Санин Евгений - Белый гонец Страница 34

- Что значит, нет? – нахмурился Мономах.

Он знал этого дружинника, как одного из самых мужественных едва ли не во всем русском воинстве. И, откровенно говоря, втайне надеялся на его поддержку.

- Не бывало такого, чтобы руссы подло, как ночной тать, шли на врага! – твердо сказал тот, не отводя дерзкого взгляда от глаз князя. – Еще со времен великого Святослава мы всегда говорили всем прямо: «Иду на вы!»

- А мы и скажем! Мы даже пошлем им такую грамоту! – примирительно улыбнулся ему Мономах. – С самым лучшим гонцом! – он мгновение помолчал и с хитринкой добавил: - Как только, не доходя до Корсуня, повернем на Степь!

            - Поганые Божьи храмы жгут, - неожиданно подал голос игумен. – Священников убивают. Жрецы из лесов вышли. От истинной веры, которая только-только укоренилась на Руси, людей хотят оторвать! Снова Перуну да поверженным идолам поклоняться! А мы тут еще раздумываем, идти или нет?..

            - Верно молвишь, отче! – кивнул игумену Мономах. - Я про это и говорить не стал, думал, здесь все православные, и так всё понятно…

            И, обращаясь уже к одному только Святополку, закончил:

- Не за себя, за всю Русь и тех, кто больше всего страдает от поганых: простых горожан и смердов – стариков и старух, мужиков, их жен и детей - прошу. Для того и приехал сюда. Я все сказал. Теперь твой черед отвечать, Великий князь! Идем на Степь?

            Святополк долго сидел, не поднимая головы, затем решительно встал во весь свой могучий рост и, к радостному изумлению своего воеводы с дружинниками, усталым и тихим голосом сказал:

-       Да вот он я… Готов уже!

            Мономах порывисто сделал навстречу ему шаг и, заключая в крепкие объятья, от всего сердца, сказал:

-       И тем великое добро всей земле русской сотворишь, брат![3]

5

Купец клятвенно прижал ладонб к груди…

            - Уф-фф! – выдохнул Мономах, выйдя из шатра и с наслаждением подставляя лицо еще по зимнему морозному, но уже ласкающему первым солнечным теплом воздуху. – Легче в жестокой битве побывать, чем один такой спор выиграть!

            - Такой спор десятка битв стоит! – возразил Ратибор.

            - Я, как только услыхал, что ты про дело начал, думал, все – можно сразу уходить, не солоно хлебавши! – вытирая пот со лба, признался Ставр Гордятич.

            В шатер вошли и вышли один за другим несколько гонцов. Затем появился со своим ящичком игумен и, наконец, сам Великий князь.

            - Всё! Эти пусть едут! – кивнул он вослед поскакавшим с написанными и зскрепленными свинцовыми печатями грамотами гонцов. – А остальных, к тем князьям, что ближе живут, - завтра, а то и третьего дня из моего дворца приказы отправим.

            Мономах согласно кивнул. Завтра, так завтра. Есть еще время. О многом надо перетолковать с братом в его тереме-дворце. Есть у него кое-какие задумки и по пешцам, по их вооружению, и по тому, как добираться до места, и надо заранее решить, каким строем - походным или боевым – пойдут они по Степи.

            Братья еще раз обнялись и разошлись до вечера.

            К Святополку тут же направился, находившийся все время у самого входа в шатер, князь-изгой.

            На полпути он поравнялся с Мономахом, и взгляды их встретились.

            В глазах переяславльского князя на мгновение промелькнула жалость и сочувствие, что судьба так жестоко распорядилась с этим, таким же, как и он, Рюриковичем. Но тут же в них появился непримиримый стальной блеск, как ко всем врагам Руси, и он громко посоветовал Великому князю.

            - Не обещай ему ничего, брат! Все равно он больше того, что уже имеет, не получит!

            Святополк с облегчением – вот выручил, так выручил брат, теперь и объяснять ему ничего не надо, - даже не обиделся на такое обращение. Он лишь дождался, когда к нему подойдет проситель, и бессильно развел руками: мол, что я могу поделать? Хоть нас и двое, а все-таки как-никак – съезд князей!

            - Ах, так? Ну, ладно!

            Князь-изгой яростно взмахнул острой бородой, сел на коня и, бешено нахлестывая плеткой, помчался прочь.

            Ратибор хмуро поглядел ему вслед и подошел к князю.

            - Не нравится мне все это, - тихо сказал он.

            - Что именно? – не понял Мономах.

