Брайан Грейзер - Любопытный – значит успешный книга о том, как владение информацией позволяет владеть миром Страница 20

(Теодор Гейзель с годами тоже установил себе такой)6.

Я убедил Джима Керри сниматься в роли Гринча, а Рона Ховарда попросил быть режиссером. Одри Гейзель настаивала, что хочет сначала с ними встретиться.

Для меня такие проекты, каким являлась экранизация книги «Как Гринч похитил Рождество», прежде всего большая ответственность. Сказка была впервые опубликована в 1957 году, и с тех пор на ней выросло не одно поколение американцев, для которых она стала одним из любимых воспоминаний детства.

Я знал историю, персонажей и художественную канву «Гринча» не хуже, чем любой пятидесятилетний американец. Мне читали эту сказку в детстве, и я сам читал ее своим детям.

Но когда мы взялись за сценарий и начали воссоздавать атмосферу книги на экране, я постоянно задавал себе вопросы – и не только себе, но и Рону, и Джиму, и сценаристам Джеффу Прайсу и Питеру Симану. Я задавал их все время на протяжении нашей работы над фильмом.

Когда мы получили права на съемки, самый важный вопрос был следующий:

О чем конкретно эта история? Что это за история?

Это шуточная комедия?

Это эксцентрическая комедия, буффонада?

Это игровой фильм?

Это сказка?

Ответ на все эти вопросы – «Да». И потому это была такая сложная и ответственная работа. Когда делаешь буффонаду, важно не забывать о сказочной составляющей. Экшн не может вытеснить забавный язык повествования Доктора Сьюза, того, чем он вдохновлялся и что пытались воссоздать мы7.

Когда задаешь вопросы, можно понять, что думают окружающие о твоей идее. Если Рон Ховард считает, что «Гринч» – это экшн, а я полагаю, что это шуточная комедия, то это проблема. Проще все выяснить, если задаешь вопросы. Часто чем они проще, тем лучше. Что это за фильм?

Какую историю мы пытаемся рассказать?

Какие эмоции мы стремимся передать, особенно если у зрителей есть свое личное восприятие этой сказки?

Все это тоже составляет основу работы, которую классные продюсеры обязательно выполняют.

Всегда хочется сделать фильм так, чтобы он получился особенным, эмоциональным. Но когда речь идет о такой легендарной истории, как история Гринча, нужно также иметь в виду и ожидания аудитории. Все, кто придет в кинотеатр посмотреть этот фильм, уже имеют свои представления о том, что это за история.

И, пожалуй, никто не помнит ее так ярко, так живо, как Одри Гейзель (вторая жена Т. Грейзеля, автора книги «Гринч – похититель Рождества» (How the Grinch Stole Christmas!; Theodor Geisel)). Она была для нас самым сложным зрителем. Мы показали ей фильм в зале Хичкока на Universal Studios. Всего присутствовали пять человек. Одри сидела в первых рядах, а я – через 30 рядов, почти в конце зала, потому что слишком переживал, как она воспримет кино. Несколько редакторов и звукорежиссеров расположились где-то посередине. Когда пошли титры, Одри захлопала. Она светилась. Ей понравилось. Тогда, сидя в зале просмотров, я был так сильно рад, что ей понравилось, что у меня слезы текли по щекам.

Даже классическая, известная всем история не стала бы успешной без стихийного любопытства, такого, с каким мы работали над «Гринчем», стараясь, чтобы все согласились с нашей версией истории и с тем, как мы ее подаем.

Часто бывает так, что, занимаясь каким-то проектом, на полпути обнаруживаешь, что у каждого из его участников разное видение задачи, вскрываются разногласия, из-за которых невозможно эффективно работать вместе, а все потому, что изначально никто не договорился о целях. Это происходит каждый день – в кино, в маркетинге, в архитектуре и рекламе, в журналистике и политике, и во всем остальном мире. Так бывает даже в спорте – нигде проблемы с коммуникацией не бывают так же отчетливо заметны, как в матче Национальной лиги американского футбола.

Но, как ни парадоксально, когда задаешь вопросы, это вовсе не сбивает с толку и не отвлекает, а, наоборот, помогает держаться курса.

