Император Пограничья 13 - Евгений И. Астахов Страница 14

«Ага. Прокрался как-то во время всей этой суматохи с Гоном. Борис, командир, в смысле, потом тело выносил, говорит — профессионал был. Всё металлическое с себя снял, только аркалиевые кинжалы на дело взял. Только воеводу нашего этим не проймёшь! Мечом княжны его — раз, и готово!»

Пётр сжал кулаки. Месяц назад эти слова были просто очередной байкой о подвигах воеводы. Но теперь…

«А убийца этот… странный какой-то был — вспомнились слова ветерана. — Борис говорил — будто чем-то накачанный. Какую-то дрянь выпил для силы, наверное».

Три месяца назад убийца напал на воеводу. Три месяца назад отец ушёл и не вернулся. Накачанный какой-то дрянью. Профессионал. Гильдия заставляла отца делать «незаконные вещи».

«Воевода потом всех новоприбывших проверять велел, — донеслось из глубин памяти. — Видать, с беженцами просочился. Хорошо, что вражину вовремя остановили. А то неизвестно, кто бы ещё пострадал…»

Пётр открыл глаза. Караульное помещение выглядело так же, как месяц назад, только у входа никого не было. В голове все кусочки мозаики сложились в страшную картину. Отец уехал в «командировку» три месяца назад. Убийца напал на воеводу три месяца назад. Мать сказала, что отец умер.

В животе образовался ледяной ком. Мальчик побежал домой, спотыкаясь на ровном месте. Мысли метались, но картина была уже ясна — слишком много совпадений, чтобы это было случайностью.

Пётр влетел в дом, хлопнув дверью с такой силой, что задрожали стёкла.

— Мама! — голос сорвался на крик. — Папа… папа был убийцей?

Мария выронила чашку. Обожжённая глина разлетелась по полу десятками осколков.

— Что? Петя, откуда ты…

— Папа пошёл убивать воеводу? И воевода победил? — слова вырывались сами собой, каждое ранило горло, как наждачка.

Мария побелела, схватилась за край стола.

— Кто тебе сказал?

— Никто! Я сам понял! Это правда? — он сжал кулаки. — Это правда, да⁈

Долгая пауза повисла между ними. Мария смотрела в глаза сына и видела — отрицать бессмысленно. Мальчик уже всё понял, осталось только подтвердить догадки.

Женщина тяжело опустилась на стул, закрыла лицо руками. Плечи затряслись от беззвучных рыданий.

— Нет, папа не мог! — Пётр замотал головой. — Он добрый был! Он меня любил! Это не он, это кто-то другой!

— Да. Твой отец был… ликвидатором Гильдии.

Голос срывался, слова давались с трудом.

— Ты врёшь!

— Петя, послушай… Они шантажировали его нами. Если откажется, нас убьют. Последнее задание… убить Платонова. Макар не хотел, но выбора не было. Воевода защищался. Твой отец… проиграл.

Слёзы текли по щекам женщиеы, капали на сложенные руки.

— Но воевода… он же герой. Он спас нас. Дал дом. Защищает от Бездушных…

— Я знаю! Думаешь, мне от этого легче? Я ненавижу Гильдию за то, что сделали с Макаром! Превратили доброго человека в убийцу, сломали его! Но и простить воеводу… Он спас нас, вытащил из той камеры, дал новую жизнь. Но он же убил твоего отца! Я сама не знаю, что чувствовать!

Пётр стоял как громом поражённый. В голове не укладывалось — добрый папа, который носил его на плечах и вырезал деревянные игрушки, оказался наёмным убийцей. Воевода-герой, спаситель деревень, защитник слабых — забрал у него отца. Мама всё знала и молчала.

Мальчик пошатнулся, земля словно уходила из-под ног. Весь мир, такой понятный и правильный ещё вчера, рассыпался на осколки, как разбитая чашка на полу.

— Это неправда… не может быть… — прошептал Пётр, пятясь к двери.

— Петя, постой!

Мария протянула к нему руку, но мальчик отшатнулся. Развернулся и выбежал из дома, хлопнув дверью. Женщина осталась сидеть над осколками, глядя на кровь, выступившую на ладони от пореза…

Пётр бежал по улицам острога, не разбирая дороги. В груди горело, в глазах стояли слёзы. Отец — убийца. Воевода — убийца отца. Мать — лгунья. Все оказались не теми, кем казались. Детский мир рухнул окончательно и бесповоротно.

* * *

Я сидел в кабинете, изучая последние сводки с фронтов нашей необъявленной войны, когда вошёл Коршунов. Мой начальник разведки выглядел озабоченным — редкое выражение для человека, который обычно излучал спокойную уверенность.

— Прохор Игнатич, у нас тут проблемка с информационным фронтом, — начал он без предисловий, раскладывая на столе стопку листовок. — Владимир нанял целый штат безмозглых писак. Выпускают вот такие поделки.

Я взял верхнюю листовку. На грубо нарисованной карикатуре я был изображён с рогами и клыками, пожирающим младенцев. Подпись гласила: «Безумный тиран Угрюма». Следующая изображала меня в обнимку с Бездушными. Третья — сидящим на троне из человеческих костей.

— Примитивно, — отметил я, откладывая макулатуру. — Прямо-таки оскорбительно, что со мной воют вот ТАК.

— Примитивно, но работает, — возразил Родион. — Наши торговцы докладывают — в деревнях при упоминании вашего имени реакция смешанная. Одни боятся «безумного тирана», другие не верят ни единому слову. Так или иначе, большинство крестьян просто устало от этой информационной войны. Они понимают, что обе стороны врут и преувеличивают. В трактирах говорят: «Барская грызня, а мужику что с того? Платонов со своей правдой, Сабуров со своей, а подати всё равно платить надо». Люди перестают верить вообще кому-либо.

Я откинулся в кресле, обдумывая ситуацию. В Эфирнете мы могли держать паритет — публикации, поддерживающих нас изданий, против вражеских, но простой народ Эфирнет не читает. Герольды зачитывают указы, на рынках распространяют слухи, и всё это контролирует Владимир.

— Нужен независимый голос, — медленно произнёс я. — Кто-то, кому поверят именно из-за его репутации критика всех властей. И, кажется, у меня есть человек на примете…

— Кого имеете в виду? — заинтересовался Коршунов.

— Станислава Листьева. Помните того принципиального блогера, который приезжал с репортажем в Угрюмиху? Он недолюбливает аристократов, но написал честную статью. Его слову поверят больше, чем моему или шестёрки Сабурова.

Дверь открылась, впуская Василису, Полину, моего отца и Захара. На сегодня был запланирован совет по текущим ключевым проблемам, но я решил сначала поднять вопрос информационной войны.

— Предлагаю создать независимую газету, — описав им ситуацию, объявил я.

На мгновение я задумался о Суворине. Медиамагнат контролировал значительную часть информационного пространства Содружества. Один его кивок — и десятки газет запоют нужную песню. После нашей встречи в Смоленске он ясно дал понять, что готов к сотрудничеству. Но я слишком хорошо помнил его слова о Павле Ягужинском, уничтоженном синхронной информационной кампанией. Газета под крылом Суворина была бы мощным оружием, но