Слава Бродский - Страницы Миллбурнского клуба, 2 Страница 42

Э к с п е р т.  А вот на это я ответить не смогу. Как загорелось – пожалуйста, а вот подожгли ли – этого, извините, не скажу. Загорелось само, понимаете, без всяких там химических или механических штучек и устройств. Идите сюда, смотрите. По тому, как обуглились калька и бумага, можно определенно сказать, что не поджигали с края, как это обычно делают, действуя открытым огнем – спичкой или зажигалкой. По некоторым другим признакам я могу утверждать, что не были использованы легко воспламеняющиеся жидкости. Впрочем, в этом и не было необходимости, калька и так горит, как порох. А посмотрите вот сюда, в середину. Здесь небольшое углубление и характерные признаки очага воспламенения.

В т о р о й.  Значит, подожгли отсюда?

Э к с п е р т.  Загорелось отсюда. За-го-ре-лось. А источника воспламенения нет. Но откуда-то взялась в этом месте высокая температура, градусов 250-280, не меньше. А ничего нет. Нет, и все. Заметьте, и следов, что могло быть, тоже нет.

В т о р о й.  Не морочьте мне голову. В чем тут дело?

Э к с п е р т.  Подойдите сюда. (Берет в руки большую линзу и черную папку.) Такая папка лежала сверху.

 Наводит солнечный луч на папку, через минуту папка начинает дымиться и загорается. Э к с п е р т  смотрит торжествующе.

В т о р о й.  Ничего не понимаю, откуда тут взялась линза?

Э к с п е р т.  Эта линза моя.

В т о р о й.  И что из этого?

Э к с п е р т.  А вот превосходная линза, которая есть здесь.

Стирает тряпкой копоть с графина, отмечает место, где он стоял, и переставляет под лучи солнца, которое переместилось, подставляет к графину эту же папку, она начинает через минуту дымиться. В это время входят К о р и н а , Ш а р о в а , К о з л о в  .

К о з л о в.  Вот это да, обыкновенная прожигалка. (Приплясывает.) Видишь, Натка, я же говорил, что все уладится.

В т о р о й  (строго). Поставьте, пожалуйста, графин на место.

Э к с п е р т  (неторопливо ставит. К о р и н о й). Он всегда тут стоит?

К о р и н а.  Да, по-моему, всегда.

В т о р о й  (Э к с п е р т у). Почему же раньше этого не случалось?

Э к с п е р т.  Это очень просто. Все просто, когда уже знаешь. Во-первых, оконные стекла, даже чистые, задерживают большую часть лучей, и тут никакие линзы не помогут. Окно, как видите, пыльное. Значит, прежде всего, окно должно быть открыто, а это, как я понимаю, здесь не разрешается. Во-вторых, сам графин должен быть определенной формы, чистым и обязательно наполнен свежей прозрачной водой. Воду, как я понимаю, меняли недавно, что делается, видимо, весьма редко. Так я говорю?

 Обращается к  К о р и н о й  и другим.

К о з л о в  (жизнерадостно). Конечно. Сегодня жарища, вот все и пили, как лошади.

Э к с п е р т.  В-третьих, солнце должно падать на графин под нужным углом, чтобы луч сфокусировался в одной точке, и, в-четвертых, в этой самой точке, в фокусе, должен оказаться предмет, который может воспламеняться при сравнительно большой температуре. Только совпадение этих условий и может привести к пожару, поэтому его раньше никогда и не было.

В т о р о й  (Э к с п е р т у). Как я понял, при всех условиях графин должен был стоять в определенном месте на окне и легко воспламеняемый материал, например бумага, лежать в строго определенном месте – там, где фокусируются лучи.

Э к с п е р т.  Безусловно.

В т о р о й  (к сотрудникам института). Кто пил сегодня из графина?

К о р и н а.  Я пила.

К о з л о в.  Пил, а что?

Ш а р о в а  (тихо).  И я пила.

Молчание.

К о р и н а.  Но графин же мы не переставляли.

Ш а р о в а.  Ой, девочки, да ведь Белобрысый пил, ей богу, еще и Белобрысый. (Удовлетворенно.) Перед самым обедом заходил. Он подстроил, точно.

В т о р о й.  Это правда?

К о р и н а.  Да, он пил, кажется, последним.

К о з л о в.  Пил, точно пил, да только графинчик-то стоял тогда в другом месте. (Показывает на другой конец подоконника.) Вот здесь он стоял.

В т о р о й.  Кто же его переставил?

К о з л о в.  Я и переставил. Фрамугу открывал и переставил, чтоб не мешался.

В т о р о й.  Вы ведь и окно потом открыли, так?

К о з л о в  (задумчиво). Так.

В т о р о й.  А папочку черную кто с самого верха положил?

К о р и н а.  Папку я положила, это была моя папка.

