Александр Баунов - Миф тесен Страница 33

Теперь мы стрижемся, покупаем и ездим не хуже, чем на Западе, и поэтому захотели, чтобы к нам относились не хуже. Мы теперь уважающие себя, достойно оплачиваемые профессионалы, буржуа, средний класс, повидавший мир. И хотим такое государства, которое воспринимает нас в этом качестве. Какое мы сами видали в лучших уголках этого мира. А то старое строилось, когда мы были Золушками.

Пусть к нам теперь относятся в соответствии с нашим уровнем зарплат и потребительского самоуважения. Полицейский пусть будет вежлив, опрятен и начинает со слов: «Извините за беспокойство». И чтоб избранному депутату и в голову-то его не пришло объезжать меня, избравшего, со свистом. И чтобы бандит-девелопер, заплатив мэру, не мог снести старинный особняк на моей улице. И чтобы я мог подать, если что, на этого девелопера в суд и не боялся, что у него друг — депутат, крыша на Лубянке, или судье просто занесут, а он возьмет. И чтобы суд был таким же приличным, как парикмахерская, где меня стригут. И милиция — как фитнес-клуб. И паспортный стол — как салон красоты. И налоговая инспекция — хотя бы как автосервис. И чтобы телевизор не хуже любимых журналов и сайтов, умных и ироничных, а не такой, будто нас всех акушерка уронила, и с тех пор мы с детства путаем верх и низ. И чтобы голоса считали с учетом того, что мы умеем складывать, вычитать и пользоваться калькулятором в телефоне.

Это и есть новый коллективный общественный запрос, коллективная воля, направленная в новую открывшуюся пустоту, которую мы десять лет назад не особо замечали, потому что смотрели в другую сторону. И как десять лет назад из коллективного взгляда в одну точку должно что-то родиться. Тогда хотели другой жизни, теперь — другого государства. В ответ на этот запрос власти придется что-то делать: меняться, уходить, воевать, или всё вместе понемножку.

Лучший момент

Самое сложное для тех, кто по условиям старого контракта является властью, то, что его обновленная версия предполагает, что когда-нибудь придется уходить. Но это ложная драма. Отъезд совсем не обязательно должен быть как побег. Следов разгрома никто не хочет. В государстве, которое отвечает новому запросу, те, кто ушли, отправляются не в Тауэр, а в респектабельную оппозицию, а оттуда снова во власть, а депутат или министр зачисляется в жулики и воры не автоматически, а только будучи пойман с поличным.

Революция редко происходит в беднейших странах, где население задавлено привычной нищетой. Иначе Индия и Африка не вылезали бы из революций, а там в одном месте — стабильная полуграмотная демократия, в другом долголетние единоличные правители. Революции происходят в странах и городах нереализованных ожиданий, где рост был и остановился — как в России между 1913 и 1917 годом. Или рост есть, но не дает того, чего от него ждут. В этом смысле Россия снова в группе риска.

Митинг на Болотной площади был очень похож на митинги времен перестройки. Но с одним существенным отличием: на те митинги ходили бедные люди, которым практически нечего было терять. А то, что они могли потерять, они полагали вечным, как окружающая природа. Поэтому они могли позволить себе любую степень радикализма и разрушительности. Есть теория, что стабильная необратимая и работающая демократия наступает при ВВП на душу населения свыше 10 000 долл., а на промежуток между 6 000 и 10 000 долл. приходится политическая турбулентность, когда ситуация может вывернуть в любую сторону. В 2000 году поподушевой ВВП в России составлял 7 500 долл., а к 2012-му — 16 000.

Задачу российского гражданского пробуждения можно сформулировать как «демократизация без потери уровня жизни». С потерей-то мы умеем, это уже все видели, мы это уже делали пару раз. Но именно потому, что на митинги теперь и пока еще ходят люди, которые не только за демократию, но и дарят друг другу на дни рождения хорошие духи и правильно выдержанный виски, есть вероятность вместо очередной революции и свержения строя получить улучшенную версию государства.

ВАЛЮТНЫЙ ЗАНАВЕС И КОНЕЦ ПУТИНСКОЙ ПОТРЕБИТЕЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Больше всяких прочих меня удивляют высказывания политиков, а следом и прогрессивных деятелей культуры, что человеку, живущему в рублевой зоне, вообще не важен курс рубля к доллару и евро. Потому что он в рублях получает, на рубли ест, пьет, спит, ими же подтирается, последнее зачеркнуть.

Вот президент сказал, что для тех, «кто живет в нашей стране, в рублевой зоне, покупает в наших магазинах наши товары, вообще ничего не должно меняться». Хотя, во-первых, поди такого найди, чтобы по всем трем заданным осям координат был полностью наш — и одежда, и душа, и мысли, и человек, и магазин, и товары.

