Матвей Курилкин - Будни имперской стражи[СИ] Страница 25

Комендант вновь улыбнулся.

– Господа, мне нужно идти – возможно, этим недоумкам – моим подчиненным потребуется помощь. Не хочу, что бы вы не мешали мне еще некоторое время, поэтому я решил вас ограничить таким способом. Если вы не будете пытаться шевелиться, то к моему приходу эти деревяшки прорастут в вас не слишком глубоко, и вы даже не успеете почувствовать настоящую боль. Будете пытаться встать – рост ускорится, и вам будет очень неприятно. А вами мы займемся позже, когда я вернусь.

Минуту мы все просидели молча, обдумывая ситуацию. Первым подал голос Флинн.

– Ну что, у кого‑нибудь есть какие‑нибудь идеи, что нам делать? Не хочу никого обидеть, но я как‑то не так представлял себе наш разговор с комендантом. И особенно его финал. Быть съеденным деревянной мебелью, вам не кажется, что это слишком экстравагантно?

Орк снова зарычал, и начал усиленно дергаться в кресле.

– Демон! Меня, похоже, уже до костей дожрали. По крайней мере, у меня такое ощущение. – Как‑то очень спокойно пробормотал он. Я посмотрел на орка. Его кресло было справа от меня, и как раз на расстоянии вытянутой руки. Как же мне этого не хочется. Я несколько раз вдохнул и выдохнул, а потом заговорил.

– Шеф! Я смотрю, у тебя левая рука свободна? Только локоть прирос? Странно…

– А я руки на груди скрещенными держал. А локти на подлокотниках. А тебе какая разница?

– Я просто подумал, что если постараешься, как раз сможешь дотянуться мне до пояса. У меня там кинжал, если ты не помнишь.

– Я помню. А зачем тебе кинжал? – Подозрительно спросил он.

– Давай ты все‑таки его сначала достанешь? Мне не кажется хорошей идеей дожидаться, когда господин комендант найдет время заняться нами.

Шеф, поняв, что более внятных объяснений от меня сейчас не добьется, потянулся к моему поясу. Немного усилий, пара ругательств, и вот, мой любимый кинжал уже у него.

– Что дальше, стажер?

– Ну шеф, не притворяйся идиотом. Давай, отрезай мне правую руку от подлокотника. – угрюмо проворчал я.

– Да ты спятил совсем, стажер! Может, тебе сразу голову отрезать? – заорал орк.

Флинн, который до этого неестественно вывернув прилипшую к подголовнику голову, и еще более неестественно выпучив глаза наблюдал за нашими действиями, заговорил:

– Вообще‑то, это действительно странная идея, господин Сарх. То есть я ничего не имею против, но сможете ли вы двигаться, после того, как освободитесь таким образом?

– Поверь мне, я смогу. Недолго, но смогу. Надеюсь, мне хватит.

В общем, шеф в конце концов согласился. Должен сказать, таких пыток мне еще переживать не доводилось. Сначала, шеф провел кинжалом между моей рукой и подлокотником. Не знаю уж, насколько глубоко я погрузился, но боль была адская, да и крови было много. Правда, она тут же впитывалась в подлокотник и ножку кресла, по которой стекала на пол. Впрочем, до пола ничего не дотекло.

Вторую руку и поясницу я вырезал уже сам, но только после того, как выпил то снадобье из моих запасов, которое на полчаса делает меня нечувствительным к боли и повреждениям. Через одежду побеги проросли не так глубоко, так что те части тела, которые были ей защищены, хоть и выглядели жутковато, повреждены были не так сильно. Сначала я хотел проглотить его после того, как освобожусь полностью, чтобы сэкономить себе немного времени, но понял, что могу и потерять сознание. Поэтому, как только моя правая рука освободилась, я залез в один из своих многочисленных карманов, и выпил этот волшебный порошок. Громкая ругань шефа, вместе с напряженным постаныванием Флинна, до чьих костей, похоже, уже тоже добрались, отодвинулась на задний план. Мир стал ясен, и четок, а выбор, что же делать перестал быть проблемой. Это очень хорошее зелье, жаль, что действует не долго, и так сильно вредит организму. Впрочем, навредить сильнее, чем это сделал я сам, не сможет даже оно. Я поднялся с кресла. От одежды тоже пришлось избавиться – она пришла в полную негодность. От штанов практически ничего не осталось, а вот куртка выдержала и это испытание – на спине появились прорехи, но в целом ее еще можно было назвать одеждой, в отличие от тех же штанов. Краем сознания я отметил, что, должно быть очень смешно смотрюсь с голым задом, двумя кровоточащими полосами на спине, и освежеванными с одной стороны руками, но не задержался на этой мысли. Я не стал освобождать своих товарищей таким же образом, как себя – больше снадобья у меня не было, а заботиться об истекающих кровью товарищах было бы пустой тратой времени. Пока сидят в этих самых креслах неподвижно, они, как не странно, в большей безопасности, чем я. Поэтому я сообщил, что, возможно, смогу заставить Элима повернуть процесс вспять, а сам отправился на его поиски. Органы чувств от выпитого снадобья тоже работали очень четко, так что я просто доверился обострившемуся чутью, и направился вниз по лестнице, на первый этаж. Мне повезло – комендант задержался, и еще не покинул дом. Впрочем, не так уж много времени у меня занял процесс вырезания самого себя из кресла, так что ничего удивительного.

