Антон Алешко - Из дневника военного врача Страница 3

Санчасть здесь не обустроена. В одной комнате живут хозяева, а во второй размещаются амбулатория и лазарет. Грязно и полно мух.

29. VIII. Сегодня очень жаркий день. По улицам Железинки болтаются пятни­стые петухи и куры. Гудят мухи. Плачут дети. Словом, жизнь идет.

10.ІХ. Курово (за Калугой). Из Железинок переехали в Хламово. Сняв сапоги, я посмотрел вокруг, а дневника нет.

— Потерял!..

Однажды идем в Хламово, а Ропотяк и говорит:

— Ты потерял дневник?

— Я.

— Приедем в Курово, отдам.

И вот он снова у меня.

Вчера выехали из Хламово. Были в Калуге. Гористый город. Ночевали у Охлобинина. Старушка отдала нам кровать.

— Спите, детки. Гитлер, гад, затеял войну.

Спали хорошо. Утром приехали в Курово. Кругом грязь. Располагаемся. Мироновский рассказал о гибели Григория Михайловича Бегуна — 3 сентября в Горелово. Сгорел. Там же, в Горелово, и похоронили.

11.ІХ. Познакомился со старшим врачом Лопновым. Интересный человек. [...] Глаза живые, выразительные. После разговора с ним понял, что он очень грамотный человек.

Вечером мы встретились. Лопнов играл на скрипке. Я слушал этюды, и мне было не до войны, далеко улетели от нее мысли под звуки скрипки.

14. ІХ. Сегодня отправил людей в дом отдыха. На одном дыхании написал рассказ «Тело». Какой он получился, посмотрим.

19.ІХ. Был в санчасти. Трехлетнему Вите вправляли парафимоз. Очень пла­кал. Дали хлорэтиловый [...].

23.ІХ. Сегодня солнечный день с легким ветерком. К нам прибыл новый командир полка капитан [...]. Был сбор всего полка. Говорили коротко.

Лес пожелтел. Опадает листва. И такое разноцветье вокруг — глаза устают. Сегодня выступал цирк. Посмеялись от души.

24.ІХ. Поднялась полная красная луна. Ветер усилился. Дорога белой поло­сой вилась в конце деревни. По улице пронеслись машины. Куда-то переезжал мотобатальон. Небо застелили темные тучи, накрапывает дождь.

27.ІХ. Надумал поехать в Кольцово. На самом деле: там молодые летчики, нужно их осмотреть, оформить санкнижки. Собираюсь после обеда лететь, только как мы усядемся с Долгушевым в У-2? Можно сделать некоторые выводы насчет Курово. Грязная деревня, больше напоминает небольшой хлев. Однако люди живут. Девушек и женщин — хоть отбавляй. Я только наблюдал, об актив­ности не может быть и речи.

Вчера лег и долго ворочался в постели. Не спалось. В нашем доме ночевали шоферы. Один рассказывал:

— В финляндскую войну одному оторвало ногу. Узнала жена и, проведав его в госпитале, не захотела больше с ним жить. «Тогда давай поцелуемся в послед­ний раз», — сказал раненый. Жена нагнулась. Муж вместо поцелуя откусил ей кусок щеки. После этого они стали жить вместе.

6. Х. Дует сильный ветер. Высушивает серую землю. Зеленая трава аэродро­ма вымочена дождем, высушена солнцем, сломана ветром и теперь напоминает поседевшие волосы. Утром стелется туман.

Дует ветер. Березовый бор желтый-желтый. Сбрасывает лист под ноги и шумит. Солнце еще греет.

Завтра часть наших вылетает. Я, кажется, остаюсь здесь. Надоело, давно надо сменить место.

7. Х. Утром возле столовой встретил Лобынцева.

— Я вас искал. Наш командир разбился.

Я быстро пошел в штаб. Овегушев говорил с Воронцовым про гроб. А мне сказал, что самый маленький солдат покидает свой адрес. Что поделаешь? Нужно было, когда приехали, найти квартиру и доктору, а то он скитается где попало. Руднев где-то около Серпухова разбился. Вошел в штопор и не вышел. Нет у нас командира полка. Нет. Кого сейчас назначат?.. Кого бы ни назначили, а лучшего не будет. Не пришлось с ним поработать. За ним полетели на самолете. Я жду на аэродроме.

* * *

Что там, дома?

Сколько раз я думал о родном доме, сыне, Шуре. Кажется, ночью бы вылетел на У-2, сел на окраине — посмотрел на дом, на своих. Тогда душа бы и успокои­лась, даже если бы и застал там одно пепелище.

Тяжелое время сейчас мы переживаем — если выдержит Сталинград до зимы и начнется второй фронт, то есть надежда, что зимой можно будет побывать в Беларуси. А если нет — то кто его знает, где придется сложить голову и при каких обстоятельствах. Вот она жизнь!..

12. Х. Все полки вылетели на фронт в район Ржева. Из нашего полка взяли эскадрилью и присоединили к 242-й. Мы остались здесь. Был несколько раз у Боброва.

