разведка - ИВАН БОРОДУЛИН Страница 41

Выбрали домик поневзрачнее. Через тонкие щоли ставней из окон сочились едва заметные желтые лучики. Приготовив пистолеты, осторожно постучали в дверь. Она тотчас же открылась, будто нас ждали.

Я довольно бесцеремонно толкаю вперед человека, открывшего дверь, и мы всей гурьбой вваливаемся в пе­реднюю. Гришкин с Верьяловым бросаются дальше, в другие комнаты, и через минуту докладывают, что все население домика налицо.

Перед нами трое: довольно миловидная девушка это она отворила нам дверь,— пожилой интеллш омш.ч.. вида немец и его жена, рыхлая крупная фрау, пиропу» ли ная нашим вторжением до ужаса. Девушка смотри?

враждебно, старый немец спокоен и держится с Д" ……

ством.

147

Сажусь к столу, вытаскиваю из планшета карту и про­шу, чтоб кто-нибудь из немцев провел нас к порту.

— Никогда!—слышу в ответ. Это говорит девушка, причем говорит по-русски.

«Русская?!»—с изумлением разглядываю девушку. Хорошо одетая, смазливая, упитанная, она совсем не по­хожа на тех русских полонянок, которых мы не раз встречали в немецких домах и на дорогах.

— Русская!—с вызовом объявляет девица.— А помо­гать вам не буду. Я вас ненавижу.

— Ах ты шкура продажная!—кто-то из ребят подни­мает пистолет.

Девица бледнеет.

Быстро-быстро залопотал, замахал руками старый не­мец. Из его слов я понял, что девица хоть и русская, но никогда в России не была, родилась и воспитывалась в семье царского офицера-эмигранта. Мать с отцом у нее умерли перед войной, и теперь она живет как дочь у него, старого врача, далекого от политики и войны. Мы должны простить его дочь, он сделает все, что тре­буют русские солдаты…

— Вы врач?— я сразу вспомнил о ране на голове Ду­дочки.—Тогда, прежде всего, перевяжите раненого.

— Да, но я зубной врач.

— Ничего, справитесь.

— Воля ваша.

Немец пожал плечами и открыл дверь в соседнюю комнату, где был оборудован зубоврачебный кабинет, Гришкин уселся в кресло, немец педантично обработал и перевязал рану, потом объявил, что через два дня па-* циент должен явиться к нему на перевязку, иначе он, кац врач снимает с себя всю ответственность за благополуч­ный исход лечения.

248

Сдерживая улыбку, я серьезно пообещал врачу, что Гришкин придет к нему точно в назначенный срок. За­бегая вперед, скажу, что мы свое слово почти сдержа­ли— через трое суток вместе с полком вошли в Свине­мюнде.

Довольный тем, что мы оставили в покое его прием­ную дочь, старый немец-врач оделся и повел нас. Войск в самом городе почти не было, лишь изредка проходи­ли патрульные группы в два-три человека. В район пор­та добрались без всяких происшествий. Засекли у прича­лов несколько мелких посудин, принимавших груз, но что это за груз—выяснить не удалось.

За ночь с помощью немца мы собрали много нуж­ных сведений, а на рассвете старым путем благополучно вернулись в полк.

Надо сказать, что ушли мы из Свинемюнде вовремя, так как в следующую ночь авиация союзников подвергла город жестокой бомбежке, и кто знает, удалось ли бы нам уцелеть. Уже тогда нас удивляла странная воздуш­ная «взаимопомощь» союзников — они беспрестанно бомбили те города, которые мы должны были вот-вот взять. Бомбили не боевые позиции немцев на окраине, а именно город, его жилые и промышленные кварталы. Но мы тогда не знали, конечно, что союзнички дейст­вовали с дальним прицелом и специальным умыслом: они хотели, чтоб вместо трофеев нам достались голо­вешки, у

После взятия Свинемюнде 10-я гвардейская дивизия продолжала с боями продвигаться северо-западнее Бер­лина в направлении к городу Ростоку.

Однако наш взвод разведки на некоторое время рас­простился с полком. В числе других подразделений мы были откомандированы на первый Белорусский фронт,

■

249

части которого штурмовали гитлеровскую столицу. Под­бросили нас к Берлину танкисты генерала Катукова, ко­торые тоже, выполняя приказ, спешили принять участие в заключительной битве.

