Дмитрий Бондарь - Операция "Немыслимое". Страница 33

— И значит, у нас с тобой появляется реальный шанс часть этих денег направить в нужное нам русло.

— Тебе мало тех денег, что уже есть?

Серый плеснул в стаканы еще немного бурбона, понюхал край своего и задумчиво ответил:

— Наш с тобой совокупный капитал меньше такового у одного единственного Bank of Tokyo. Не сочти меня жадным, хотя определенная правота в таком мнении будет, но на фоне имеющихся тяжеловесов мы с тобой как финансовая сила — никто. Начинать можно и с тем что есть, но если мы вызовем чей-то пристальный интерес, нас быстренько выкинут из игры.

Он увидел как я собрался протестовать и поднял руки:

— Если ты хочешь сослаться на свою победу в возне со Standard Chartered, то зря. Там просто удачно звезды сошлись. Они же параллельно пытались додавить Lloyd'а, ну и про поддержку Снайла не забывай. Зашортить бумаги этого банка в самый разгар вашей заварухи — дорогого стоит. Нет, ты конечно молодец, не отнять, но Зак, давай будем честны перед собой — смог бы ты так же успешно выкрутиться в стерильной обстановке? Один на один против этого банка?

Мне не хотелось этого говорить, но я был вынужден признать, что в одиночку мне ничего не светило. Сожрали бы с потрохами.

— Вот видишь, дружище. Мы сильны только при обоюдной поддержке. — Серый похлопал меня по плечу. — Поэтому начинай напрягать своих восточных людей, чтобы подыскивали перспективные для кредитования предприятия в Гонконге, на Тайване, везде по юго-восточной Азии. Денег будет много. Их будет так много, что в ближайшие годы мы увидим не одно экономическое чудо, а десяток таких чудес. И это не игра случая, это закономерность проводимой денежной политики. Деньги уйдут из производственного сектора в Штатах, но более-менее подходящая инфраструктура для их освоения помимо Советского Союза и Европы — старых соперников, усиливать которых за свой счет никто не станет, есть только в Юго-Восточной Азии. От Индии до Южной Кореи. Инфраструктура, построенная социалистами. К тому же там полно американских баз, способных при случае моментально указать нарушителям спокойствия их истинное место. И никто из них не обладает силой оказать хотя бы малейшее сопротивление. Идеальное место. Так что будь готов.

Наверное, этому разговору нужно было бы состояться пару лет назад, но тогда, думаю, его итоги не стали бы для меня столь очевидны.

— Как успехи у твоих подопечных стажеров? — Серый поднял новую большую тему.

— Избавляются от иллюзий. Ты же помнишь, как нам самим казалось, что в СССР центр мира?

— Это не только нам кажется, — засмеялся Серый. — Возьми карту любой страны и увидишь, что ее картографы помещают свою землю в центр, в какой бы заднице она на самом деле не находилась. Да ты сам это лучше меня знаешь.

Я вспомнил, как был удивлен, увидев в первый раз американскую карту, где в самой середине гордо торчала благословенная Америка, а Евразия оказалась разделенной пополам — где-то в районе Уральских гор. Но еще больший шок вызвала австралийская карта, нарисованная таким хитрым образом, что весь земной шарик вышел перевернутым вверх ногами, Евразия оказалась где-то внизу и здорово была искажена, зато чуть выше центра гордым пятном желтела посреди безбрежного океана опять же перевернутая и потому почти неузнаваемая Великая Австралия!

— И это тоже. Но я все же не забуду того странного ощущения от первых месяцев пребывания здесь. Мне ведь казалось, что все американцы только и заняты тем, что решают, как бы напакостить России, а на деле вышло, что до нее никому и дела нет. Ее боялись, когда о необходимости бояться напоминали газеты, но в остальное время она всем была глубоко безразлична. Примерно как нашествие инопланетян. И на вопрос о России восемь из десяти американцев сказали бы: "А где это?". Безусловно, в Пентагоне или в Конгрессе тебе расскажут о Советском Союзе такие подробности, каких и в Политбюро не знают, но наши стажеры работают пока на земле.

Захмелевший Серый кивнул:

— Да уж, форменный когнитивный диссонанс — понять, что твои, как ты считал враги, понятия не имеют о твоем существовании. Обидно. Но эту неприятность мы переживем, как говорил наш любимый мультик. Пусть лучше не знают о нас, чем ненавидят. Но лучше бы уважали.

— Я когда в Токио впервые оказался, думал, что в кинофильм о будущем человечества попал. Или с ума сошел. Тамошний даунтаун — Маруноути это что-то! А Риппонги? Синагава? Москва после этого великолепия — просто какой-то провинциальный кишлак с шестнадцатиэтажками.

— Вот для этого мы с тобой здесь. Чтобы и в Москве забурлила жизнь. Но не так, как хочется здешним "победителям", а так, как она того достойна. И знаешь что? Не рассказывай мне о Токио и всяких Сингапурах. Зверски завидую твоим путешествиям, но сам пока невыездной. Такой парадокс — выехал из-за "железного занавеса" и стал невыездным.

