Франсин Риверс - Сад Лиоты Страница 26

Лиота взглянула на злополучное красное платье, наделавшее столько шума. Все еще новехонькое. Покрасовалась она в нем только один раз, в тот самый вечер. Потом, еще до наступления ночи, сложила его и спрятала подальше.

Вслед за платьем Лиота достала из коробки старую шерстяную рубашку Бернарда, которую она подарила ему на день рождения после его возвращения с фронта. Эту рубашку он надевал по воскресеньям на семейные обеды, во время которых садился за столом напротив своего отца. Она и Бернард любили и прекрасно понимали друг друга, но его мать так до конца ни в чем не разобралась. Она предпочитала поворачиваться спиной к тому, что преподносила им жизнь. А преподносила она страдания и скорбь. Много скорби.

На дне коробки лежала военная форма Бернарда с приколотыми к ней наградами: серебряной и бронзовой звездами, а также медалью «Пурпурное сердце»[16]. Бернард велел ей сжечь военную форму, но она просто убрала ее подальше. Награды мужа вызывали у нее гордостъ. Только потом она узнала, какой дорогой ценой ему пришлось за них заплатить! Она даже содрогнулась, вспомнив, как в минуту душевной слабости Бернард рассказал ей о том, что пережил на войне. Лиота как-то спросила мужа, делился ли он с отцом своими переживаниями. Хотя она и получила отрицательный ответ, однако чувствовала, что папа Рейнхардт сам обо всем догадался.

Некоторые мысли лучше не высказывать вслух.

Что до Лиоты, то для себя она решила не касаться прошлого, которого она не могла изменить, и смотреть в будущее. Слишком много светлого и хорошего было в жизни, чтобы позволить неподконтрольным явлениям разрушить ее.

Ах, если б только Бернард сумел научиться мыслить так же, как она…

В двух следующих коробках хранились детские игрушки, игры и книги. Каждую вещицу она выкладывала по отдельности: широкая сигарочница, заполненная фигурками индейцев и ковбоев; конструктор в мешочке из джинсовой ткани; самодельная тряпичная кукла в платье из рогожи, вышитом по подолу и краям рукавов; конверт, до отказа набитый разными фишками и шариками, шахматная доска и футлярчик с шахматными фигурками; жестянка из-под акварели, банка с мелками и кипа старых потрепанных книжек, в том числе и любимый роман Джорджа — «Похищенный» Роберта Льюиса Стивенсона. Как только Эйлинора и Джордж подросли, она сложила эти вещи в коробки, надеясь, что когда-нибудь снова сможет достать их и порадовать своих внуков. Мечтала, как она посадит малышей к себе на колени и будет им читать.

Перебрала книги: первое издание «Любопытного Джорджа»; старая поблекшая книжка из магазина «Монтгомери Уорд» под названием «Олененок Рудольф»; «Сказки кролика Питера»; зачитанный до дыр сборник сказок; «Сад детской поэзии» Р. Л. Стивенсона и «Удивительный волшебник из страны Оз» Л. Ф. Баума. Сложила их в стопку и снова убрала в коробку — в который раз она упаковывала и прятала потерянные надежды и несбывшиеся мечты.

Разве не рисует каждая молодая женщина в своем воображении жизнь, наполненную счастьем и радостью? И потом реальность грубо вторгается в мечту, и приходится делать то, что должно и что в тот момент является правильным. Никому не дано предугадать, как сложатся обстоятельства. В жизни много страданий и скорби.

«Мужайся, возлюбленная. Я победил мир»[17].

Знаю, Господи, но Ты там, на небесах, а я здесь, на земле. Ты прожил на той земле тридцать три года. А вот мне уже больше восьмидесяти лeт. Я устала. Первые два десятилетия моей жизни были чудесными, и я благодарна Тебе за это. Если бы я не могла вспомнить ничего хорошего, в каком бы тогда положении я оказалась? Но Ты должен знать, Господи, что последовавшие за ними шестьдесят с небольшим лет были для меня не очень-то веселыми.

Она подумала о ветхозаветных людях, живших по несколько веков. Какая пугающая мысль.

В пятой коробке хранились личные фотографии мамы и папы Рейнхардт и детей. Мама ловко изготавливала самодельные памятные альбомы из картонных коробок, которые бесплатно брала в продовольственном магазине. Папа вырезал из плотного картона листы, на которые Эйлинора вместе с бабушкой наклеивала свои школьные фотографии, а обложки альбомов они украшали вырезками из журналов. В альбоме, украшенном коллажем из портретов звезд Голливуда, хранились сочинения Эйлиноры, записки, полученные на школьных танцевальных вечерах, программки мероприятий, в которых дочь принимала участие, и ее школьные фотографии. В другом альбоме, на обложку которого были наклеены виды Большого каньона, калифорнийской секвойи, пляжей Орегона Скалистых гор, хранились школьные фотографии Джорджа.

