Галина Сидорова - Под крышей МИДа Страница 3

Помню, как однажды, вернувшись в Москву из очередного министерского визита, столкнулась в коридоре седьмого этажа с одним из коллег-советников, и он с энтузиазмом стал меня уговаривать, пока не поздно, вступить во "Властилину", мол, там уже пол-МИДа за дешевыми "Волгами" выстроилась, и кое-кто даже успел получить автомобиль. Печальный конец финансовой пирамиды "Властилина" известен – она рухнула в 1994 году, ее создательница Валентина Соловьева была осуждена на семь лет лишения свободы, так что нетрудно представить, что стало с "капиталами" бедняг-послов, подпавших под "скромное обаяние" хозяйки одной из первых пирамид.

Уход многих молодых сотрудников в то время был обусловлен именно экономическими причинами.

"СОГЛАСОВАТЬ ВОПРОС С ПРЕЗИДЕНТОМ БУШЕМ"

Влияние МИДа в начале 90-х? Кунадзе уверен, что по сравнению с временами Шеварднадзе оно упало. И связано это было в том числе с тем недостатком, который в обычной жизни проходит быстрее, чем хотелось бы, а в данном случае, пройти просто не успел – с возрастом. Козыреву исполнилось 38 лет. Молодой министр, молодые замы, молодые сотрудники. А руководить предстояло старшими и даже пожилыми людьми. К тому же от МИДа требовалось одно – помочь стране выжить…

Однако, на мой взгляд, как раз с этой задачей МИД справился – благодаря линии Козырева, его способности убеждать Ельцина, дипломатия начала 90-х фактически заложила основы для спокойного внутреннего развития страны, для того относительного процветания начала и середины 2000-х, которым так кичится сегодняшняя российская власть. Так что на "влияние" можно по-разному посмотреть.

Были, конечно, моменты, когда молодость действительно мешала – в том числе преодолевать вопиющую порой некомпетентность ельцинского окружения, ведь к власти пришли аппаратчики-заднескамеечники, сменившие на высоких постах чиновников Горбачева. Да и сам Ельцин порой умел поставить в тупик. К примеру, на одной из резолюций МИДу как-то написал: "Прошу согласовать вопрос", а дальше шло, собственно, с кем – с премьером (России) и с президентом Бушем.

Или вот еще "смешная" резолюция, принадлежащая перу тогдашнего вице-премьера Георгия Хижи. Он курировал ВПК. МИД и МВЭС (Министерство внешнеэкономических связей) написали ему записку "о возможностях прорыва на малайзийский рынок военных самолетов", объяснили, что, мол, у нас неплохие позиции, но наши конкуренты-американцы тоже хорошие самолеты делают. В ответ последовало поручение МИДу от вице-премьера: "Прошу обговорить с американцами, что они нам уступают малайзийский рынок, и подумать о том, какой рынок мы им можем уступить". А Кунадзе в этой связи вспоминает свой более ранний опыт с премьер-министром Силаевым: "Зашел к нему перед переговорами с японской делегацией, чтобы ответить на его вопросы. Силаев спрашивает: "О чем с ними говорить?" Советую: "Поблагодарить бы надо". Он: "За что их благодарить?" Я: "Для нас эти кредиты очень важны – долгосрочные, под низкие проценты". Он: "Под проценты? Они – ростовщики! Они на нас заработают. Ростовщиков не благодарят!" Пытаюсь не сдаваться: "Ну…мы сейчас в таком положении, что просто вряд ли когда-то сможем это отдать. Поэтому все-таки надо благодарить, по-моему". Он: "Вы просто ничего не понимаете!"

Это было общее восприятие внешней политики. И МИДу порой приходилось в прямом смысле биться головой о стену.

НОВОЕ СЛОВО ИЗ ТРЁХ БУКВ

Удивительно, как эта тогдашняя некомпетентность сочетается с сегодняшней официальной примитивизацией того, что было сделано нового либо закреплено перестроечного в начале 90-х. Основной тезис: "Все отдали – все продали". Хотя, что конкретно в то время отдали, что продали, перечислить мало кто в состоянии.

Поэтому перечислю, что не отдали. Статус преемника и продолжателя за Россией закрепили, как и место в качестве постоянного члена СБ ООН. Территорий никаких не отдавали. Разговор о расширении НАТО начался еще при Советском Союзе, а первая волна расширения пошла в 1999 году.

По разоружению можно спорить бесконечно, но в экономически очень слабых условиях закрепить паритет (СНВ-2) – это, скорее, достижение. Ядерное оружие из Беларуси, Украины и Казахстана вывели. Причем в Казахстане и в Украине размещались ракеты "Сатана" – те самые СС-18 с разделяющимися головными частями. И их были сотни. Россия готова была принять "Сатану" и взять все советские ядерные запасы под свой контроль. Белорусы быстро заявили о желании стать нейтральным государством. Казахи и украинцы отчаянно торговались. С Украиной, к тому же, начался дележ Черноморского флота. США активно помогали российской стороне, ведя себя очень корректно. Для них три новых государства, напичканных современным ядерным оружием, появившихся на планете в течение одной ночи, были, как мне тогда сказал один из помощников Бейкера, худшим из ночных кошмаров. В результате с Назарбаевым удалось все решить в течение 1992-го. А с Украиной решающий документ подписали лишь в 1994 году в Москве – Ельцин, Кучма и Клинтон.