Ш а р о в а.  Подождите, девочки, ведь как было? Это я попросила Вилена открыть фрамугу. Так? А Ляля папку к Вагнеру положила до этого. Так? Вилен отодвинул графин, вскочил на подоконник и стал открывать, так? Но не открыл сразу. Вагнер сказал, чтобы он открыл в перерыв, так? И тут он поднялся, кряхтя, и передвинул графин, потому что Вилен поставил ему перед самым носом, так?

В т о р о й.  Значит, Вагнер передвинул графин последним. (Смотрит на  К о р и н у  и  В и л е н а. Те молчат.) Так как же?

К о р и н а.  Мы ведь за перегородкой, не видели.

Ш а р о в а.  Ну честное же слово, ну я еще засмеялась, так смешно он приподнимал свой зад, вот-вот плюхнется обратно.

Все смотрят на В т о р о г о. Входит Г л у х о в .

Г л у х о в  (В т о р о м у). Вагнер нашелся. Он в больнице имени Куйбышева, сказали, что в тяжелом состоянии.

В т о р о й  (направляется к двери, на ходу поворачивается к Э к с п е р т у). Так вы не исключаете случайного совпадения с этим графином?

Э к с п е р т.  Безусловно, скорее всего, случайность.

В т о р о й   направляется к выходу, на ходу доставая письма К о р и н о й. Часы показывают 16:00, слышны звуки сигналов радио.

К о з л о в   (приплясывает). А я что говорил? Все о'кей. (Обнимает Ш а р о в у  за плечи.)

Ш а р о в а  (отталкивает К о з л о в  а). Дурак, человек умирает, а ты радуешься.

Г л у х о в  (направляясь к выходу). Зря, зря веселишься, Козлов, все равно тебе у нас не работать. Так и знай.

Высвечиваются двое за столами. Продолжается телефонный разговор.

В т о р о й.  Фантасмагория какая-то. Все рассыпается прямо в руках. Вроде, что-то было серьезное, а чуть нажал, оказалось – песок.

П е р в ы й.  Давай короче.

В т о р о й.  Вагнер нашелся. В скверике сидел, бутерброд в перерыв жевал. Как увидел из своего окна дым, бежать бросился на помощь, да со страху удар его хватил. Прохожие подобрали, на проходившей мимо машине в больницу отправили.

П е р в ы й.  Жив?

В т о р о й.  Положение тяжелое, но, говорят, оправится.

П е р в ы й.  Ну, а Горицкий и Корина?

В т о р о й.  Вот все ее письма передо мной. Ни одного обратного адреса. Она их с полевой почтой отправляла. Штамп в/ч и все.

П е р в ы й.  Что в пароходстве о нем сказали?

В т о р о й.  Так всё нормально, особенного ничего. Съездить-то я не успел.

П е р в ы й.  Это теперь и не надо.

В т о р о й.  Видно, не надо. Да и с пожаром такая история. Никто не поджигал. Графин с водой стоял над столом. Пузатый такой, вроде большой линзы. Он и сфокусировал солнце, ну, как прожигательное стекло.

П е р в ы й.  Ты мне не объясняй. Эксперт рассчитал, проверил?

В т о р о й.  Так точно. Но я подумал, что кто-то специально поставил. Пока не подтверждается, выходит – простая случайность.

П е р в ы й.  Да ты не расстраивайся. Нет у тебя там шпионов. Нет. Радоваться такому надо. Ты потихонечку все сверни, без шума, и сейчас же вылетай. Тут у нас кое-что прояснилось.

Кабинет 1-ой сцены.

Входит В т о р о й. П е р в ы й  поднимается ему навстречу.

 П е р в ы й.  Молодец, четко все сделано. Только метались зря. Дурная голова ногам покою не дает.

В т о р о й.  Неужели первая версия подтвердилась?

П е р в ы й  (улыбаясь). Да нет, это было исключено с самого начала. Газеты, мой дорогой, надо читать, не только картинки рассматривать, но и читать, понимаешь? И в том числе иностранные.

В т о р о й.  Сделали перевод? И что там?

П е р в ы й.  Забыл я, честно говоря, отдать ее сразу. Только после твоего звонка в пятнадцать ноль-ноль вызвал переводчика. Уж больно сложно у тебя закручивалось. Когда всерьез что-то есть, так сложно не бывает, сам знаешь.

В т о р о й  (нетерпеливо). И что же?

П е р в ы й.  Он тут же мне перевел текст. Со спутника это сделано, со спутника-шпиона. Сфотографировали, расшифровали, схемочку сделали.

В т о р о й.  Чего же здесь радоваться?

П е р в ы й.  Да расшифровали-то они только то, что мы и прятать особенно не хотели. Совместные военно-гражданские аэродромы и камуфляжные установки. Понимаешь?

В т о р о й.  Вроде понимаю, но что же тогда Гаврилов?

П е р в ы й.  Ну, Гаврилов – это только Гаврилов. Он знает лишь то, что ему положено знать. А выше я, до шестнадцати ноль-ноль тревожить не хотел.