Юрий Агеев - Монолог современника Страница 3

и авантюрист,

он же — проповедник,

он же — аферист.

Карты были краплены

магнитною полоской,

игроки подавленные,

юмор очень плоский.

Сам картан — на станции,

которой тыща лет,

но никакой дистанции

меж дном и верхом нет.

Справа житель Веги,

голубой, как с перепою.

с ним абориген с Омеги,

с щупальцем-ногою.

Слева марсианин

с глазом прямо на руке,

а на заднем плане

проигравшие в тоске.

Сев играть, раскаешься,

спустивши капиталец.

ведь, если проиграешься,

то отрубают палец.

Пальцев не хватало

на ногах и на руках.

Битые каталы

прогорали в пух и прах.

А когда рассеялись

сомнения и споры,

и уже отсеялись

крупные партнеры,

альтаирец трёхголовый

посмотрел на флешь,

матерное слово

пробурчал и — харк на плешь!

Сброду невесёлому

сказал он вещь такую:

— Ставлю третью голову,

что он, подлец, плутует!

Марсианин вперил зенки,

хоть был трус и нытик, —

хвать рукою по коленке.

Глаз тут взял и вытек.

Взвился житель Веги,

почерневший с перепою,

а абориген с Омеги

стал трясти ногою.

Обступили жулика,

хватают за грудки,

а он в ответ культурненько:

— Постойте, мужики!

Я на всю галактику

честнейший человек,

а вы — толпа лунатиков,

мутантов и калек.

Кодла недобитая!..

И, бластер наведя,

в капсуле с орбиты

шасть — куда глаза глядят.

Бог весть где скитается,

кутит и загорает,

а на дальней станции

не пьют и не играют.

1979

МАТЧ СССР - КАНАДА

Нам сегодня на лёд,

как с тевтонцами — в бой.

Знаем: тем лишь везёт,

кто на равных с судьбой.

Нам с канадцами драться

за счёт на табло.

С поля целым убраться —

считай, повезло.

Но сегодня решили

мы не уступать

на таком же режиме,

растак вашу мать!

Ляжем насмерть на этом

исчирканном льду,

но придём с того света,

имейте в виду!

Хрип свистка, клюшка к клюшке:

мы входим в игру.

Сшиблись, хлынула юшка,

досталось ребру.

Шайбу вырвали, морды,

и на вираже

по воротам их форвард

ударил уже.

Прёт удача им в руки,

но как бы не так! —

ас ледовой науки, —

взял шайбу Третьяк.

Пашем лёд у границы,

нас клюшками бьют,

И к воротам пробиться,

как взойти на редут.

Шасть их крайний подножку,

и нашего — в борт.

Мы нажали немножко

и, взяв в оборот,

Хлоп канадца об стенку —

мы входим во вкус:

они бьются за деньги,

а мы — за Союз!

Вот позорные урки! —

зря судья им свистит:

двое держат за руки,

а третий шустрит.

Нам вернуться бы сразу!

Решали пока,

вбили шайбу, заразы,

зажав Третьяка.

Благо, Тихонов, тренер,

объяснил нам что, как:

важно выиграть время

для победных атак.

— Иль битюг тебя кинет,

или ты его съешь!..

Сплюнул зубы защитник

и встал на рубеж.

Перестроились с ходу,

отвлекли, обвели.

Ну, теперь им по году

сидеть на мели.

Отстают, не угнаться,

бьём четвёртый с руки.

Не глядим, что канадцы —

хлипки мужики!

Гол второй, исхитряясь,

загнала их братва.

Нам плевать. Не смущаясь,

лупим по головам.

В их воротах, — знай наших! —

пятый раз уже гол.

Знамя с клёном опавшим

убирают в чехол.

В их глазах злые слёзы,

тренер прёт на скандал.

Счёт: пять-два в нашу пользу,

выходим в финал.

Вслед нам шум стадиона,

как медведи идём.

В коридоре ждут жёны

с едой и питьём.

Будет кросс после ночи, —

под душ и на лёд.

Ну, на этот раз, точно,

нам всем повезёт!

1979

ЗОЛОТАЯ РЕЧКА

Не врастайте в мирный быт,

в тёплое местечко.

Помните: в горах бежит

золотая речка.

Сосны рвутся до небес,

разрывая тучи.

Справа лес и слева лес,

между — Бог и случай.