Мы замолчали, как будто оба разом утратили интерес к продолжению разговора. Вертели в руках стаканы и молчали, пока я не собрался с мыслями:

— Слушай, а вот эта мисс О'Лири — она как вообще?

Фролов допил остатки бурбона одним глотком, поставил посудину на столик, расслабленно откинулся в кресле:

— Умница, красавица, спортсменка, па-ачти камсамолка! — с кавказским акцентом закончил фразу Серый. — Сам бы сватов послал, но…

— У тебя Нюрка есть.

— Замуж Нюрка вышла, — буднично сообщил Серый, еще раз наполняя стаканы. — Приехала в Москву и через полгода взамуж пошла. Да и пора. Она ж баба — возраст уходит.

— А ты? — Я даже не успел полностью осознать новость и ее для меня значение. — И ты мне только сейчас об этом говоришь?

— А я? А я вот пью немножко, — он сделал глоток. — Она будет делать порученное дело и будет делать его хорошо. Это важно, а остальное — ерунда.

— И кто ее избранник?

Серый загадочно ухмыльнулся:

— Ты не поверишь! Помнишь нашу пьянку в МГУ у Леньки Попова, когда мы в первый раз приехали в Москву? Там был такой Васян — журналист и общественник?

— Да ладно! — я не мог представить нашу комсомолку Стрельцову вместе с этим волосатым алкашом.

— И я не поверил сначала. Он сейчас доцентом на кафедре журналистики состоит. Остепенился и посерьезнел. Разоблачает коррупцию. Какую-то партию учреждать собирается. Вязовски его проверил, говорит — чисто, никого серьезного за ним нет. А остальное мне безразлично.

— Да как они вообще сошлись-то? — меня охватило какое-то неописуемое бешенство.

Ведь у нее был мой телефон, но позвонить она даже не захотела!

— На презентации ее фонда, — Серый не забывал подливать спиртное. — Он был в числе приглашенных журналистов. А как он умеет мести языком, я тебе напоминать не буду, ты и сам должен помнить. Обаял нашу Нюрку.

— Это из-за тебя все! Это ведь назло тебе! — догадался я.

— Наверное. Ну и что с того?

В его голосе не было сожалений. Или хотел показать какой он сильный или в самом деле не желал никаких привязанностей?

— Все еще боишься женщин? И поэтому делаешь их несчастными?

— Я?! Зак, ты в своем уме? — вскинулся Серый. — Чего их бояться?

— Ну как… Юленька…

— Эй, Зак! Не забивай себе голову ерундой! Нельзя винить асфальт за то, что он твердый, а воду за то, что она мокрая. И тем более незачем асфальт бояться. Женщины — они просто такие. Как Юленька, как Нюрка, как Оссия. И все. Либо ты это принимаешь и живешь счастливо, либо начинаешь париться, комплексовать, пытаешься их изменить и постепенно превращаешь свою жизнь в помойку, а в больничной карте появляются записи о многочисленных инфарктах. Мне хватает поводов для переживаний и без них. И я давно забыл о Юленьке. На счету Изотова в Цюрихе лежит пять миллионов швейцарских франков — за путевку в жизнь и этого довольно его семье. Старик счастлив уже тем, что сыграл не последнюю скрипку в нашей с тобой истории. Перед ним у меня есть ответственность. А перед его внучкой — нет! У Стрельцовой все сложится хорошо! И не напоминай мне больше о том.

Обычно Фролов избегал любых разговоров о своей личной жизни, словно похоронил ее тогда — в восемьдесят третьем, но в сказанных им сейчас словах не было печали. Так говорят о прошлогоднем отпуске, который был точно таким же как и десять отпусков до него.

И все же было чертовски жалко, что у меня даже не было шанса сказать Стрельцовой нужные слова. Хотя… быть тем, кого используют "назло"? Незавидная участь. Что ж, остается утешиться, что у нее все будет хорошо.

— Ладно, — согласился я. — Не буду. Что ты за человек-то такой? А?

Они изобразил небольшое смущение, но не ответил.

— Оссия сейчас одна?

— Насколько я знаю — да. Работает как лошадь по четырнадцать часов в сутки. Носится по континенту с каким-то исступлением и берется за любую задачу. Правда, Снайл еще ни разу не ставил перед ней невыполнимых целей, но все равно — работоспособность потрясающая. Бойский говорил, что в самолетах она штудирует учебники, хочет получить степень магистра в Гарварде. Так что, если уверен в себе — в добрый путь! Отдохнуть от сложившегося ритма ей немного нужно. Только меня от сводничества избавь. Самое большое, что я могу для тебя сделать — Линда или Марта составят тебе расписание ее ближайших поездок. Но на этом все, остальное сам. И если ты ее обидишь, я буду немножко зол на тебя, потому что заменить ее мне пока некем.