Александр Дюма - Сальватор. Том 2 Страница 26

Жан Бычье Сердце развернул графа Эрколано к себе, надеясь прочесть по его лицу то, что тот отказывался произнести.

Лицо злоумышленника посинело, налитые кровью глаза вылезли из орбит, язык вывалился набок, почти доставая до галстука.

Жан Бычье Сердце оценил сложившееся положение.

– Как можно быть таким упрямым! – с упреком произнес он и еще сильнее затянул петлю.

На сей раз искры посыпались у злоумышленника из глаз.

Пока он был только связан, он мужественно сопротивлялся, но когда почувствовал, что воздух вовсе перестал поступать в легкие, он торопливо поднес руку к карману и скорее выронил, чем бросил на землю, девять пачек билетов из десяти.

Жан Бычье Сердце ослабил хватку, но не выпустил окончательно горло негодяя из рук, и тот с шумом втянул воздух. Но вместе со свежим ночным воздухом к графу Эрколано вернулась и надежда.

На дне глубокого кармана, в котором лежали деньги, он нащупал нож, самый обыкновенный нож, какой он отверг бы при других обстоятельствах, но сейчас это была последняя его надежда.

Поэтому-то он и бросил на землю только девять пачек, а не десять.

Делая вид, что роется в кармане в поисках последней пачки, он рассчитывал раскрыть нож, а это давало ему надежду уравновесить свои силы и силы противника.

Жан Бычье Сердце, не выпуская из рук графа Эрколано, сосчитал разбросанные на земле пачки и, видя, что их только девять, потребовал вернуть последнюю пачку.

– Позвольте мне хотя бы пошарить в кармане! – взмолился мошенник придушенным голосом.

– Это более чем справедливо! – согласился Жан Бычье Сердце. – Пошарь!

– Пустите же меня!

– Выпущу, когда ты со мной рассчитаешься, – возразил Жан Бычье Сердце.

– Вот ваши деньги! – отвечал мошенник, бросая десятую пачку и вместе с тем раскладывая нож в бездонных глубинах кармана.

Жан Бычье Сердце умел держать слово: он сказал своему противнику, что выпустит его, когда они сочтутся, – так он и сделал.

Граф Эрколано решил, что, когда великан нагнется за пачками, он прыгнет на него, и если не перережет, то хотя бь:

проткнет ему горло. Однако этой безумной надежде, этой бессмысленной мечте не суждено было сбыться. Жан Бычье Сердце остротой ума не отличался, особенно в сравнении с таким изобретательным господином, как граф Эрколано, но он почуял неладное и на пачки банковских билетов посматривал только одним глазом.

Само собой разумеется, другой глаз он не сводил с мошенника и вовремя заметил, как в его руке сверкнуло лезвие. Он успел перехватить его запястье широкой, будто валек прачки, ручищей.

Он лишь чуть сдавил руку графа Эрколано: тот выпустил нож, ноги у него подкосились, и он упал навзничь. Жан Бычье Сердце поставил колено побежденному на грудь, от чего у того затрещали кости, потом собрал пачки билетов и распихал их по карманам.

Он был поглощен этим занятием, как вдруг ему показалось, что неприятель, по-прежнему издававший предсмертные хрипы, потянулся за ножом. Тогда Жан Бычье Сердце решил покончить с сопротивлением раз и навсегда: ударом, способным сбить с ног быка, он пригвоздил голову шантажиста к земле, сопровождая свои грозные действия словами, которые при других обстоятельствах могли бы показаться комичными:

– Я вижу, вы никак не уйметесь?

Теперь злоумышленнику поневоле пришлось унять свой пыл.

Он лишился чувств.

Жан Бычье Сердце пересчитал пачки билетов, их оказалось ровно десять. Он поднялся на ноги и подождал, пока граф Эрколано придет в себя и тоже встанет.

Скоро он понял, что его ожидания напрасны: граф не подавал признаков жизни.

Жан Бычье Сердце приподнял шляпу – он был чрезвычайно вежливый человек, несмотря на грубоватую внешность, – и почтительно поклонился мошеннику.

Но тот то ли был не столь хорошо воспитан, то ли не мог поклониться в ответ по причине обморока, но он даже не шевельнулся.

Жан Бычье Сердце посмотрел на него в последний раз и, видя, что тот упорно хранит неподвижность, махнул левой рукой, словно желая сказать: «Тем хуже! Ты сам этого хотел, милейший!» – и не спеша пошел прочь, сунув руки в карманы и ступая уверенно, с видом человека, исполнившего свой долг.

Мошенник же пришел в себя долгое время спустя после того, как Жан Бычье Сердце уже вернулся домой, то есть в тот ранний час, когда на землю падает роса.