— Подожди. Как только будут расформировывать, дам телеграмму Затилову и оставлю в дивизии.

Мы, наверное, переберемся в Курово. Что будет?

14. Х. Сегодня Покрова. Вспоминаю слова Якуба Коласа:

Папасеш каровы

І будзеш дома на Пакровы...

Вот они Покрова. Чем сейчас занимаются дома?..

22. Х. Иду в Поливаново к Боброву. От него поеду на курсы повышения ква­лификации по хирургии в Калугу. Что будет дальше?

24. Х. Калуга. Приехал сюда позавчера вечером. Сразу отправился на Пле­ханова, 33 — ночевать. А вчера весь день искал, где бы определиться на курсы. Попал в ПЭП. Они почти целый день промариновали. Даже удивились, что такие курсы будут. Звонили в санотдел. Вечером прикомандировали меня к ППГ. К ведущему хирургу я не попал. Его уже не было. Пойду сегодня.

Калуга сильно разрушена, много сожжено домов. Магазинов нет. А если они и есть, то в них пусто. В ПЭПе сидят одни [.] или им подобные. Обмундирование на всех скрипит, гимнастерки габардиновые, сапоги новые. А у меня левый сапог разо­шелся, и я не знаю, что буду делать. Зайду сегодня в 20-й РАБ. Может, получу.

27. Х. В Калуге ничего не достал. В ППГ работы нет: раненых нет, а если и поступают, то очень мало. Калугу я осмотрел как надо. Город больше разрушен от берега Оки. Словом, Калуга отметилась во время оккупации. С немцами очень возились.

13. ХІІ. Сегодня прочитал «Фауста» и «Радугу» Ванды Василевской. Повесть так себе. Мало правды. Расписывает сцену родов в мороз. Интересно, как бы она рожала на морозе? Словом, пишет.

Второй день оттепель. Падает мокрый снег. Завтра думаю попасть в Осташево. Познакомился с врачом 651-го БАО Болотиным. Жить можно. У старшего врача 198-го ИАП яркий маникюр с грязью под ногтями.

3.І.43. Новый год встретил впустую. Был с больным у рентгенолога в Воло­коламске.

На улице тепло. Идет мокрый снег. Наши окружили немцев под Сталингра­дом. Трофеи, трофеи.

21.І. Вчера закончил повесть «Вихри войны». Прошло двадцать дней с тех пор, как я начал ее. Надо как-то съездить в Москву и «сосватать».

31 февраля будут введены новая форма и погоны. Врачей уже подравняли до общевойсковых званий. За два месяца приказано провести переаттестацию. Начинается. Дадут какого-нибудь капитана мед службы — и на нем будешь ехать, как на ишаке. Не радует ни первое, ни второе. По сроку службы в дей­ствующей армии я должен быть врачом І ранга, но все это затирается. Так оно и дальше будет. Побудешь в одном полку — жух в другой, и пошел.

Один налил в термос водки и положил под подушку.

— Кто выпил водку?

— Мы. Думали, вода — и ночью выпили.

Так было в Арзамасе.

С фронтов хорошие известия. 19-го прорвали блокаду Ленинграда. Идет наступление на Ростов.

24.І. Ночь такая светлая, что иногда даже боишься своей яркой тени. Снежин­ки блестят большими алмазами на белом полотне. А небо, подсвеченное холодом, напоминает горячий июньский день. Сегодня в шесть часов утра пришел домой. Иду и на подъеме останавливаюсь. Ноги подкашиваются, плечи разваливаются на части. Ездил в 4-й отдел санотдела 29-й армии. Зашел в палатку, осмотрелся, достал рецепты и отдал аптекарше.

— Прошу.

Особа, скользкая, как маринованный гриб, взяла в руки рецепт и повернулась к свету.

— Подумаешь.

— Без «подумаешь» приготовить все, сейчас же.

На мое замечание — в ответ сто слов от аптекарши, я ее сразу обрубил. Жаль, что не было шомпола. [.] Несколько раз — и все стало бы на свои места. Потом вернулся в отдел. Начальник и помощник, один на вид брезгливый, и морда непри­ятная, все время бурчал. Второй будто смазан вазелином, [...] говорил, растягивая слова. Между ними сидел писарь, малокровная и на вид дурноватая особа.

— Ну и собрались.

— Автоматчика сюда!

Был в кабинете еще один человек, высокий. Лица я его не видел. При каждом слове старшего в тени печки он казался тенью, не человек, а сплошное — смир- на-а! Господи, что было в этом кабинете, когда они узнали, что в палате упала бутыль и 20 литров водки вылилось. Ура! Ура! Гвалт!

Уже известно, что Воротников едет в учебную бригаду. На его место назна­чен Мерзеликин. Особа казенная и шкурная. Если быть под таким начальником, то лучше куда-нибудь капитаном медицинской службы.

Когда был в ИАП, видел одну девушку-летчицу, которая прибыла из-под Вязьмы. В январе прошлого года она там упала и все это время жила у учитель­ницы. У нее спрашивали: почему не пошла в партизанский отряд?