            - Слыхал больно много! – объяснил Ратибор, показывая глазами на превратившегося в точку изгоя.

            - Ну, все, да не все!

            Мономах загадочно подмигнул воеводе и подозвал к себе купца, от которого снова отвернулся, делая вид, что занят важным делом, Святополк.

            Мономах давно знал и уважал этого торговца.

            - Что - тяжба? – кивая на брата, спросил он.

            Купец, не отвечая, только молча мотнул головой.

            - Я чем-то могу помочь?

            - Вряд ли. Я ведь не стол у него просить пришел!

            - А что же?

            - Да так… Одолжил денег одному ростовщику, через которого Великий князь киевлянам под проценты деньги дает, а тот возвращать не желает. Думал, через твоего брата на него повлиять, а он, вишь, даже слышать меня не хочет!

            - Д-да… - покачал головой Мономах. - И много одолжил?

            - Много-не много – а все деньги!

            - Ну, ладно! Не могу я тебя, так ты меня - выручишь?

            - Я? Тебя?!

            - И даже не меня, а – всю Русь!

            - Да я, да… - засуетился купец.

            - Погоди, тут дело непростое, я бы сказал, даже опасное, – остановил его Мономах. – Так что не торопись с ответом. В Степь надо идти. И даже не идти, а ехать, - покосился он туда, где уже исчезла точка князя-изгоя. - Как можно быстрее! Сможешь?

            - Конечно! – кивнул купец.

            - И не сробеешь?

            - А что мне бояться? У меня охранная грамота от главного хана имеется. Никакой половец меня даже пальцем не тронет!

            Мономах горько усмехнулся, слыша эти слова. Для него они не были новостью. Набеги - набегами и войны - войнами, а купцы обеим враждующим сторонам нужны были всегда. Кому-то ведь нужно сбывать награбленные товары и кому-то продавать взятых в плен мирных жителей…

Сам этот купец, насколько было известно Мономаху, никогда не занимался такими делами. Считал это не Божьим делом, и что богат только тот, кто в Бога богатеет. То есть, и зарабатывает честно, да еще и делится своим богатством с другими людьми. И правильно делал. Но в то же время, он, как никто другой, умел доставать то, что очень любят ханские жены: всякие редкостные ткани и благовония. Да и самого главного хана не забывал почтить дорогими подарками, а иногда выполнял его тайные поручения в Константинополе и латинских странах.

            Но тут дело было особого рода… И требовалось честно предупредить такого человека о возможной опасности.

            - Половец-то, может и не тронет, а вот сам хан… - вздохнул Мономах.

Он отвел купца в сторону и вкратце рассказал о том, что было на встрече со Святополком. Начал со своего предложения всей Русью выступить в Степь и закончил предложенной им хитростью с Корсунем.

            Польщенный вниманием со стороны славного переяславльского князя и особенно его доверием, купец даже не замечал, что их разговор подслушивал подкравшийся к ним и притаившийся за раскидистым дубом юноша в дорогой шубе, собольей шапке и отороченных мехом сапогах.

            - Ну как, берёшься съездить к Степь и передать эту ложную весть? – сказав все, что посчитал нужным, спросил Мономах. – За труды заплачу, не обижу! Сколько хочешь?

            - Да будет, князь, я и так съезжу! - махнул рукой торговец. – Мне за то любой наш купец спасибо скажет. Ведь половцы нам, как кость поперек горла стоят. Не будет их – без опаски и с ромеями, и с арабами торговать станем! Я и сам тогда куда боле получу, чем на своем киевском деле потеряю! – показал он глазами на Святополка.

            - И с братом поговорю, решу твое дело! – пообещал Мономах. – В накладе не оставлю!

            - Вот видишь? Ну, как с тебя после этого деньги брать? К тому же, ты сам сказал, для Руси это надо. А это все равно, что родной матери в беде или болезни помочь, а потом затребовать с нее денег! Так что, князь, сделаю все, как велишь

            Купец клятвенно прижал ладонь к груди, желая заверить Мономаха. Чтобы тот не сомневался, но в этот момент раздался вскрик схваченного игуменом за ухо и подведенного к князю отрока.

            - Это еще кто таков, откуда? – нахмурился Мономах. - Подслух?

            - Нет, я… - захныкал отрок.

            - Сын мой! – подсказал купец и знаком попросил игумена отпустить парня.

            - Как звать? – мягчея, спросил Мономах.

            - Звенислав, во святом крещении Борис! – с готовностью ответил отрок.