Лев Бразоль - Публичные лекции о гомеопатии Страница 38

А между тем, двое из моих оппонентов, прослушав спокойное и объективное изложение сущности гомеопатической терапии, сделали следующие важные признания. Один, проф. Тарханов, усмотрел в гомеопатии элементы строгой и точной науки, а другой, г. Гольдштейн, высказал, что не знай он меня за врача-гомеопата, он подумал бы, что здесь говорит профессор-аллопат — настолько содержание моей беседы, по его словам, было проникнуто духом современной рациональной медицины. Следовательно, не только не было усмотрено в моих беседах «проповеди невежества», но, наоборот, выведено заключение, что гомеопатия есть научная система, не противоречащая рациональной медицине — что и требовалось доказать. А если проследить историческое развитие этих сочувственных идей, соединяющих в настоящее время аллопатию и гомеопатию, то мы увидим, что приоритет их открытия, преподавания и распространения в сознании врачей, исходит из гомеопатический школы, и прогресс университетской медицины в этом отношении состоит в сближении с гомеопатией во взглядах на патологию и симптоматологию болезней, на принципы исследования лекарственных веществ, в усвоении многих теоретических и практических истин, давно проповедуемых в школе гомеопатов, в заимствовании от неё многих драгоценных лекарств и назначения их по закону подобия, хотя бы и без упоминания источника, откуда они заимствуются, в упрощении лекарственных предписаний и в уменьшении лекарственных приёмов благоразумными и осторожными врачами.

Нужно думать и можно надеяться, что раскол в медицине, по мере постепенного ознакомления врачей с историей медицины и с основами гомеопатии, скоро прекратится, что обе школы, при взаимных уступках, сольются в одну общенаучную, и не будет больше ни гомеопатов. ни аллопатов, а будут только одни научно-образованные врачи.

(Рукоплескания)

M. Ю. Гольдштейн: Так как здесь делалась ссылка на возражение профессора Тарханова, то я, ввиду его отсутствия, должен сказать несколько слов. Проф. Тарханов, говоря о том, что он не имеет понятия о гомеопатии и никогда не читал ни одного гомеопатического сочинения, в то же время говорит, что он усматривает в гомеопатии науку или целую научную систему. Проф. Тарханов был на единственной лекции д-ра Бразоля, которую мы имели удовольствие слушать прошлый раз. Если я сказал, что не знай я, что здесь читает лекцию д-р Бразоль, то мог бы подумать, что нахожусь на лекции аллопата, то, конечно, проф. Тарханов мог усмотреть здесь целую науку, потому что он считает аллопатию наукой. Если же я сказал, что не мог отличить лекции д-ра Бразоля от лекции врача-аллопата, то потому, что в лекции д-ра Бразоля ничего гомеопатического не было. Он излагал нам то, что есть в любом учебнике рациональной медицины и что заставляют знать каждого студента 3-го курса. Вот в каком смысле я сказал, что слышу лекцию аллопата[50].

Затем два слова по поводу сделанного укора моей науке. Если бы это сказано было лично мне, то я бы не ответил, но я отвечаю только как представитель науки химии. Я не виноват, что врачи-гомеопаты не знают того, что сказано тысячу раз в учебниках химии: нет абсолютно чистой дистиллированной воды. Если д-ру Бразолю показалось это новостью, то это не недостаток науки, а недостаток тех лиц, которые этой новости не знали, потому что это всем студентам известно. Я должен был защитить химию, потому что в химии никогда этого не говорилось[51].

Председатель: Считаю спор конченным. Долгом своим признаю напомнить, что комиссия музея допустила научные беседы о гомеопатии ввиду, как думало большинство её членов, большого общественного значения этого вопроса. Думаю, что те многолюднейшие собрания, которые состоялись в музее на всех трёх беседах талантливого лектора, доказывают неопровержимо, что упомянутое большинство, признававшее за вопросом большое общественное значение, было вполне право. На этом основании должен высказать от нашего имени следующее пожелание: необходимо, чтобы метод гомеопатического лечения был обстоятельно исследован в специальных сферах, и чтобы результаты такого беспристрастного и строго научного исследования были опубликованы во всеобщее сведение.

В заключение, приношу ещё раз вашу искреннейшую благодарность уважаемому лектору и его уважаемым оппонентам.

(Рукоплескания)

Заседание закрыто[52]

О положении гомеопатии среди опытных наук

Публичная лекция, читанная в Большой аудитории Педагогического музея 20 февраля 1890 г.

Милостивые государыни и милостивые государи!

Я уже имел честь излагать в этой аудитории основные принципы гомеопатического учения.