Решимость перед лицом препятствий жизненно важна. Теодор Гейзель, доктор Сьюз, сам тому отличный пример. Многие из написанных им 44 книг до сих пор остаются бесспорными лидерами продаж. В 2013 году в США было продано более 700 тысяч экземпляров книги «Зеленые яйца и ветчина» (Green Eggs and Ham; Theodor Geisel) – больше, чем «Баю-баюшки, Луна» (Goodnight Moon; Margaret Wise Brown). У «Кота в шляпе» (The Cat in the Hat; Theodor Geisel) продажи составили 500 тысяч экземпляров, столько же у книг «Места, куда ты пойдешь» (Oh, the Places You Will Go!; Theodor Geisel) и «Рыбка первая, рыбка вторая, рыбка красная и голубая» (One Fish, Two Fish, Red Fish, Blue Fish; Theodor Geisel). И еще пять книг доктора Сьюза ушли каждая в количестве 250 тысяч экземпляров. То есть всего восемь книг с общим результатом продаж более чем в 3,5 миллиона штук за год (и еще восемь уходят по 100 тысяч экземпляров и больше). Теодор Гейзель под псевдонимом доктора Сьюза продает только в США по 11 тысяч книг каждый день, спустя 24 года после смерти. С момента написания своей первой книги «На Тутовой улице» (And to Think That I Saw It on Mulberry Street!; Theodor Geisel), которая была опубликована в 1937 году, он продал 600 миллионов экземпляров.

А ведь при всей бесспорной любви к творчеству Сьюза сегодня, «На Тутовой улице» получила отказы от 27 издателей, прежде чем ее приняло издательство Vanguard Press. Что было бы, если после 20-го отказа Гейзель решил бы, что с него хватит? Или после 25-го? Только представьте свое детство и детскую литературу без доктора Сьюза!8

Я считаю, что в тот момент, когда мы приходим в этот мир, рождаемся, нам говорят «да». Затем еще какое-то время мы получаем свое «да». Мир раскрывает к нам свое сердце. Но однажды он начинает говорить «нет», и чем раньше начнешь тренироваться преодолевать это «нет», тем лучше. Сейчас я думаю, что я невосприимчив к отказу.

Мы говорили о том, как включать любопытство, когда мир говорит «нет». Так же часто «нет» может звучать и в твоей собственной голове, – и тут тоже любопытство может стать лекарством.

Как я писал выше, когда я чего-то боюсь, я пытаюсь пробудить в себе любопытство по этому поводу: я стараюсь оставить страх в стороне, чтобы начать задавать вопросы. Это помогает, во-первых, потому что вопросы меня отвлекают от неприятного чувства, и я узнаю что-то новое о предмете своих опасений. Думаю, подсознательно мы все это знаем. Но иногда нужно себе напоминать, что лучший способ развеять страх – встретить его лицом к лицу, быть любопытным.

Я боюсь говорить на публике. У меня получаются хорошие выступления, но мне не нравится подготовка к ним, а иногда и сами минуты, проведенные на трибуне, мне нравится, когда я уже выступил. Самая приятная часть – обсуждать с кем-то выступление после того, как оно состоялось. Каждый выход к микрофону для меня испытание. И вот как я справляюсь с нервами.

Во-первых, я не начинаю готовиться сильно заранее, потому что это запускает во мне механизм тревоги. Если я начну писать текст за две недели, я попросту буду испытывать беспокойство каждый день в течение этих двух недель. Мне достаточно знать, что у меня достаточно времени на подготовку, а сама работа над текстом обычно начинается за несколько дней до выступления. При этом я действую так же, как в работе над «Гринчем». Я задаю вопросы.

О чем должно быть мое выступление?

Какой наилучший вариант для этой речи?

Что ожидают услышать те, кто придет на это мероприятие?

Что они в целом хотели бы услышать?

Что они хотят услышать конкретно от меня?

Кто составляет мою аудиторию?

Ответ на каждый из этих вопросов помогает мне создать общую схему моего выступления. На их основе сразу возникают идеи, примеры и тезисы, которые я хочу привести, и я их записываю.

Я всегда ищу истории, которые можно рассказать в подтверждение тех мыслей, которые я хочу донести. Применительно к выступлениям, я люблю рассказывать истории по двум причинам. Людям нравятся истории: они не хотят, чтобы им читали лекции, им нравится, когда их развлекают. Кроме того, я знаю истории, которые рассказываю. Даже если споткнусь или собьюсь – что ж, это же моя история. Я могу даже забыть, что я пытаюсь сказать, но не потеряю нить.

Наконец, я пишу весь текст речи за день или два до выступления. И несколько раз репетирую.

Когда я пишу, я лучше запоминаю. Повторение текста также помогает закрепить его в памяти и высвечивает недоработки, или несоответствия между идеей и подкрепляющей ее историей, или места, где я не уверен, что правильно преподношу шутку. Когда я репетирую, есть возможность отредактировать текст, так же, как редактируется фильм, журнальная статья, деловая презентация или книга.

Я беру с собой распечатку с текстом выступления, кладу ее на трибуну, а затем становлюсь рядом с трибуной и говорю. Я не читаю по бумажке. Текст под рукой на тот случай, если он мне понадобится. Но обычно он не пригождается.

Требует ли любопытство работы? Конечно, да.

Даже если ты любопытен от природы, что бы эта фраза ни означала, задавать вопросы, осмысливать ответы, решая, о чем тебе это говорит и какие еще вопросы следует задать, – это работа.