Неизвестный - i_76a36ded0444c10c Страница 24

Медитации будут проходить на моих условиях. Я пришел не для вас, и я не могу руководить согласно вашим желаниям. Вы не можете указывать мне. Гуру, Мастер, тот, кого больше нет, становится популярным уже после своей смерти по той простой причине, что вы можете манипулировать им по своему желанию, а он не в состоянии возразить. Но если Мастер жив, он непременно представляет для вас опасность. Вот почему живых Мастеров избивают, а Махавире поклоняются. Это так естественно. Усопшим Мастерам молятся по всему миру. Живой Мастер доставляет много хлопот, ведь его невозможно втиснуть в привычные рамки и контролировать.

В моих глазах лишь причина вашего прихода имеет ценность. А кто приходит или не приходит — это от меня не зависит. Я хочу, чтобы находящиеся здесь приходили с полным пониманием, почему и зачем они пришли.

?

Объясни, пожалуйста, что такое сахаджа йога — йога естественности и спонтанности ?

Сахаджа-йога — самая трудная из йог, потому что нет ничего труднее, чем быть сахаджа — без усилий, естественным и спонтанным, «Сахаджа» означает позволять происходить тому, что происходит, не сопротивляться. Человек обнажился; это поступок естественный. Но, как видим, в действительности получилось не так. Быть сахаджа — значит течь как вода или воздух, не позволяя интеллекту вмешиваться в то, что происходит.

Как только вмешивается интеллект, мы перестаем быть сахаджа становясь неестественными. Выбирая решать, чему быть, а чему не быть, мы моментально становимся ненатуральными. Но, принимая происходящее таким, каково оно есть, мы возвращаемся к естественности.

Первое, что нужно понять, — сахджа-йога самая трудная из йог. Мнение, что Сахаджа-йога — легкий способ постижения садханы, или духовного учения, абсолютно не верно. Люди цитируют Кабира: «Садхо, Сахадж самадхи бхолш» — О, ищущий, естественный экстаз лучше всего. Конечно, это лучше всего, но и труднее всего. Для человека нет ничего труднее, чем быть естественным. Человек стал таким неестественным, он так далеко ушел от природы, что теперь ему гораздо легче быть ненатуральным и очень трудно вернуться к своим истокам.

В связи с этим важно понять некоторые вещи, ведь и то, чему я учу, по существу, является сахаджа-йогой.

Навязывать жизни свои доктрины и догмы — значит извращать жизнь. Но все мы поступаем именно так; сами ограничиваем себя концепциями и представлениями. Кто-то насильствен, но пытается быть ненасильственным. Кто-то гневается, но старается казаться спокойным. Кто-то жесток, но пытается представить себя добрым. Вор пытается быть щедрым, а грешник — святым. Все мы поступаем подобным образом, постоянно навязывая себе то, что нам не свойственно на самом деле. Но в итоге — каков результат?

Мы проигрываем не только тогда, когда попытка не удается, но даже в случае удачи. Ибо, как ни старайся, вор все равно не щедр; конечно, он может заниматься благотворительностью, но тогда пребывает в иллюзии собственной щедрости; воровской ум всегда найдет способ украсть даже посредством благотворительности

Как-то пророк Экнат решил отправиться в паломничество. Один местный воришка пожелал сопровождать пилигрима, объяснив это тем, что много грешил и теперь хочет очиститься в священных водах Ганга. Экнат сказал: «Я не возражаю, потому что все, кто отправляется в путь со мной, в той или иной степени воры. Но они возражают против твоего присутствия, боясь, что ты можешь украсть их вещи. Поэтому я могу взять тебя с собой, если ты твердо пообещаешь, что во время паломничества не станешь воровать». Воришка поклялся в этом.

И вот воришка присоединился к пилигримам, среди которых каждый был вором. Это были воры разного сорта — не все воры одинаковы, — и все они отправились в путь.

Чем дальше, тем больше наш воришка чувствовал себя не слишком уютно. Старая привычка к воровству и данная Экнату клятва ставили его в крайне затруднительное положение. Днем он еще держался, ночами же ему приходилось особенно трудно. Когда остальные спали, воришка ворочался с боку на бок, потому что это было его обычное «рабочее» время промышлять. Так он промучился пару дней, а на третий сказал себе: «Это долгое паломничество доконает меня. Сколько еще я смогу продержаться? К тому же я разучусь своему мастерству. Что я тогда стану делать по возвращении из святых мест, ведь паломничество не продлится вечно?»