Но брать Берлин нам не пришлось — мы застряли на подступах к нему вместе с одним из стрелковых баталь­онов. В наступлении этот батальон потерял много людей. Два приданных ему тяжелых танка остались без горюче­го. Немцы, засевшие в большом селе, располагали со­лидными силами и могли бы начисто уничтожить баталь­он, если бы знали, как он слаб и мал числом. Комбата, имевшего боевую задачу взять село, больше всего за­ботило, кок бы немцы не пронюхали, что против них воюет несколько десятков советских солдат.

Узнав, что к батальону, приблудилась группа бывалых солдат-разведчиков, комбат обрадовался, как дорогому подарку, и пригласил нас на совещание командного со­става. Помню, что всех командиров было трое: два стар­ших сержанта и старшина. Эти люди не были полковод­цами и стратегами, но приняли единственно правильное в той обстановке решение — не показывать фрицам сла­бости, создавать видимость атак до тех пор, пока не по­дойдет подкрепление.

Нашему взводу комбат щедро выделил шесть стан­ковых пулеметов, оставшихся без хозяев, и запас патро­нов, достаточный чтобы выдержать и месячную осаду. Полное изобилие боеприпасов было и в сильно поре­девших ротах.

Потом началась демонстрация силы. Батальонные ми­нометы открыли беглый огонь по окраине села, где тяну­лись немецкие траншеи, туда же ударили все наши пу­леметы. Мы давали немцам понять, что вот-вот подни­мемся для атаки, хотя делать этого и не собирались.

250

Стреляли с небольшими перерывами около часа, по­ка не одурели от грохота выстрелов и порохового дыма. Немцы не отвечали. Но вот со стороны села затявкала скорострельная немецкая пушка. Снаряды ложились до­вольно точно. В наших траншеях появились раненые. Стало ясно: если эту пушечку не заставить замолчать, то через полчаса в наших окопах не останется живых. Но как это сделать? Из пулемета артиллеристов не достать, тем более что они прячутся за кирпичным строением на краю села.

Выход подсказал один из танкистов, которые, укрыв свои бездействующие машины в зарослях ивняка, тоже торчали в траншеях у пулеметов. Красный, с конопатым лицоаа сержант-водитель объявил, что если слить остатки горючего с обоих танков в один, то он берется довести машину до середины поля, разделяющего нас и фрицев. А оттуда можно будет в упор расстрелять проклятую пушчонку.

Комбат идею одобрил. Спустя несколько минут тяже­лый КВ с сердитым урчанием выполз из ивняка, и разво­рачивая хобот орудия, двинулся, набирая скорость, по полю, к селу.

Могучая машина придала нам какую-то отчаянную храбрость. Наши солдаты, в том числе и мои разводчики, не выдержали и с криком «Ура!» устремились за тан­ком.

Эта самодеятельная и глупая, по существу, выходка обошлась дорого. Танк, пройдя метров триста, дважды выстрелил по немецкой пушке и разбил ее, но тут же встал: кончилось горючее.

Горстка атакующих залегла, а потом вместе с танки­стами стала отползать назад, в свои окопы. Трое или чет­веро остались на поле.

Мы выдали немцам свои силы и теперь уже они, об­рушив на позиции батальона ружейно-пулеметный огонь, собрались и пошли в атаку.

В течение двух часов гитлеровцы предприняли восемь атак, но всякий раз отходили, натыкаясь на плотный огонь пулеметов. Мы с напарником выпустили не меньше двад­цати лент. В кожухе моего «максимки» кипела вода, и клу­бы пара мешали видеть в прицельную рамку. Коленки скользили по стреляным гильзам. Пальцы на рукоятках будто свело судорогой. Не знаю, сколько еще продол­жался бы этот бой, если бы не подоспели наши танки. Три Т-34, стреляя на ходу, проскочили наши окопы, смяли немцев и ворвались в село. А у нас уже не было сил встать.и последовать за танкистами. Наступила тишина, а мы все еще продолжали в различных позах лежать в траншеях, смотрели в чистое небо, прислушивались к тишине и не верили, что выжили.

Восьмого мая 1945 года мы с ребятами были у рейх­стага и на его массивных колоннах кинжалами выцарапа­ли свои фамилии. Я тоже расписался «Иван Бородулин из Ленинграда».

Счастливые, радостные оттого, что пришла победа, мы промерили своими брезентовыми сапогами Гитлерштрас-се, побывали у Бранденбургских ворот, у имперской кан­целярии, где еще не были убраны трупы жены и детей Геббельса. Мы ничему не удивлялись и ходили добрыми, ошалелыми и гордыми.

Выспавшись в Берлине, мы на трофейном «опеле» 10 мая догнали в районе Шверина свой полк. Война кон­чилась, а полк все еще дрался с гитлеровскими частями, которые упрямо пробивались на запад.