Тори Халимендис - По ту сторону тьмы Страница 25

Пабло говорил, что артефакт должна активировать капля моей крови, но мысль порезать руку и испачкать все ценности я отбросила, как абсурдную. Помимо прочего, медальон Алексии мог оказаться не единственным артефактом моей семьи. Мало ли, к каким последствиям может привести случайная активация. Хорошо еще, если я просто вызову ливень, например. Ураган будет уже похуже. Ну а небольшому локальному землетрясению и вовсе никто не обрадуется.

Я отложила все медальоны, которые обнаружила, а потом, подумав, присоединила к ним и ожерелья с подвесками. Возможно, мои предки попытались как-то замаскировать амулет и переделали его, сделав частью другого украшения. Показать свои находки я планировала сначала Вельме — вдруг она почует магию от одной из них — и только потом Пабло.

Увы, но колдунья не смогла мне помочь.

— Если это — артефакты, то делали их далеко не глупцы, — с сожалением произнесла она. — И просто так свои секреты они не откроют.

— И ты совсем ничего не чувствуешь? — расстроилась я.

— Чувствую. За каждой из этих вещей тянется длинный след, уходящий в глубину веков. Слезы радости и горя, кровь и изломанные судьбы… Но это не то, что ты хотела бы услышать, не так ли?

От Пабло толку тоже оказалось мало. Сначала он накинулся на меня с расспросами о том, где я взяла драгоценности, и приуныл, поняв, что вразумительного ответа ему не дождаться. Потом он долго вертел каждую вещь в руках, внимательно разглядывал под лупой и разве что не пробовал на зуб. И наконец огорченно покачал головой.

— Нет, не то. Точного описания медальона Алексии у меня нет, но одно несомненно: его украшали рубины. Здесь же совсем иные камни.

При упоминании о рубинах сердце мое замерло на мгновение. Возможно, я действительно видела во сне настоящий артефакт? Но где же тогда он может быть спрятан?

Опять пустое темное помещение, только на сей раз странное, не похожее ни на что, виденное мною ранее. И стены, и потолок теряются в темноте, а в нескольких шагах от меня горит странное черное пламя. Я не чувствую холода, хоть и одета лишь в тонкую ночную рубашку. Под босыми ногами мягкий мех — шкура какого-то животного?

Пламя горит ровно, но абсолютно бесшумно, без характерного потрескивания, и это пугает меня. Подойти я не решаюсь, но протягиваю руку — почувствую ли тепло? Нет, ничего.

Незнакомец подходит сзади, останавливается у меня за спиной. Так близко, что я слышу его дыхание, ощущаю его запах, тепло его тела.

— Где мы?

Он не отвечает. Кладет руки мне на талию, привлекает к себе. Его губы обжигают поцелуем мою шею. Я откидываюсь ему на грудь, закрываю глаза и совсем не хочу сопротивляться. Меня вновь охватывает то странное, лишающее воли и разума томление, что и всегда при прикосновении Сумеречного. Его правая рука накрывает мою грудь, слегка сжимает, гладит через рубашку. Ткань трется о чувствительный сосок, набухший от охватившего меня возбуждения. Я закусываю губу и прижимаюсь к незнакомцу теснее.

Вторая рука задирает подол рубашки, и я, охваченная внезапным испугом, крепко свожу ноги. Но он просто кладет теплую ладонь мне на живот и поглаживает легкими движениями. Я успокаиваюсь, расслабляюсь, а он тянет вырез рубашки вниз, оголяя плечо и прижимаясь к коже губами. Затем правая рука скользит вниз и гладит грудь уже под рубашкой, пальцы сжимают и слегка пощипывают соски. С моих губ срывается стон, колени слабеют. Незнакомец тут же пользуется этим, и опускает руку с живота между моих ног, раздвигая их. Мне снова хочется свести бедра, только на сей раз зажать между ними его ладонь. Он усмехается, понимая мое желание, прикусывает мне мочку уха. Его палец проникает внутрь, и меня выгибает дугой. К первому пальцу присоединяется второй, и ноги уже не держат меня. Если бы не рука незнакомца, оставившая мою грудь и крепко обхватившая талию, я бы упала. Движения пальцев все убыстряются, я вскрикиваю, не стесняясь. Все тело сводит сладкой судорогой, а затем отпускает… и я вновь открываю глаза в своей постели. Одна.

***

Вельмы рядом не было. Интересно, к кому она ушла, к Мартину или к Пабло? Вряд ли к Анри — своеобразный кодекс чести колдуньи не позволял ей заводить отношения с чужими мужчинами, а поэта она полагала моим.

