Казакевич Максим - Двое из будущего Страница 51

   - Да, да, - подтвердила Зинаида, - вызвали.

   - Кто это был? - спросил Мишка. - Где он?

   И Зинаида торопливо рассказала. Рассказала, что тип, который пырнул меня ножом, крутился возле нашего дома почти целый час. Ходил по улице туда-сюда, высматривал что-то. Она - Зинаида, пыталась его прогнать, тип уходил ненадолго, но затем снова возвращался. А потом приехал я, убийца завязал разговор и, обманом приблизившись, подло ударил ножом.

   - Жаль, что он убежал, - задумчиво сказал Мишка. - Теперь мы не узнаем от кого был заказ.

   - Баринцев его подослал, - ответил я. - Он сам мне привет от него передал.

   Видимо сейчас такое время - время романтиков и идеалистов. Помнится, читал в школе, что это было время, когда эсеры, прежде чем убить ничего не подозревающую жертву, вручали тому конверт с напечатанным приговором. Позже, конечно, от этого пафоса отказались. И вполне возможно, что Баринцев, ставя условия выполнения заказа, требовал от исполнителя непременно передать от него привет. Ничем другим я эти слова убийцы объяснить не могу.

   - Мишка, - позвал я друга, - ты бы своего папарацци вызвал. Пусть сфотает меня всего в кровище, да в газету на первую полосу. Вот муравейник-то тогда зашевелится.

   Мишка усмехнулся, но спорить со мной не стал. Ушел вызванивать своего журналиста.

   За обхаживанием меня любимого никто и не заметил, как к нам подкатил экипаж. На землю соскочил Петр и со слезами на глазах прямиком ко мне:

   - Василий Иванович..., Василий Иванович..., - запричитал он по-бабьи и подполз ко мне на полусогнутых. - За что же так.... Ах, душегубцы.... Единственного нормального человека и того убили....

   - Петр, ну уж ты-то не реви как баба, - осадил я его насмешливо и продемонстрировал ему свой живот. - Видишь? Живой я.

   Петр не верил своим глазам. Смотрел на порез и сочащуюся кровь и не верил. А потом, взглянув на мое насмешливое лицо, пришел в себя, облегченно выдохнул.

   - А мы вашего душегубца словили, - сообщил он, ладонью смахнув слезу.

   - Да ладно! Где он?

   - А вона у Семена под ногами связанный валяется. Мы как услышали Зинкин вопль, так сразу назад. А на встречу этот бежит. Так Семен его тростью по башке трахнул и тот сразу сознание потерял. Потом Семен его скрутил, мы его в экипаж затащили и сразу сюда.

   Я готов был расцеловать Петра. Хотел было встать и в порыве обнять, но Мальцев меня удержал. А бабы, узнав где находится убийца, рванули к экипажу как единый организм, с единственным желанием свершить немедленное правосудие Линча. Мальцев же, видя, что сейчас случится гнусное непотребство, зычно прикрикнул:

   - А ну не сметь, курицы! Не трогать его! Пусть полиция разбирается.

   И они отхлынули, беспрекословно послушавшись московского купца. Лишь кинули в сторону преступника трехэтажные проклятия, да оплевали гнусную рожу.

   - Ты как Семен? - крикнул я своему телохранителю.

   - Нормально, Василий Иванович, - пробасил он и смачно вмазал каблуком сапога по ребрам связанного. Тот жалостливо ойкнул и замер, боясь получить еще. - Хорошо, что он в нашу сторону побежал, а то б ушла гадина.

   Минут через тридцать подъехал Хруцкий с подчиненными. Спрыгнул на землю, покряхтел для солидности, расправил бравые усы и величественным шагом направился ко мне. Подойдя на несколько шагов, он меня узнал.

   - А-а, это вы, господин Рыбалко.... Как же вы так?

   - Да вот, опростоволосился немного, - пожал я беспомощно плечами. - Втерлись в доверие, а затем пырнули ножом.

   - Ага, понятно, - кивнул околоточный и саркастично добавил. - Не дорезали, значит, вас? Небось, еще и нападавшего задержали? Да?

   Я скромно кивнул, чем вызвал у Хруцкого неподдельное удивление.

   - Неужели? И где же он?

   Ему с готовностью показали спеленатого убийцу. Хруцкий подошел, ухватил его за подбородок, безжалостно повертел из стороны в сторону.

   - Нет, этот подлец мне не знаком. И кто ж его так знатно связал?

   Семен приподнял картуз.

   - Это я его так.

   Хруцкий смерил его внимательным взглядом.

   - Казак, небось?

   - Так точно. Хорунжий Донского четырнадцатого полка, - с достоинством ответил Истомин.

   - Понятно. А морду негодяю кулаком вы выровняли?

   - Не кулаком, - ответил довольный Истомин и продемонстрировал околоточному массивный набалдашник своей трости. - Вот этим.

   Хруцкий понимающе хмыкнул в усы, а затем обратился к своему подчиненному:

   - А ну-ка, Ванин, перетаскивай этого субчика к нам, да вези в участок. Там обстоятельно с ним побеседуем. А вы, господин хорунжий, слезайте-ка со своей телеги, говорить будем.

   И околоточный учинил нам небольшой допрос. Что, да как, да почему. Вызнал самую суть, что-то записал в блокнотик. При упоминании про "привет от Баринцева" помрачнел лицом и недовольно пробурчал:

   - Ох уж мне эти красивые жесты.... А нож-то где?