Итак, на третью ночь начались проблемы, но в некотором роде благопристойные. Он стал воровать, но совершенно по-новому — беря вещи из котомки одного паломника и вкладывая их другому; себе он ничего не брал.

На следующее утро паломники были в недоумении. Каждый из них недосчитывался какой-то вещицы, которая затем обнаруживалась у другого. Паломников было более полусотни, поэтому отыскать вещи оказалось достаточно трудно. В лагере царило смятение, никто не мог понять, в чем дело. Вещи не исчезли; но все они поменяли хозяев. Экнат же, подумав, что это, должно быть, дело рук воришки-пилигрима, решил покараулить ночью. Около полуночи воришка встал и начал перекладывать вещи. Экнат тихо пробрался к нему и спросил: «Что ты делаешь?» Тот ответил: «Я поклялся не красть и держу слово. Я не краду вещи, а только меняю их местами, Я не беру себе ничего, следовательно, не нарушаю клятвы».

Позже Экнат говорил, что, как бы вор ни пытался измениться, он все равно остается вором.

Причина всей неестественности нашей жизни кроется в том, что мы постоянно пытаемся быть не теми, кем являемся на самом деле. Нет, сахаджа-йога скажет, что не следует пытаться быть тем, кем не являешься; узнай, кто ты, и живи этим. Если ты вор, знай, что являешься вором, и тотально проживи жизнь вора. Это очень трудно, потому что даже вор радуется, думая, что ему удалось избавиться от своего порока. На самом деле ничего не меняется, но ему легче считать, что, хотя сегодня он вор, завтра сможет отделаться от воровства. Даже эго вора радуется при мысли, что, хотя сегодня обстоятельства вынуждают его воровать, наступит день, когда он сможет стать филантропом, а не вором. Вот так в надежде на завтра он крадет у себя сегодня.

Сахаджа-йога говорит, что если мы по-настоящему знаем, кто мы, если принимаем себя такими, какие мы есть, и тотально проживаем это, то преображение может произойти в тот же миг. Если вор полностью осознает, что он вор, то не сможет долго оставаться вором. Желание продолжать воровство заставляет его твердить, что на самом деле он не вор, это лишь стечение обстоятельств. Подобная идея дает удобное объяснение воровству; человек ворует, но в душе он не вор. Другой заявляет, что он не насильник, обстоятельства, мол, вынуждают его к насилию. Еще один утверждает, что вышел из себя, потому что какой-то проходимец оскорбил его, а так он человек не злой, очень спокойный, просто его вынудили. Он даже просит прощения, говоря: «Прости, брат, не знаю, как это у меня получилось. Вообще-то я неплохой человек». Таким образом, его гордость и эго восстановлены. На самом деле все наши раскаяния и сожаления — лишь способ восстановить эго. Гневливый сохраняет эго, прося прощения.

Сахаджа-йога говорит: знай, ты есть тот, кто есть, и не пытайся уйти от этого даже на йоту. В момент, когда ты полностью осознаешь грех, боль и агонию, ты сразу же станешь тотально свободным от этого. Если вор полностью осознает, что он вор, не лелея ни малейших иллюзий, будто когда-нибудь перестанет быть вором, если он знает, что он вор сегодня и останется им завтра, если он полностью принимает такое положение вещей и понимает его, как вы думаете, сможет ли он остаться вором еще хоть на секунду? Осознание того, что он вор, проникнет в его сердце, словно разрывная пуля, и даже секунды не сможет он прожить в таких условиях. В тот же самый момент произойдет преображение, полная трансформация.

Все мы так умны и изворотливы Мы — воры, мечтающие облагодетельствовать мир, и наши мечты помогают нам всегда оставаться ворами. Наши мечты действуют наподобие буфера между двумя железнодорожными вагонами. Буфер принимает удар на себя, и пассажиры не страдают. Точно так же различные доктрины и принципы выполняют роль амортизатора в нашей жизни Я вор, но намерен перестать воровать. Я жесток, но идея ненасилия является моим лозунгом; я твержу, что ненасилие — это вершина религиозности. Идея становится моим буфером, она помогает мне сохранить свою жестокость. Поскольку, когда бы передо мной ни вставал факт моего насилия, я воскликну: «Какое насилие? Я последователь ненасилия; для меня оно является наивысшим религиозным достижением. Если иногда я и отступаю от него, то только в силу моей слабости; но я достигну своего идеала завтра или чуть позже. Даже если мне не повезет в этой жизни, это удастся в следующей. Ведь ненасилие остается моей путеводной звездой!»

Можно пронести стяг ненасилия по всему миру, но внутри остаться жестоким. Стяг становится помощником насилию.