Когда-то здесь было много семейных портретов, но теперь остались лишь два-три, на которых были запечатлены дети в школьные годы. Все снимки, какие удалось сберечь Лиоте, она поставила на каминную полку. В память о Бернарде у нее сохранились три фотографии. Одна, сделанная в день их свадьбы, висела на стене в спальне. На другой — Бернард, она сама, Джордж, только-только начинавший ходить, и новорожденная Эйлинора. На третьей фотографии — Бернард в военной форме. Он снялся в лагере для новобранцев после завершения своего обучения и прислал снимок по почте. Она передала эту фотографию родителям Бернарда, и те с гордостью поставили ее на каминную полку, где она простояла до того дня, когда их сын вернулся с фронта и заявил о своем нежелании видеть в доме хоть что-нибудь, напоминающее о войне. После этого мама Рейнхардт убрала фотографию и даже не повесила ее на стену в маленькой, пристроенной к гаражу комнатушке. Когда Бернард умер, мама поставила фотографию на телевизор и смотрела на нее последние десять лет своей жизни утром, днем и вечером.

Рядом с фотографиями лежала еще одна старая коробка из-под обуви. Лиота развязала розовые ленточки и подняла крышку. Здесь хранились письма, которые родители Бернарда получали от своих родственников, начиная с 1924 года, когда они иммигрировали в Соединенные Штаты. После 1940 года переписка прекратилась. Лиота не могла прочитать письма на немецком языке и лишь посмотрела, как аккуратно они сложены в стопки и перевязаны шелковой розовой тесьмой. После смерти мамы Рейнхардт у Лиоты не поднялась рука сжечь или выбросить эту корреспонденцию. Если этими письмами дорожила свекровь, которая берегла их столько лет, какое право имела она, Лиота, выкидывать их?

Интересно, что там написано? Может, уничтожить их? Эта мысль вновь неприятно взволновала ее. Обувная коробка занимала немного места. Если когда-нибудь один из членов семьи возьмется выучить немецкий, он прочтет, наконец, эту «тайнопись». И опять ей подумалось, что идея-то не слишком хорошая.

Она знала, чего бы пожелал Бернард, окажись он на ее месте.

Чтобы прикинуть вес коробки, она покачала ее на руке.

Господи, что мне делать? Возможно, прошлое нашей семьи вовсе не безупречное, но это наше прошлое. Чем мы рискуем, если сохраним эти письма? Кому может причинить вред их содержание? И если я все-таки решусь и сожгу их, сколько всего важного о нас самих исчезнет в языках пламени?

Отложив коробку в сторону, она вздохнула. Так и не придумала, что делать с письмами. Поразмыслит еще несколько дней, а потом придет к какому-нибудь решению; а если же не найдет ответ, значит, кому-то другому придется поломать над этим голову. Пусть Эйлинора или Джордж сами уничтожают прошлое, если захотят.

Она приготовилась снова закрыть коробку крышкой, но вдруг заметила на самом дне длинный коричневый конверт. Достала его и повертела в руках. На конверте ни штемпелей, ни марок, к тому же он не заклеен. Открыв конверт, она достала листки, похожие на бланки официального документа. Развернула, прочитала. Да это же документы о получении гражданства мамой и папой Рейнхардт! Они стали гражданами Америки в мае 1934 года, после того как оба сдали экзамен и суд подтвердил его результаты.

Не случайно эти документы хранились вместе с письмами из Германии.

— О, мама, ты тоже оказалась между двумя мирами, не так ли?

И в этом Лиота усматривала некий смысл.

Она аккуратно сложила документы и положила обратно в конверт. Написала на лицевой стороне: «Документы о получении гражданства Готтлибом и Элен Рейнхардт». Конверт положила поверх писем, чтобы любой, кто откроет коробку, сразу мог бы его заметить. Затем закрыла крышку, перевязала коробку ленточками и отставила в сторону. Теперь для принятия решения ей уже не понадобится несколько дней. Она сохранит эти письма.

Последняя коробка была наполнена сувенирами. Когда через месяц после смерти свекрови Лиота пересмотрела их, то многое выбросила и тогда же убрала все коробки на чердак. Среди прочего у нее сохранилась толстая пачка писем Бернарда, присланных им с фронта, и карты, которые он купил много лет тому назад, в честь дня ее рождения и Дня матери.