Гомеопатия, как вы знаете, есть система лечения всех излечимых болезней посредством таких лекарственных веществ, которые в здоровом человеческом организме производят болезненное состояние, в высшей степени сходное с тем, которое подлежит излечению.

Гомеопатия, как наука, даёт нам руководящее правило для верного выбора лекарственного вещества в каждом данном случае, и это правило выражается известной формулой: similia similibus curantur, в основе которой, если вы припомните, лежит закон естественного или физиологического сродства между лекарственными веществами и болезненными процессами. Как магнит имеет сродство к железу, как кислород имеет сродство к водороду, так и лекарственные вещества имеют сродство к известным частям или отправлениям организма, т. е. имеют способность поражать известные органы, вызывая в них определённые изменения в известном направлении и последовательности, и оставляя другие органы без всякого изменения или влияния. Если, например, втирать ртуть в подошвы или в пахи, то поражаются прежде всего не эти части, а полость рта, слизистые оболочки, дёсны и слюнные железы. Или если втирать белладонну в бёдра или в спину, то поражаются раньше всего горло и глаза. Ртуть направляется к слюным железам и белладонна к зрачку как магнит к железу, и в этом именно и заключается специфичность лекарственных веществ. На основании этой специфичности, т. е., избирательного сродства к известным частям организма, предпочтительно перед другими, лекарственные вещества способны вызывать довольно постоянные физиологические эффекты, болезненные симптомы или искусственные болезни, более или менее сходные с естественными болезнями, которым подвержен человеческий организм. Так, Mercurius corrosivus вызывает болезненную картину в высшей степени сходную с дизентерией, Arsenicum — с холерой, Tartarus emeticus и Phosphor производят воспаление легких, Cantharis — воспаление почек, Secale cornutum — склероз спинного мозга, Belladonna — острую манию и т. д. Ганеману принадлежит бессмертная заслуга открытия практического отношения, существующего между естественными и лекарственными болезнями, а именно: всякая естественная болезнь, сходная в своих симптомах с известной лекарственной болезнью, требует для своего излечения именно этого самого лекарственного вещества, и, конечно, наоборот: всякое лекарственное вещество, воспроизводящее в своём действии на организм подобие известной естественной болезни, будет в состоянии излечивать такую болезнь, если только она не вызвана самым лекарством. Поэтому Mercurius corrosivus производит искусственную и излечивает естественную дизентерию, Arsenicum производит искусственные и излечивает естественные катары кишек и холеру, Tartarus emetius и Phosphor производят и излечивают воспаление лёгких, Cantharis производит и излечивает воспаление почек, Belladonna излечивает острую манию. Это постоянное отношение, существующее между болезнью и её лекарством, выражается формулой simlia similibus curantur, подобное подобным лечится, и составляет закон лечения.

Вы помните, что в прежних моих беседах я неоднократно называл гомеопатию «наукой» и её практическое правило лечения — терапевтическим «законом», понимая, конечно, слова «наука» и «закон» в том самом смысле, в каком они употребляются в естественных науках. Вы, вероятно, также помните, что один из моих почтенных оппонентов, с точки зрения строгой науки вообще и физики в частности, отрицал приложимость термина «закон» к гомеопатической формуле similia similibus (см. «О гомеопатическом законе подобия»). А другой оппонент в «Киевлянине» (1889 г., №№ 253–255) ещё недавно исключал гомеопатию из области естественных наук и приравнивал её к грубому эмпиризму и шарлатанству, а в подведении нашей практической формулы под категорию индуктивного или естественного закона усматривал лишь одни неосновательные незаконные претензии гомеопатов. Мне кажется, что такие возражения, высказываемые притом совершенно бездоказательно и голословно, доказывают либо то, что наши оппоненты не знают, что такое гомеопатия, либо не понимают, какое значение имеет слово «закон» в естественных науках, либо нетверды и в том, и в другом. Поэтому прежде чем продвигаться вперёд и развивать новые темы, стоящие на будущей очереди, я постараюсь сегодня очистить себе путь от вышеупомянутых возражений и постараюсь подробнее обосновать своё положение о «научности» гомеопатии, о «закономерности» её руководящего принципа и о равноправности его наравне с другими естественными законами. Мне, значит, нужно показать возможность существования науки в терапии, по аналогии с другими естественными науками; указать, каким требованиям должна удовлетворять терапия, чтобы заслуживать названия «науки», и доказать, что гомеопатия именно этим требованиям и удовлетворяет. Это даст мне возможность ответить сегодня, по крайней мере, на одну категорию возражений, часто направляемых против гомеопатии, тем более, что этот ответ прямо приводит меня в центр моей сегодняшней темы, а именно: какое положение занимает гомеопатия среди опытных наук?