Роса, благотворно влияющая на цветы и другие растения, оказала не менее животворное действие и на человека: едва первые капли упали ему на лицо, он пришел в себя и чихнул.

Спустя еще несколько минут граф шевельнулся, приподнялся, снова уронил голову, снова ее поднял, и, наконец, после нескольких безуспешных попыток ему удалось сесть.

Он посидел некоторое время не двигаясь, будто собирался с мыслями, потом пошарил в карманах и грязно выругался.

Видимо, память постепенно к нему возвращалась, а вместе с тем перед ним разверзалась бездна. Бездной, зияющей и пустой, был карман, совсем недавно видевший полмиллиона франков, или двадцать тысяч ренты.

Впрочем, граф Эрколано был настоящий философ; он подумал о том, что, как бы велика ни была потеря, она могла бы оказаться еще больше, если бы вместе с деньгами он лишился жизни, а до этого было недалеко.

Но он остался в живых, хотя и пострадал немного. В этом он убедился, с удовольствием вдохнув и выдохнув несколько раз, как человек, лишившийся на время радостей, связанных с этим упражнением. После этого он покрутил головой, как сделал бы повешенный, под которым вдруг оборвалась веревка.

Наконец он вытер пот со лба рукавом своего левита, поднялся, пошатываясь, на ноги, огляделся с оторопевшим видом, натужно закашлялся, потряс головой, словно хотел сказать, что ему еще долго придется приходить в себя после нападения, которое он недавно выдержал, надвинул на глаза шляпу и, не глядя по сторонам, пустился бежать во весь дух, благодаря небо за то, что остался жив и может еще употребить остаток дней на радость себе и ближним.

Мы бы недооценили проницательность наших читателей, если бы хоть на мгновение усомнились в том, что они узнали в любителе живописи, проникшем к Петрусу под видом его крестного капитана Берто Верхолаза, в графе Эрколано, в шантажисте, любителе приключений, мошеннике, которого едва не убил Жан Бычье Сердце, нашего старого знакомого, и который, к величайшей радости Петруса, прогуливался в последний день карнавала на площади перед Обсерваторией, украсив себя картонным носом в несколько дюймов, человека по имени Жибасье.

Благодаря доверию, оказанному г-ном Жакалем, он считал себя вправе время от времени предпринимать ради собственной выгоды весьма рискованные шаги.

XVII.

Глава, в которой мадемуазель Фифина, сама того не желая, оказывает немалую услугу Сальватору

На следующий день около шести часов утра Сальватор переступил порог низкой двери в доме по улице Бурб, где жили Жан Бычье Сердце и его рыжая подрркка, мадемуазель Фифина.

Еще не дойдя до пятого этажа, в котором находилась квартира плотника, Сальватор услышал брань, которую уже не раз ему доводилось слышать в этом доме, но особое впечатление она произвела на него в тот день, когда он пришел просить Бартелеми Лелонга сопровождать его в замок Вири.

Мадемуазель Фифина изрыгала на плотника отборнейшие ругательства; великан ворчал, похожий на Полифема, увидавшего Галатею подле Акида.

Однако на сей раз, в чем скоро убедятся читатели, речь шла не о любви.

Сальватор громко постучал.

Мадемуазель Фифина, растрепанная, с выпученными глазами, в перекошенном платье, отворила дверь, задыхаясь и раскрасневшись от гнева.

– Неужели вы не можете и дня прожить без ругани? – строго поглядывая на любовницу плотника, спросил Сальватор.

– Это все он виноват! – пожаловалась мадемуазель Фифина.

– Она просто негодяйка! – взревел Жан Бычье Сердце, бросился на мадемуазель Фифину и занес над ее головой кулак.

– Ну-ну, еще слишком рано для такого занятия, Жан Бычье Сердце! Вы ведь пока даже не пьяны! – с трудом сдерживая улыбку и стараясь говорить строго, заметил Сальватор.

– Мне очень жаль, но сейчас я согласиться с вами не могу, господин Сальватор! – пробасил плотник. – У меня уже час как руки чешутся обломать бока этой мерзавке!

Жан Бычье Сердце был страшен в гневе. Воздух с шумом рвался из его груди, будто из кузнечных мехов, губы побелели и тряслись, глаза налились кровью и метали молнии.

Мадемуазель Фифина давно привыкла к его вспышкам, но на сей раз почувствовала, как от страха у нее кровь стынет в жилах.

Она поняла, что, если комиссионер немедленно не вмешается, ей конец. Она бросилась к гостю, обвила его руками и, заглядывая ему в лицо, взмолилась:

– Спасите меня! Небом вас заклинаю, господин Сальватор, спасите!

Сальватор, не скрывая отвращения, разжал ее пальцы, потом встал между Жаном Бычье Сердце и его подругой и схватил его за руки.