Фред Стюарт - Золото и мишура Страница 40

Глава третья

Официантки в кафе «Бонанза» были обнажены до пояса. Завсегдатаи заведения — а приходили сюда исключительно одни только мужчины — не отличались скромностью или повышенным интересом к женским одеждам, и потому униформа официанток была им очень по вкусу.

— Эй, Бесси! — гаркнул порядком набравшийся золотоискатель. Он четыре месяца провел в Плейсервилле и только что возвратился в Сан-Франциско с намерением за один вечер просадить все накопленные средства. — А ну-ка притащи мне еще их величество ««Королеву Шарлотту»! Четыре раза! Гулять, так гулять, черт побери!

Публика в большом помещении салуна, которое освещалось специально привезенными из Богемии хрустальными светильниками, разразилась в ответ на это криками и радостными восклицаниями. «Королевой Шарлоттой» назывался один из самых популярных в Сан-Франциско напитков — крепчайшее пойло, смесь кларета с малиновым сиропом. Выкрикнувший заказ золотоискатель, а им был не кто иной, как Барни Тейлор, уже принял добрую кварту этой адской смеси. Бородатый, с огромным животом, Барни восседал за отдельным столиком, который был сплошь заставлен тарелками с устрицами, створки которых Барни раскрывал прямо руками. Компанию ему на сей раз составляла мексиканская потаскушка по имени Гваделупа. Она сидела напротив золотоискателя и потягивала шампанское, время от времени поигрывая обнаженными грудями. За то, что она согласилась составить ему компанию, Гваделупа должна была получить от Барни унцию золота, однако, если он захочет позднее подняться с мексиканкой в одну из «комнат любви», которые специально устроила в этом заведении Чикаго, здешняя мадам, придется бедолаге за это удовольствие раскошелиться еще на пятьсот долларов. Порок в Сан-Франциско был не дешев.

Бесси, официантка, ловко протиснулась сквозь толпу к замысловато украшенному деревянной резьбой бару, возле стойки которого толпилось немало клиентов.

— Еще четыре «Королевы Шарлотты», — крикнула она, стараясь перекрыть гул голосов. В «Бонанзе» был жаркий вечерок. Воздух был насыщен дымом сигар и сигарет и имел отвратительный запах, впрочем, язык завсегдатаев и прочих посетителей был и того отвратительнее. Эмма была права, когда сочла этот город весьма некультурным: искусство в «Бонанзе» было представлено тремя обрамленными в золото рам огромными картинами, на которых были изображены развалившиеся в шезлонгах развратные голые бабы; картины эти представляли собой плоды работы мюнхенского художника-порнографа по имени Фридрих Эрнст Шултов. Что же касается развлечений, то помимо секса, выпивки и игры в карты они ничем не отличались от того ассортимента, который предлагал «Грязный» Том Макалир в салуне «Козел и компас», что на Барбери-коуст (этому Макалиру дать десять центов — он на глазах у публики будет жрать дерьмо).

— Ну, как делишки? — поинтересовалась Чикаго, подойдя к одному из столиков. Во рту у нее была вонючая сигара — «стогу», названная в честь возниц фургонов из Конестоги, которые предпочитали курить эту дрянь. — Как идет игра?

— Какая игра? — спросил Мак, крупье, который только что завершил свою вахту за игральным столом в казино, которое помещалось за баром.

— Я спрашиваю тебя, задница, про игру Слейда, — фыркнула мадам весом не меньше четырехсот фунтов, на голове которой красовался светлый в кудряшках парик. Она, как обычно, уселась на специально сооруженный для нее стул восьми футов высотой: это сиденье, похожее одновременно и на трон, и на насест, позволяло мадам обозревать с высоты все, что происходило в заведении.

— Капитан Кинсолвинг огреб что-то около двух тыщ, — ответил Мак, поднимая голову и глядя на огромную бабищу в красном сатиновом платье, вырез которого был украшен страусовыми перьями, слегка прикрывавшими голые плечи дамы и невообразимых размеров грудь. Сколько бы раз ни доводилось Маку разглядывать Чикаго вблизи, он всегда испытывал благоговейный страх перед ее исполинскими габаритами. Миниатюрные ножки мадам, обутые в черные кожаные ботинки с застежками, покоились на подножке; торчавшие из ботинок носки были серебристо-зелеными в горизонтальную полоску.

Она с высоты трона оглядела Мака и выдавила кривую усмешку.

— А кто ведет игру?

— Слейд, кто же еще!

— Кинсолвинг трезвый или пьяный?

— Пьет много, но выглядит как огурчик.

— Дерьмо! Ну-ка, подойди сюда на минутку…

Мак покорно встал со своего места, подошел и взобрался на некое подобие лестничной ступени, устроенной для большего удобства мадам. Когда он оказался вровень с Чикаго, она прошептала ему на ухо:

— А кто из официанток подает на стол Слейда?

