Дмитрий Виконтов - Дыхание бури Страница 33

И созванный Совет Кланов, на котором тогдашний Артх'хдеа Мезуту'а Холл призвал к полному истреблению Смотрящих в Ночь. Требование, поддержанное прежде, чем смолкло эхо слов Главы Стражей Небес. И в тот же день одна из планет Смотрящих в Ночь испытала на себе гнев Империи.

Их не брали в плен. Не пытались договариваться. Не задавали вопросов. Их просто уничтожали. На двадцать восьмой день, полностью зачистив территорию Клана, объединенные силы Империи нанесли удар по последней, главной планете. Смотрящие в Ночь пытались защитить ее, хоть не имели ни единого шанса. Они сражались мужественно, отчаянно – и в другой ситуации заслужили бы этим уважение. Но те, кто сражался с ними, хотели только одного: убить их, стереть до последнего с лица Вселенной, и меньше всего думали об уважении. Всего три часа прошло после появления в системе первых дивизий Империи – и на планету обрушился ливень антиматерии.

Остатки флота Смотрящих в Ночь настигли на самой границе действия ольфиратов: шесть крейсеров и флагман Клана. Ему удалось запустить гипердвигатель, но в самый последний миг сразу три преследователя ударили из главных орудий, пробив защитное поле. Подбитый флагман ушел таки в гиперпространство – и больше его никто не видел: свыше ста Оборотов его искали, просеивая пространство сантиметр за сантиметром. В конце концов, было решено, что он так и не вышел из гиперпространства, превратившись в ничто в момент прыжка.

Никто так и не узнал, что же на самом деле случилось со Смотрящими в Ночь. Круг Хранителей был полностью уничтожен, и что бы там они не разузнали – пропало с ним. Хранители выполнили свой долг до конца, предупредили Империю, закрыли в решающий момент собою Шенарот – и пали, чтобы навеки остаться в легендах и молитвах. Единственное, что вынесли потрясенные потомки: изображения нескольких Смотрящих в Ночь, переданных вместе с предостережением о готовящейся атаке. И у всех них без исключения была одна отличительная черта: лишенные зрачков глаза, как будто некто вырвал их и в опустевшие глазницы залил черной краской.

Точь-в-точь такие же, как те, что смотрели на меня с зеркальной глади воды.

С немалым усилием оторвав взгляд от самой страшной части отражения, я принялся внимательно рассматривать свое лицо. Чуть сдвинувшиеся скулы, чуть удлинившееся надбровные дуги, чуть сплюснувшийся нос, чуть более пушистая, точно соревнующаяся в насыщенности цвета с глазами, шерсть – каждое изменение по отдельности было едва заметно, но вместе они образовывали совершенно иную, непривычную картину. Из воды на меня смотрел незнакомец, и требовались все мои силы, все вновь обретенное спокойствие, чтобы понять и принять простую истину: этот незнакомец отныне – я сам. И каждый раз, когда я взгляну в зеркало, на свое отражение – я увижу вот это лицо.

За моей спиной негромко кашлянули. Я резко развернулся, едва не свалившись со скалы вниз: опять, в который раз им удалось застать меня врасплох!

– Я говорил им, что ты займешься этим в первую очередь! – Месстр кивнул в сторону воды, потом посмотрел на меня. Спокойно посмотрел, надо признать. – Тебя ждут.

Я спрыгнул на песок.

– Мне интересно, если бы я не направился к Храму…

– Тогда бы мы пришли к тебе. Не сегодня. И не завтра. Но пришли бы.

– И тебя не волнует…

– Ты уже задавал этот вопрос ночью! – оборвал меня Месстр. – Ты думаешь, у меня будет другой ответ?

– Тебя не было ночью здесь.

– А что еще ты мог спрашивать? Идем!

Я проглотил просящуюся на язык колкость: сейчас я готов был допустить, что меня пытаются намеренно вывести из себя. То ли в рамках обычной практики прислужников Дома Спокойствия, то ли по какой-нибудь иной причине. Так что, с обменом язвительными репликами я решил повременить.

И, кроме того, язвить в спину невозмутимо идущего Месстра отчего-то показалось не самой лучшей идеей.

Шли мы недолго. Островок действительно был совсем крохотным: чтобы выйти к противоположному берегу нам потребовалось не больше пятнадцати минут. Месстр больше ничего не сказал, даже ни разу не обернулся, а я не очень стремился разговорить его. Что-то подсказывало мне, что главный разговор у меня впереди.

Как я и предполагал, корабль опустился именно здесь: он покачивался на волнах в двадцати метрах от берега, на котором весело гудел костер. Раза в три-четыре больше Сункх'ха, он в то же время не производил впечатления обманчивой неуклюжести, как крейсер. Казалось, корабль наполнен ожиданием полета, стремительного прыжка в небо, к бесконечности, свободе космоса. Я восхищенно прищелкнул языком: кто бы ни проектировал корабль, он вложил в свое творение частицу души.