Я села на постели, подтянула колени к груди. Между ног было влажно, тело еще не утратило чувствительность, мышцы сладко побаливали. Воспоминания о произошедшем во сне вызвали стыдливый румянец на щеках и довольную улыбку на губах. Наконец-то и я почувствовала, какое наслаждение дарит близость мужчины и женщины. Вот только мысль о том, что я могу однажды встретить незнакомца в действительности, тревожила меня. Я предпочла бы, чтобы он оставался сном. На редкость прекрасным сном, надо сказать. Вельма права: физическая сторона отношений — это очень, очень приятно… Лишь бы только не повстречать героя сладкого сна в реальности: тогда ночные грезы могли обернуться кошмаром наяву. Интересно, а сможет ли Анри доставить мне подобное удовольствие? Мои щеки полыхнули еще сильнее, и я прижала к ним ладони, чтобы слегка остудить. И невольно усмехнулась: вот Вельма точно порекомендовала бы мне пойти и проверить. Она всегда утверждала, что от жизни следует получать все те удовольствия, что щедро даруют нам неведомые мне боги (Вельма исповедовала какую-то свою религию, но об этом предпочитала не распространяться, справедливо опасаясь преследования храмовников). А без радостей, больших и малых, неоднократно повторяла она, жизнь лишена половины красок.

От колдуньи мысли мои вернулись к амулету, и я нахмурилась. Где искать медальон, никто из нас не представлял. Разговор с Анри вечером почти не принес мне новой информации. Вот только… То странное темное пламя, которое я увидела — должно быть, это и был огонь Сумрака. Неудивительно, что меня так быстро охватило плотское желание — предок Анри полагал, что в местах сосредоточения Мрака в людях просыпаются самые низменные чувства, тогда как Искры Света пробуждают чувства возвышенные. Пожалуй, определенная логика в его рассуждениях была. Но теории его ничем не подтверждались.

Дверь тихо приоткрылась, и Вельма на цыпочках скользнула в комнату. Она накинула теплую шаль поверх ночной рубашки и натянула теплые чулки, а обувь держала в руках — боялась меня разбудить.

— Не крадись, — усмехнулась я. — Я уже не сплю.

Подруга бросила обувь у кровати и потянусь, будто кошка.

— И чего тебе не спится? Неужели красавчик-поэт не только о Сумраке с тобой разговаривал?

Я хотела рассказать ей о том странном месте, где побывала во сне, но сначала собиралась кое-что выяснить.

— Кто он? И не говори, что ты не понимаешь, о чем я.

— Вот еще! — фыркнула Вельма. — Стану я отпираться. Помнишь, Пабло говорил об интересных брачных обычаях на южных островах? Так вот, мне стало любопытно, чему он там мог научиться? Вдруг я чего-то еще не знаю?

— Ну и как, он смог тебя удивить? — спросила я, сдерживая смех.

— О-о-о! — многозначительно протянула подруга. — Эти островитяне знают толк в любовных утехах, скажу я тебе. Да, у них определенно есть чему поучиться. Кое-что новое я определенно узнала.

Она легла на живот и устроила подбородок на скрещенных ладонях.

— Со мной делиться знаниями ты не должна, — задыхаясь от смеха, выговорила я.

— А ты? У тебя такой вид…

Я вновь вспыхнула. Но раз Вельма не стала от меня таиться, то и я ей все рассказала. Не вдаваясь в излишние подробности, само собой.

ЗА ЧЕРТОЙ

ЭТО ЖЕ ВРЕМЯ

— Огонь горит все ярче, — удовлетворенно произнес седобородый мужчина. — Ты ведь понимаешь, что это означает?

— Да, наставник, — ответил его собеседник. — Он набирает силу, следовательно, влияние Черты все слабеет. Скоро она рухнет окончательно.

— И мы должны этому поспособствовать. Если мы будем бездействовать, она устоит и на сей раз. Вспомни, подходящие девочки уже появлялись в роду Лерой. Но никому из наших предшественников не удалось залучить их в Сумрак. А времени у нас остается все меньше.

— Не волнуйтесь, наставник. Я уже кое-что предпринял.

— И Благодатный не дремлет, — задумчиво произнес седобородый. — Он — серьезный противник, не стоит сбрасывать его со счетов.

— Но на сей раз ему нас не переиграть.

— Его нельзя недооценивать. Он ведь пытался прибрать к рукам наследницу рода Лерой, не так ли?