с ночи лед намерз, - сообщила та.

- Затем и прошу. Соображение имею - печь кипятит, может, трубка холодит? Пока брага греется, Звана свет Починковна, про что ты там, пока Тихомысл Чурилович нас не одарил дивным вонием? Не про Фьольнировых ли присных?

- Кеттиль и Омунд их звали. Дроттары. Сперва посланы Фьольниром на юг, в червленую державу, прельстивыми словами про Одина тамошних потатчиков мутить. Домутились до бунта, потом пропали. Через полгода в Бирке объявились, лошадей купили, на север подались, в квены, и как канули. Потом в Бирку письмо пришло. Не на бересте писалом писано, не по бумаге пером ведено, а на лошадиной шкуре горячим железом выжжено: «Йормунреку конунгу.»

Звана многозначительно замолчала. В тишине, послышалось шипение из диковины посередине палаты, в маленькую печечку внизу которой Хомун усердно подкладывал щепки.

- Не томи, вестница! Что в письме? - не выдержал Лют.

Внимательно слушая Звану, Лисеня наполняла стеклянное вместилище водой с кусочками льда из маленькой кадушки.

- Мол, пришли, конунг, в Квенмарк еще проповедников, да тоже на кобылах. Эти два, и лошади их, уж очень нам понравились, только не всем даже на попроб достало. И подписано - Рифвадер, Дункер, Бойден, и Большой Кривой.

- На попроб? - переспросила Птаха.

- Нешто их квены съели? - удивился Былята.

- Квены? Сноргов - навряд, - возразил Лют. - Лошадей, тех запросто. Только имена вестница назвала, ну ни в варенье, ни в ополченье не квенские.

- И то, воевода, - улыбка Званы была исполнена тихого смирения, разве что самую чуточку тронутого злорадством. - Лешачиные имена. Рифвадер, по сказам, всем лешим голова.

- Вот куда Борко-то надо определить, по имени его, - решил Святогор. - В борах наших заповедных лешие, чаятельно, тоже до свежей святошинки охочи... Лю-ю-ют свет Волкович, нам-то сбереги малость?

Воевода, хмыкнув, разлил еще остававшийся в кувшине мед по чарам. За исключением двух учеников, все собрались вокруг стола.

- Не ставленый, - разочарованно изрек Былята.

- За пять копеек ставленого меда захотел? - староста усмехнулся.

- Весь ставленый да хмельной Йормунрекова ватага свезла, - напомнила Звана. - А новому лет пятнадцать выдерживаться, если не дольше.

- И вареный неплох, - добавил Лют, смачно облизнувшись. - Вторая чара лучше пьется.

- Тебе, воевода, пьется, а нам дно достается, - укорил жрец.

- Первая колом, вторая соколом, а остальные мелкими пташками, - согласилась Звана, с чем-то подозрительно напоминавшим ехидство в голосе.

- Учитель, в склянку капает что-то! - сообщил Хомун.

Святогор поставил недопитую чару обратно на стол, обтер бороду, и, скрипнув искусственной ногой, вернулся к диковине. Уровень жидкости в стеклянном пузырьке под змеевиком медленно прибывал. Когда ее набралось примерно на палец, староста подставил под трубку другой пузырек и пустил первую посудину по рукам. Содержимое, как и писал Плагго, имела резкий запах.

- Есть и у меня догадка, - Ушкуй, помогая себе полотенцем, чтоб не обжечься, снял со светильника, горевшего на столе с кувшином, слюдяное навершие.

Землепроходец плеснул из склянки на пламя. Его языки всполыхнули чуть не до потолка, маленькая лужица, пролившаяся на столешницу, занялась колдовского вида бледным огнем. Все, кроме старосты и воеводы, отшатнулись.

- Из браги сделано, стало быть... - Лют дунул на лужицу, погасив синеватое свечение, макнул в жидкость палец, лизнул, и выпучил глаза.

- Потом старик посмотрел на меня и сказал так:

«Он кликнул клич: «Мои народы!

Вы все рабы, я - господин,

И пусть отсель из рода в роды

Над нами будет бог один171.»

Я спросил его: «Это ты про Йормунрека?» Он на меня снова посмотрел, наклонил голову, как филин, и всё, сон кончился. Я только успел слова записать.

Горм показал оберег Йоккара.

- Так что был за корабль, на котором вы плыли?

- Не то из серебристого дерева, не то из странного металла. Форштевень изогнут наподобие лебединой шеи, а вместо и мачты, и паруса - огромная лопасть, как передний плавник горбатого кита.

- Ты побывал на корабле запада! - Тира с удивлением взглянула на Горма.

- Да нет, корабли запада, они поменьше наших и до недавнего времени делались на каркасе из дерева, обтянутом шкурами. Спроси вон у Саппивока.