Вообще, любые переговоры с коллегами по СССР, в Беловежье превратившимся в СНГ, шли непросто. Порой все чувствовали себя не в своей тарелке – сидят по разные стороны стола напротив друг друга люди, еще вчера работавшие бок о бок, в одном отделе, в одном посольстве, над одной темой, и знают ведь друг друга как облупленных, а должны отстаивать разные интересы. Надо было с особой тщательностью соблюдать протокол, любое нарушение вызывало подозрение в неуважении, обиды.

Ощущение совсем уж параллельной реальности у меня возникло в Тбилиси, когда нас принимал Шеварднадзе как новый глава Грузии, а рядом с ним сидели два его главных помощника, мои хорошие друзья из времен союзного МИДа, последовавшие за шефом в Тбилиси.

А еще мне всегда казалось, что попытка играть в СНГ, делая вид, что в чем-то все у нас по-старому, а в чем-то совсем иначе, лишь запутывало ситуацию. Создание всех этих департаментов, министерств СНГ, словно подчеркивающих странную сложносочиненную связь, которую Москва использовала, чтобы создавать видимость особого влияния в регионе, а бывшие республики – чтобы при случае попросить денег или как-то пошантажировать бывший "центр". И все это вместо того, чтобы по-новому строить отношения с каждым государством в отдельности, с учетом его специфики. Пока до конца не размежевались – не удастся и качественно объединиться. Однако мою революционную идею не создавать в МИДе отдельный департамент, а распределить новые государства по географическому принципу в соответствующие территориальные отделы – старшие товарищи восприняли, мягко говоря, без понимания.

Кунадзе, в свою очередь, рассказывает, как, будучи отозван в 1997 году Примаковым из Сеула и затем списан в послы по особым поручениям, курирующим СНГ, сочинил записку, суть которой сводилась к тому, что попытка создать уменьшенную копию СССР является тупиковой. У России нет сил, возможностей и морального права командовать бывшими республиками СССР. Единственный способ политики в СНГ – помочь этим республикам стать по-настоящему демократическими и независимыми, не давить их в этом, а поддержать, при этом имея принципиально хорошие, на основе разделяемых общих ценностей отношения с Западом. И вот тогда эти республики будут нашими друзьями. Поняв, что записке не суждено попасть в руки главного читателя, Кунадзе ушел из МИДа.

НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ

Мое главное потрясение начала 90-х – легкость, с которой начинаются войны. Оно лишь усиливалось по мере того, как мы, словно пожарная команда, мотались по миру, пытаясь затушить возгорания, то и дело возникавшие в опасной близости от России: Нагорный Карабах, Приднестровье, Таджикистан, Афганистан, Югославия.

Югославия для Козырева была вроде наваждения – он очень боялся, как бы подобный сценарий не осуществился в России. Поэтому он так упорно и целенаправленно занимался этой своеобразной военно-полевой дипломатией, что, по-моему, вполне устраивало тогдашнее руководство Минобороны, не особенно стремившееся "на передовую".

Помню, не успели прилететь в Таджикистан к российским пограничникам, охранявшим границу с Афганистаном, как Козырев случайно услышал по радио, что в Приднестровье заваруха, а Руцкой там агитирует голодную 12-ю армию двинуть войска на Кишинев. Козырев тут же связался с Ельциным, и, получив добро, мы отправились в Кишинев, а оттуда вертолетом в Тирасполь. Как потом выяснилось, министр обговорил с президентом главное – армия ни в коем случае не должна вмешиваться, максимум, что она может сделать, это встать между конфликтующими сторонами, принять беженцев. И никаких походов на Кишинев.

Прилетели в столицу Молдовы. Козырев встретился с президентом Снегуром, договорились, что он гасит страсти со своей стороны, а мы отправились в Тирасполь. Там я впервые увидела Козырева в деле – не просто на переговорах или специально организованной встрече, а перед взвинченной толпой, еще не остывшей после выступления Руцкого. Распаленные женщины, потерявшие всякую надежду на нормальную жизнь для своих семей и мужей-военных, требовали вернуть Советский Союз и привлечь к ответу предателей в Москве. А тут какой-то "мальчик в розовых штанишках" – уничижительное прозвище министров-гайдаровцев, о которых им накануне вещал Руцкой. Охрана предупредила, что бессильна в такой обстановке, надо улетать. Козырев пошел в толпу. Как потом признался, не очень понимая, что он им скажет. Поднялся на импровизированную трибуну – все орут. Как-то он привлек их внимание и говорит: "Знаете, женщины, вот вас тут большинство, поднимите руку, кто готов сейчас своих детей отправить на войну, на гражданскую?".