— Большие Титьки.

— Скажи, чтобы вдвое больше обычного подливала в те порции, что приносит Кинсолвингу.

— Так она и сама давно уже догадалась, Чикаго.

— Хм… А Слейд надел «держатель»?

— Ага, но пока еще не использовал его. Думаю, он ждет, когда игра пойдет по-крупному.

— Хм… Ну ладно, свободен. Ступай домой, проспись.

— Доброй ночи, Чикаго.

Мадам одним махом опрокинула в себя стакан, тогда как Мак послушно принялся слезать на пол. Проглотив спиртное, мадам гаркнула, обращаясь к проходившей мимо официантке, розовые груди которой увесисто шлепали по подносу.

— Тина, шлюха, еще джину!

— Сию минуточку, Чикаго.

В каких-нибудь десяти футах от того места, где сейчас восседала мадам, за двойными дверями в большой комнате шла крупная игра. Тут помещались шесть столов для игры в «монте» — быстротекущую мексиканскую карточную игру, которая пользовалась большой популярностью в салуне мадам, как и вообще в Калифорнии. «Колесо фортуны», два стола для игры в «фараон», стол для «vingt-et-un»[13], стол для «ландскнехта», два покерных стола также помещались в казино. Сейчас самая большая толпа зевак собралась возле стола, за которым играл Слейд Доусон. Сорокалетний профессиональный игрок, который лет десять проплавал на пароходах, ходивших по Миссисипи, прежде чем двинуться на Запад, предпочитал крутую игру. Был Слейд чернявым симпатичным мужчиной с черными усами, концы которых опускались по краям жесткого рта. Полиция сразу трех восточных штатов разыскивала Слейда по обвинению в мошенничестве; но тогда едва ли не каждого десятого жителя Калифорнии разыскивала полиция какого-нибудь восточного штата. Именно потому все эти люди и находились в Калифорнии.

Скотт, сидевший напротив Слейда за круглым столом, взял свои карты. У него на руках оказались две пары: два валета и две восьмерки.

— Пас, — сказал сидевший рядом со Слейдом француз.

— Мне одну, — сказал Гас Пауэлл, приятель Слейда, мечтавший стать губернатором.

— Увеличиваю до пяти сотен, — заявил Скотт, придвигая на середину зеленого сукна столбик фишек достоинством в сто долларов каждая.

— Для меня дороговато, — заявил мужчина, говоривший с сильным австралийским акцентом. Это был Сидни Дак, один из осужденных, которым посчастливилось убежать из Ботани Бэй, и который проживал у подножья Телеграфного холма в Сидни-таун — самой опасной трущобе Сан-Франциско.

Слейд веером раскрыл карты: две пятерки, два туза и четверка.

— Еще три тысячи сверху, — сказал Слейд и пододвинул три столбика фишек.

Зрители восхищенно присвистнули. Двое других игроков бросили карты на стол, оставляя сражаться Скотта и Слейда. Эти двое с неприязнью смотрели друг на друга.

— Круто поднимаешь! — сказал Скотт.

— Да ну? — криво усмехнулся Слейд.

— Блефуешь, я думаю.

— Все может быть. Играй — узнаешь.

Скотт выдвинул все фишки, какие у него были, на середину стола. И вновь раздались восхищенные возгласы и свист зевак. Теперь банк составлял шесть с половиной «штук».

— Сколько? — спросил Слейд.

— Одну.

Скотт сбросил карту, оставшись с двумя валетами и двумя восьмерками. Протягивая ему карту, Слейд слегка раздвинул колени, и третий туз незаметно перекочевал из его правого рукава в ладонь.

— Тебе не нужно? — спросил Скотт.

— Не-а. Я играю еще на три «штуки». Поддерживаешь?

Слейд добавил в банк еще изрядное количество фишек. Скотт почтительно оглядел кучу, громоздившуюся сейчас на зеленом сукне. Открыл карту — шестерка.

— Поддерживаю.

— Сколько у тебя? — спросил Слейд.

— Две пары: валеты и восьмерки.

Слейд рассмеялся.

— А я-то думал, что ты и вправду умеешь играть в покер! — сказал он. — Решил с такими картами тягаться со мной, тогда как у меня ни единой замены не было. Гляди, какая масть: тузы и пятерки! Смотри и рыдай.

Размашисто швырнув карты на стол, Слейд потянулся к фишкам. Скотт вытащил револьвер.

— Не торопись, Слейд.

Слейд замер, уставившись на револьвер.

— Я не вполне уверен, что ты играл честно, Слейд. Более того, я уверен, что ты жульничал, сукин сын! Поднимайся-ка и снимай с себя все.