Кто-то мается в тайге

на лесоповале,

ну, а тех, кто в руднике, —

поминай, как звали!

Позабудьте про долги,

узы и контракты,

аргументы у реки —

золотые факты.

Заяц по лесу спешит, —

ёкает сердечко,

но быстрей его бежит

золотая речка.

Только руку протяни,

поступись покоем,

только вовремя рискни, —

манны ждать не стоит.

Пусть пороги, — не беда! —

встали посерёдке,

посмотри, её вода

моет самородки!

Это ж надо — у воды

и такая смелость!

И у каменной гряды

отвисает челюсть.

Кто мы — боги ли, скоты?

Рвём, стреляем, режем,

про заветные мечты

знать не знаем — где же?

Тишина — мертвей могил,

шум — мощнее грома.

Нет руля и нет ветрил,

нет любви, нет дома.

Дух бродяжий вышел весь

в кинолентах скучных.

Верьте, золото не здесь, —

не в квартирах душных.

Торопитесь, чтоб успеть,

берега столбите.

Даже, если выйдет медь,

всё равно ищите!

1979

ДОЖДЬ НАД ЧИЛИ

В Сантьяго льётся дождь из слёз и крови.

Над Чили тучи — ветром не проймёшь.

Летят из автоматов с сердцем вровень

потоки пуль. Над Чили льётся дождь.

Невесело жить при такой погоде —

опасно без кевларовых плащей!

Чилийская погода нынче в моде.

Вот незадача — трудно без дождей!

Над морем зависают вертолёты,

выбрасывая мёртвых и живых,

и с палачами Хара сводит счёты,

дошёптывая песню или стих.

Обидно умирать, собрав все силы

для жизни, но приходит к власти ложь,

чтоб спрятать в безымянные могилы,

а радио твердит: «Над Чили дождь!»

В истории повторы в катастрофах.

Когда же небо высохнет от слёз?

И вновь идёт под дулом на Голгофу

чилиец по фамилии Христос.

Не дай нам, Бог, однажды, на рассвете,

спросонок чью-то станцию найти,

и, стрелку доведя к условной мете,

услышать, что над Родиной дожди.

1979

1980

СПАСАТЕЛИ

Те, что в горы ушли штурмовать высоту,

бросив вызов судьбе и природе,

точно нить, сквозь эфир протянув частоту,

третьи сутки на связь не выходят.

Мы собрались в кружок у складного стола:

как же так, шесть парней — и пропали?

Правда, холод был лют, правда, вьюга мела,

но ведь горы у нас, не в Непале!

Сторожит тишина тех, кто вверх поднялись.

Сколько можно неведеньем мучить?

Остается завыть, иль карабкаться ввысь,

наплевав на страховку и кручи.

На парах вертолет — он пробьёт снегопад,

хоть лететь ему не по погоде, —

потому, что в горах альпинистский отряд

третьи сутки на связь не выходит.

1980

АНГЛИЯ

Туманный Лондон, сумеречный век,

вериги власти хлеще, чем удавка.

На Темзе барки, в трюмах хрип калек,

и на Норфолк бесплатная доставка.

Ничто в трущоб не манит глубину,

когда нескладно и убого Сити,

но клуб закрыт, и лорд идёт по дну

между лачуг, стремясь скорей забыть их.

Впритык к дворцам приятнейший контраст:

как бурелом, подобия жилища.

Удел их — тлеть. Никто тут не подаст,

и состраданья ближних не отыщешь.

Здесь мудрость не зависит от седин,

и терпят то, чего б никто не вынес.

И потому на всю страну один

бесстрашен Свифт, а веком позже — Диккенс.

1980

***

Олимпиады звонкий крик

летит, страну загнав в квартиры,

Люд к телевизорам приник,

пуст парк и редки пассажиры.

Век новый, шалый и босой,

уже готов осуществиться.

Спешим в Москву за колбасой.

Встречай, любимая столица!

1980

НА СМЕРТЬ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО

Вот и всё… Ты умер, канул в вечность,

сгинул в сне, которого не ждут.

Вижу, как рванулись в бесконечность

кони, запряжённые в дугу

лёгких санок. Песня оборвалась…

Мы пока остались на краю.

Нам столетье жить, — такую малость, —

продолжая жизнь и цель твою.

Пусть не я, не третий, не двадцатый,