Сказки печали и радости - Дарина Александровна Стрельченко Страница 3

В кармане белого халата, наброшенного поверх повседневной одежды, глухо завибрировал телефон. Василиса украдкой, понимая неэтичность своего поступка, нащупала его пальцами и нервно покосилась на экран. Пациентов у нее много, и их проблемы воспринимались рутиной, а вот ее история с Ваней…

На экране высветилось еще одно короткое сообщение: «Я поругался с отцом и ушел из дома. Еду к тебе».

Только многолетняя практика общения с людьми, которых может спровоцировать неверно сформулированная мысль, помогла удержать на лице выражение вежливого интереса. Больше всего на свете хотелось злой ведьмой вылететь из кабинета, набрать инфантильного дурачка и высказать ему все, что накипело. Вместо этого Василиса разжала пальцы, телефон упал обратно в карман, а она подняла голову от записей и спокойно продолжила разговор:

– Знаешь, меня мало кто называет настоящей. Пожалуй, это можно счесть комплиментом, как думаешь?

Кажется, Марии она понравилась. Контакт с ней определенно установлен. Редкое везение, ведь даже делать для этого ничего не пришлось. Что ж, теперь осталось грамотно сыграть на чувстве «мы похожи, мы вдвоем против всего мира» и…

– Чудно говорите. – Мария пожала плечами. – Как вилами по воде водите: красиво, но бессмысленно.

Василиса скупо улыбнулась. Ладно, с выводами она поторопилась. Ну ничего, можно зайти с другой стороны.

– Расскажешь о том дне, когда проснулась? Это помогло бы нам выстроить цепочку событий, которые привели тебя к сегодняшней точке.

Мария чуть замялась, а затем откинулась на спинку кресла и уточнила:

– С самого начала рассказать?

– Можно и так.

Чего Василиса не ожидала, так это последовавших за этим слов, упавших в тишину кабинета грохотом покатившихся с гор камней.

– В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жила-была я, дочь купца… Что? Ты же сказала поведать все с самого начала.

Василиса помотала головой. Телефон в кармане снова завибрировал, но в этот раз она не обратила на него внимания. Все потеряло смысл, отошло назад. Все, кроме слов Марии. Они будто оглушили, будто потащили куда-то вниз…

Чертова ночная ссора! Как сложно сконцентрироваться, когда мозг будто плавает в тумане.

– Ничего, – медленно проговорила Василиса. – Продолжай.

– Звали меня все Марьюшкой, имя матушка выбрала. Отец ее любил до одури, да только недолго им было суждено пробыть вместе: свела ее в могилу хворь. Остались мы, три дочери, с отцом…

Ручка, оставив в блокноте огромную кляксу, упала на пол. Василиса не стала ее поднимать. Ее взгляд был прикован к темному пятну на белой бумаге. В чернильной синеве вдруг проступили зеленоватые, болотные оттенки.

Василиса чуть дрогнувшей рукой поправила очки и с силой надавила на оправу. Клякса снова приобрела нормальный цвет. В горле пересохло. Часть истории она, определено, пропустила.

– …А мне отец привез перышко. Сестрицы посмеивались надо мной да все кичились новыми лентами и сережками.

Телефон снова завибрировал, и в этот раз Василиса не глядя выключила его. Он безмолвным кирпичом опустился на дно кармана. В голове вместе с рассказом Марии проносились яркие образы, призрачные, будто из старого сна. Приходилось усилием воли отгонять их, чтобы сконцентрироваться на настоящем.

– Их веселье поутихло, когда ночью ко мне в спаленку влетел Финист – Ясный сокол, понимаешь?

Василиса мрачно кивнула и подняла ручку с пола. Мария не просто проводила параллель со сказкой и в метафорах пересказывала свою историю. Нет, все оказалось серьезнее, чем можно было подумать, просматривая личное дело. Похоже, их клиент, отец Марии, кое-что утаил…

– Полюбили мы друг друга, да только наше счастье рыбьей костью в глотке у старших сестриц застряло.

Сестрицы как собирательный образ фанаток певца Финистова? Возможно.

– Задумали они нас со свету сжить и спрятали в окошке заговоренные ножи. Соколик мой прилетел, да пробраться ко мне не сумел. Изранился весь, кровью истек.

Ножи – символ предательства. Василиса педантично отметила это в блокноте. Иногда работа с образами помогала не хуже других, более новаторских методов психотерапии.

– Исчез он в ночи, а я на поиски бросилась. Три пары железных башмаков истоптала, прежде чем добралась до избушки Бабы-яги. Она-то мне и поведала, что изгнали сестры моего любимого в мир отражений. Мир, где все кривое, неправильное, перевернутое с ног на голову.

Густой зеленый лес предстал перед Василисой так резко, будто кто-то содрал реальность, как занавес, и обнажил картонные декорации. Ноздри защекотал смоляной, напоенный солнцем аромат сосен. Василиса моргнула, и запах леса сменился на благоухание сирени за окном.

– И что же… – Голос плохо слушался Василису, пришлось пару раз кашлянуть. Образ избушки, окруженной костяным забором, никак не шел из головы. Он притягивал к себе, манил и заставлял прикрыть глаза, что противоречило всем правилам: и врачебной этике, и элементарной безопасности. – Что же ты сделала?

Мария посмотрела на нее с легким недоумением, даже с жалостью.

– Конечно, отправилась за любимым.

– А конкретнее?

– Выпила зелье Бабы-яги и шагнула в зеркало.

Образ большого настенного зеркала возник в голове так резко, будто кто-то отправил его Василисе ударом мяча для пинг-понга по лбу. Стекло, шедшее рябью, стоило пальцем коснуться его поверхности; холод, сковавший тело и душу; темнота, пахнущая яблоками и обещанием… Все это, как обрывки чужих воспоминаний, порванной ниткой жемчуга поскакали по разуму.

Василиса зажмурилась, пытаясь справиться с головной болью, ставшей непереносимой.

– Ты употребляла запрещенные вещества? Что ты имеешь в виду под зельем?

Мария пожала плечами:

– Зелье как зелье: из трав и магии. Ты тоже такое приняла, раз здесь оказалась.

Василиса отложила в сторону блокнот с ручкой, сняла очки и потерла ноющие виски. Стоило прервать сессию, в таком состоянии вести ее бессмысленно. Но что-то внутри, какая-то тихая крошечная часть Василисы удержала ее от этого логичного и правильного решения.

– Не пойму только, – задумчиво продолжила Мария и почесала кончик носа аккуратно подстриженным ногтем, – ты-то зачем сюда прыгнула?

Мир закружился перед глазами. Будто даже звуки стали глуше, почти пропали. Впрочем, последнее как раз было неудивительно. Кто-то с силой забарабанил в дверь, казалось, она вот-вот слетит с петель. Такой зверский шум поглотит любой другой.

– Василиса! – заорал из коридора хорошо знакомый голос. – Давай поговорим!

Она подскочила с кресла и, коротко, абсолютно механически, извинившись, рванула к двери. Повернулся ключ, щелкнул замок, и на пороге возник… Ваня. Буйные кудри всклочены, будто в них то и дело запускали пятерню; большие светлые глаза смотрят тревожно, в них плещется страх, смешанный с виной. Этими же чувствами от него разило, как алкоголем от ее соседа по лестничной клетке в пятницу вечером.

– С ума сошел, – сквозь зубы прошипела Василиса. – Что ты здесь забыл?

– Тебя.

В проеме