Сказал и все равно обманул. В соседнем российском супермаркете «Алые паруса» семга «Русского моря» еще в сентябре стоила 420 руб., а сейчас 570 за кусок в полиэтилене. И магазин наш, и семга наша, остается предположить, что я не живу в нашей стране.

А тут же и министр экономики Улюкаев успокаивает: «Если ваши доходы и расходы рублевые, вам должно быть абсолютно все равно».

Как же все равно-то? За родину неспокойно. От чего Советский Союз развалился, они думают, от того же Россия укрепится? Тогда, думают, развалилась от колбасы, а колбасу мы теперь сами производим в изобилии, достаточном для народа.

Но, во-первых, были еще джинсы, которые мы пока делать не научились, — от них тоже империя рухнула. Их, правда, делают в зоне юаня и рупии, но те из джинсов, с которыми пока ассоциирует себя русский человек, все равно продаются за евро и доллары. Всякий, кто бывал в Индии, Вьетнаме, Китае, понимает, что там, может, и шьют «Кельвин Кляйн», но и продают его в китайских магазинах для богатых дороже, чем в московском ЦУМе. А то, что продают в китайских магазинах недорого для своих, лучше вовсе не примерять: «роскошный покрой строгой линии вдоль себя, современные материалы хлопковой кожи». Хотя, возможно, скоро придется.

Прыжок за борт

Советский Союз развалился не от одной колбасы, и даже не от джинсов, а от недоступности внешнего мира.

Доступность внешнего мира русский человек в советское время, особенно в позднее советское, рассматривал как одно из прав, которое он теоретически имеет, а ему не дают, и за это не любил советскую родину, и когда та начала падать, не подставил плечо, а подтолкнул: катись. Не выпускала из дома, так пусть дом развалится, так из него и выйдем. Показывали в «Международной панораме» невеселые лица парижан да американских безработных в марше на Вашингтон, а нам бы такой пиджачок, брючки такие, ботинки из кожи натуральной, как у тех безработных, и тоже желательно поближе к Вашингтону.

В нынешнее же время в доступности внешнего мира могут увидеть одно из прав, которое было, а теперь отнимают.

Только в СССР могли придумать круиз «Из зимы в лето», где советских туристов месяц везут из январского Владивостока на экватор и обратно не только не заходя ни в один порт, но даже не приближаясь к чужим берегам в пределах видимости, в то время как лекторы общества «Знание» читают сообщения о проплываемых за линией горизонта странах. И только советский турист — не диссидент под угрозой посадки, не потенциальная жертва политических процессов, не баши и не бузук, а обычный советский научный работник мог прыгнуть с кормы этого самого круиза в ночной океан и три дня плыть на бедные Филиппины, чтобы этот самый чужой берег увидеть. О чем впоследствии написал прекрасную книжку «Один в океане». И только другой советский человек мог десять дней в одиночку переплывать Черное море, чтобы выйти на берег тогда тоже небогатой Турции. Даже нищие субсахарские африканцы скидываются и нанимают для этого сталкера и паршивую баржу. Хоть жести клок.

Мысль о том, что страна, закрытая для выезда, лучше управляется, пагубна прежде всего для самих властей. Одно из свойств русского человека, которое, впрочем, он делит с жителями всех развивающихся и догоняющих кого-то стран, — вечное подозрение, что недодали, не показали главного, обошли, обнесли. Что есть лучшее, но его спрятали под прилавком. Похожее чувство помогло сплотить отечественное население вокруг возвращения Крыма: украли у нас Крым, но нас не проведешь, нашли, вывели на чистую воду. Но ведь и выезд за границу тоже может стать отобранным. Верните. Караул! Держи! Советский Союз развалился, потому что под прилавок спрятали весь мир с его соборами, пальмами, магазинами, финскими пальто, итальянскими сапогами, английскими рок-группами, американскими фильмами. Отдавайте. С ними нам вести неравный бой. Народный контроль пришел.

Выезд за границу, да так, чтоб чувствовать себя не сильно хуже местных, а не увидеть Париж одним глазком с паперти Нотр-Дам да на ней же и помереть, все путинское время рассматривается как базовое право и одновременно основное достижение нынешнего царствования. В новом веке русский человек привык быть состоятельным туристом, придирчиво выбирающим место под пальмой. И пальму теперь тоже верните. Свободный и не скудный выезд за границу — одно из главнейших достижений путинского времени — десятилетия потребительской революции, одна из опор его популярности, которую теперь же и пилят.