Элим был здорово изумлен, увидев меня. Когда я спустился в приемную, он как раз выходил туда же только из другой комнаты, поправляя пояс с кнутом. Меня такой выбор оружия сначала удивил, а потом я заметил, что в кожу кнута вплетены металлические нити, в которых я опознал серебро. Краем сознания я удивился – неужели для Айсы оно смертельно? Она все‑таки не ходячий мертвец, чтобы бояться таких вещей. Впрочем, у коменданта было время, что бы изучить этот вопрос. Он быстро оправился от удивления. Эльф плавно, но быстро взмахнул рукой с зажатым в ней кнутом, и я резко отпрыгнул в сторону. Чувствовалось, что обращаться с ним комендант умеет в совершенстве – кончик кнута повиновался легчайшим движениям кисти, и предсказать, куда он ударит, было трудно. Мне до сих пор не доводилось встречаться с противником, владеющим таким экзотическим оружием, и увернулся я с трудом. Впрочем, комендант не закончил движение, и, не подставь я руку, кончик хлыста на своем обратном пути мазнул бы меня по глазам. Даже почти отключенными зельем рецепторами я почувствовал резкую боль в и без того пострадавшей руке. В следующий раз коменданту не удалось поймать меня так легко, и увернулся я без проблем. Тем не менее, я пока не представлял, как мне подобраться к противнику поближе. Я осознавал, что недолго смогу так резво скакать – действие зелья не бесконечно. Однако терпение Элима кончилось раньше. Он прошипел несколько ругательств, вовсе не приличных такому высокообразованному светлорожденному, а потом быстро прочитал что‑то на совсем незнакомом языке. Пробормотав несколько слов, он снова взмахнул рукой. Я почувствовал, как пол под ногами крошится и рассыпается в труху, и снова прыгнул в сторону. Бесполезно. У меня было ощущение, что я попал в зыбучий песок. Со стенами комнаты тоже происходило что‑то непонятное – из них с бешеной скоростью вырастали гибкие ветви, которые явственно стремились меня схватить. Сделав еще несколько шагов, я завяз окончательно. Колючие ветви тоже добрались до меня, вцепившись в руки. Я не был полностью обездвижен, но это уже помочь не могло – ни о какой свободе движения речи не шло.

– Какая же ты настырная мразь, сид! – Прорычал комендант, смачно оттягивая меня плетью. Вся его наигранная вежливость исчезла. – Что ж ты не хочешь умереть спокойно? – Он подошел поближе ко мне. – Ты отвратителен, как червяк. Прими свою смерть с достоинством, ты же проиграл! Останься благородным хотя бы в смерти, раз уж при жизни не смог. Куда ты тянешь руку, что там у тебя?

Я не стал отвечать. Последнюю свою метательную звездочку я достал еще в той комнате, где остались шеф с Флинном. Он не видел, что у меня в руке, и, почувствовав резкую боль в руке, дернулся от неожиданности. Мне все‑таки удалось его оцарапать, совсем чуть‑чуть, но это не важно.

– Ну и что ты добился, жалкий червяк? – Успел прошипеть он, а потом молча рухнул во весь рост. Парализующий яд на него подействовал не хуже, чем действовал до сих пор на всех остальных, кого мне доводилось таким образом обездвиживать. Я с трудом подобрался к лежащему на полу эльфу. Стены и пол продолжали меня удерживать, хотя и не так активно, как когда их контролировал Элим. Видимо, он ослабил концентрацию, что и немудрено. Та разновидность парализующего яда, которую я использовал, действует не на сами мышцы, а на те нервы, которые ими управляют. Причем избирательно – сердце, мышцы, которые поднимают и опускают грудную клетку, мышцы, которые управляют движением глаз, продолжают работать. Поэтому мой враг был в сознании, и прекрасно видел, что происходит. Меня это устраивало. Возможно, мне нужно было сказать ему что‑то. Объяснить, за что я его убиваю, или, возможно, напомнить ему о его долге, которым он пренебрег. Я не стал. Я просто приставил кинжал к его груди, и надавил. Я знаю, что он чувствовал, как острое лезвие раздвигает слои его плоти. Вот, острие скользнуло по кости, и его дыхание сбилось от боли. Вот оно уже рядом с сердцем. Очередной удар, и оно само напарывается на острый кончик кинжала. Все это время я смотрел ему в глаза. Я не знаю, почему не убил его одним быстрым ударом. Наверное, это была месть. Я хотел, чтобы он почувствовал неотвратимость смерти. Чтобы он хоть в какой‑то степени ощутил то, что чувствовали те, кого он убивал. Глядя ему в глаза, я понял, что мне это удалось.