   Ему подали мокрый от крови и пролитого коньяка пиджак. Он удивленно посмотрел на пробитую фляжку из которой торчал на пару сантиметров клинок. Потом попытался вытащить нож, но не смог. Тогда он покачал головой и сказал мне с некой ноткой восхищения:

   - Под счастливой звездой вы родились, господин Рыбалко. Это ж надо так удачно нож поймать! В сердце, похоже, метил, подлец.

   Очень скоро он сделал свою работу, спрятал блокнот в карман кителя. Вытер платком влажный лоб и сказал:

   - Ну-с, пожалуй, мне тут делать больше нечего.

   - Неужели вы уходите? - спросил я.

   - Да, господин Рыбалко, я свою работу сделал. Теперь ждите, когда вас вызовут на допрос. Я надеюсь, вы подлечитесь довольно скоро и ничто вас не задержит в постели.

   - Подождите, - остановил я его, неестественно заворачивая голову. Неудобно это разговаривать со стоящим человеком у тебя за головой, когда ты лежишь на лавке. - Ко мне скоро должен приехать один журналист. При нем будет фотографический аппарат, для того чтобы сделать снимок моего ранения. А потом этот снимок напечатают в газете. Вы не желаете сфотографироваться для истории вместе со мной?

   Это было очень соблазнительно. Попасть в газету даже простым упоминанием было довольно непросто, а тут целая фотографическая карточка! И Хруцкий засмущался, пыхнул растерянно в усы.

   - Ну, я даже не знаю, - пробормотал он. - Удобно ли?

   - Да что вы! Вы только представьте этот снимок - господин околоточный надзиратель Хруцкий..., как вас по батюшке?

   - Андрей Дмитриевич, - ответил он.

   - Так вот... будет статья в газете, а при ней снимок как господин околоточный надзиратель Хруцкий А.Д. допрашивает потерпевшего Рыбалко В.И. после перенесенного неудачного покушения. И я весь в крови на лавке, а вы с блокнотом в руке. Да о вас же все сразу заговорят, а там глядишь, может и повысят и к жалованию прибавят.

   - Ну уж, сразу жалование прибавят, - улыбнувшись пробормотал Хруцкий и довольно разгладил усы.

   Картина которую я нарисовал, была весьма радужной. Она манила за собой, суля известность, признание и возможное повышение. И потому после недолгих колебаний околоточный остался. Он присел рядом со мной на лавку, достал папиросу и, закинув ногу на ногу, счастливо и мечтательно закурил.

   Вскоре ко мне прибыл доктор. Парень около тридцати лет, с кожаным саквояжем в руках. Бегло осмотрел меня прямо на лавке и сообщил, что необходимо ехать в больницу.

   - Зачем в больницу?

   - Ну как же. Только хирурги смогут вам, как следует обработать рану. Там наверняка грязь.

   - Нет там ничего, - самоуверенно заявил я. - А если и было, то коньяк уже давно все обеззаразил.

   - Все равно, - упрямо ответил доктор. - Я за такое не возьмусь. Рана слишком глубока.

   Мне не удалось его переубедить, тем более что за поездку в больницу высказались абсолютно все, даже Мишка. Мне посоветовали не глупить и последовать рекомендациям умного человека. Пришлось подчиниться. Но прежде мы дождались журналиста с двумя помощниками и тяжелым фотографическим аппаратом. Дальнейшее было совсем неинтересно. Журналист выспросил все, что можно было о покушении, помощники установили на треногу деревянную бандуру, Хруцкий сделал перед камерой серьезное лицо, а доктор сымитировал как меня штопает. Вспыхнул ярким солнцем магний и фотограф как заправский фокусник спрятал в черный жесткий портфель пластины с отснятыми кадрами. А я, с прыгающими в глазах солнечными зайчиками, неспешно поехал до ближайшей больницы.

   Вечером того же дня, когда все более или мене успокоилось и я смог наконец-то остаться наедине с собой, я позволил себе расслабиться. Кряхтя от боли в заштопанной ране, я тайком добрался до буфета и взял в плен бутылку французского коньяка, а к нему хрустальный стопарик. И, усевшись в кресло напротив окна, стал залечивать душевные раны. Только после того, как я остался один и смог собраться с мыслями, я в полной мере позволил себе ощутить тот крохотный и ужасающий миг, что отделял меня от свидания с вечностью. И, по-честному признаться, этот самый миг меня теперь испугал до чертиков. Только сейчас я полностью понял, от какой участи меня защитила маленькая фляжка, купленная мною по случаю перед Мишкиным венчанием. А ведь тогда я лишь хотел иметь при себе капельку согревающего "топлива" для своего мерзнущего организма. Хорошо, что на фляге была глупая золотая напайка из какого-то библейского сюжета с ангелом. В момент покупки фляжка мне не понравилась, и я хотел было поискать что-то подобное в другом месте, хотел прикупить что-нибудь из коллекции Фаберже, но Мишка меня поторопил, и я был вынужден приобрести то, что было в наличии. Видимо, этот слой золота и заклинил намертво смертельный удар ножа. Выходит, что Мишка и был моим косвенным спасителем, как, впрочем, и библейский ангел с пылающим мечом в мускулистой руке на фляжке.