Спустившись со склона к костру, я без особого удивления увидел там Каш'шшода с Поющей; сам Месстр что-то негромко сказал и сел рядом с ними. Я посмотрел на брата с сестрой – и уже в полной уверенности в правильности своей догадки перевел взгляд на Артх'хдеа Мезуту'а Холл. На их отца.

– Месстр и Файрра рассказали мне о вчерашнем, – без предисловий сказал Каш'шшод. – Мы думали, ты придешь позже.

Значит, вот как ее зовут: Файрра!

– Я знал, что у вас есть дети, но не думал, что встречусь… вот так.

Каш'шшод обозначил краем губ намек на улыбку и глухо раскашлялся.

– Жизнь наша… полна неожиданностей.

– Вы плохо выглядите, Артх'хдеа Мезуту'а Холл. Я слышал, вы заболели…

Каш'шшод отдышался, и вновь улыбнулся – только губами.

– Заболел я давно. А сейчас я умираю.

Мне показалось, что я ослышался – окаменевшие лица Файрры и Месстр и всплески боли в их ментальных полях подсказали обратное.

– Когда я дожил до пятисотого Оборота, то понял, что меня ждет. Первая стадия всегда малозаметна, но распознать болезнь можно. Отчетливо симптомы проявляются уже перед самым концом.

Я смотрел на Каш'шшода – и понимал, что он не шутит. Что один из величайших за всю историю Империи Артх'хдеа Мезуту'а Холл действительно умирает, и что от его болезни нет ни лекарства, ни спасения.

– Б'ясседа! – я услышал свой собственный голос. Каш'шшод кивнул:

– Последняя стадия. Распад нервных тканей с каждым днем идет все быстрее. Целители считают, я проживу максимум пол-Оборота. Я надеюсь, они преувеличивают раза в два!

– Б'ясседа творит странные вещи с разумом, – продолжил он в тишине, прерываемой лишь треском костра. – Сперва прекращают работать болевые центры – и ты возносишь хвалу Ушедшим, потому что твое тело больше не сгорает в беспощадном, терзающем тебя ежесекундно огне. Но потом ты понимаешь, что умерло еще что-то: что дает тебе ощущать сострадание, жалость, гнев. Нет боли, но нет и страсти, нет чувств – остается только голый, холодный рассудок. Я знаю, что должен чувствовать ветер, прохладу земли, вязкость песка – но для меня теперь это всего лишь слова. Я смотрю на своих детей и знаю, что должен чувствовать радость, любовь к ним, но не чувствую ничего.

Файрра и Месстр молчали.

– А вы не думали…

– Думал, – угадал мою мысль Артх'хдеа Мезуту'а Холл. – И Месстр предлагал мне то же самое. К тому моменту, когда ты прибыл, это решение казалось мне вполне подходящим. Возможно, когда мы разберемся с тобой, я так и поступлю: в один прекрасный день, на вот таком берегу встречу свой последний рассвет. Надеюсь, Ушедшие поймут мой выбор, – Каш'шшод негромко хмыкнул, вытирая губы белоснежным платком. – Думаю, с этим разобрались. Еще вопросы будут?

Я молчал – не знал, что говорить. Каш'шшод меньше всего походил на килрача, нуждающегося в сочувствии.

– Хорошо. Тогда первое: сегодня ты покинешь и Шенарот, и территорию Империи. Здесь тебе больше нельзя оставаться.

Чего-то подобного я подсознательно ждал еще с того момента, когда увидел спускающийся к острову корабль, но все равно вздрогнул.

– Это не обсуждается?

– Маршрут – не обсуждается; про причины поговорим позже! – подтвердил Каш'шшод. – Дальше: Файрра сказала тебе, что твою память сканировали. Все здесь с результатами сканирования знакомы – потому сэкономить время. Месстр?

Сын Каш'шшода сощурился, коснулся своего коммуникатора. Перед нами появилась голограмма р'руга, замерцала и лишилась обшивки. Рядом побежали столбики данных.

– Мы провели ряд экспериментов. Теоретически, р'руг может быть выведен из строя таким образом. Для этого не нужно много времени – достаточно заменить один из кристаллов в рабочем контуре стабилизатора. Если определенным образом отрегулировать новый кристалл, то крушение произойдет в точно определенный момент.

Я скрипнул зубами, уставившись Месстра. К его чести, взгляд он не отвел.

– У р'руга нет внешнего доступа к двигателю! – процедил я.

– Добраться можно с помощью массера. Если уметь обращаться с ним – без анализа на молекулярном уровне никто ничего не заметит. Другого способа нет. Разве что внести изменения в конструкцию непосредственно в Пещере синтеза.