Казакевич Максим - Двое из будущего Страница 52

   Кстати, через полчаса моего одинокого пьянства мой косвенный спаситель заявился ко мне домой. Зыркнул на мое самозабвенное самолечение, прихватил из буфета второй стопарик, да и присоединился ко мне, ухнув в свободное кресло.

   - Наливай, - потребовал он.

   Я набулькал ему на два пальца. Он поднял стопарик вверх, чокнулся молча со мной, а затем опрокинул в глотку огненное пойло. Проглотил словно воду, даже не поморщился.

   - А эта сволочь убежала, - сообщил он мимоходом, когда я наполнял ему вторую порцию.

   - Которая?

   - Баринцев твой.... Мы к нему до дома поехали, а там ставни закрыты. Мы туда-сюда, твои хлопцы через забор перемахнули, в дверь вломились, да только там, кроме прислуги никого не было. Сбежал он вместе со всей семьей.

   Я пьяно хмыкнул.

   - Прислугу и соседей мы порасспрашивали, но те ничего не знают. Говорят только, что отъезд был срочным. Брали только драгоценности и личные вещи. Куда сбежал, никто из них не знает.

   - За границу, куда же еще, - предположил я вяло.

   - Скорее всего, - согласился Мишка. Я твоих хлопцев послал в порт, на вокзал, но вряд ли что из этого получится. Баринцева никто из них в лицо не знает, а фотографий никаких нет. Смотрят только по нервному поведению отъезжающих да по общему описанию.

   Я лениво покивал. Думать уже не хотелось, хотелось сидеть просто так и предаваться самосозерцанию и самокопанию.

   - На вокзалах жандармы, - напомнил я Мишке. - Как бы хуже не было.

   Миха кивнул.

   - Знают они. Не подставятся, - и, выпив вторую стопку, ощутил горечь в глотке и поморщился. Хотел было закусить, но, не найдя на журнальном столики съестного, что есть мочи крикнул. - Зина!

   Я поморщился от оглушающего вопля.

   - Не ори, нету ее. Я ее домой отпустил.

   - А кто есть?

   - Варвара. Но она спит уже, наверное.

   Мишка неодобрительно покачал головой.

   - Что-то ты совсем размяк, - констатировал он мое состояние. - Ладно уж, сиди, сам за закуской схожу.

   И ушел. Долго громыхал тарелками в соседней комнате, звенел приборами, а после пришел, тащя на подносе вкусные разносолы и холодное мясо. С грохотом поставил поднос на столик.

   - Закусывай, Вася, - посоветовал он и наколол мне на вилку добрый шматок сала. Я усмехнулся. Коньяк с салом это конечно здорово сочетается. Но, тем не менее, принял угощения и неспешно прожевал.

   - А ты знаешь, - сказал я вдруг, - оказывается, меня видели, как я лупцевал Баринцева во время нашего разговора. Унизил его прилюдно, нанес невосполнимую душевную и физическую травму.

   - Да ты что? - удивился друг. - А ты его бил?

   - Пальцем не трогал. Да и видеть меня никто не мог, даже с улицы.

   - А тогда кто же?

   - Некто Артакуни и Вахрушев. Знаешь таких?

   Мишка напряг мозг, но никого вспомнить не смог.

   - А это, между прочим, наши с тобой рабочие. Как ты можешь не знать своих рабочих? - съехидничал я на манер дознавателя.

   Мишка лишь отмахнулся от глупого замечания. Но он достал из кармана записную книжку, карандаш и записал фамилии свидетелей. Затем вырвал страницу и спешно вышел вон из комнаты.

   Минут через пять появился снова, расслабленно упал в кресло.

   - Все, - сказал он, угрожающе щелкнув костяшками пальцев. - Истомин найдет их и побеседует, как следует. Выяснит, кто за ними стоит и сколько им заплатили.

   - Только без увечий, - попросил я.

   - Конечно, - согласился Мишка. - Он их только попугает. А ты знаешь, как он это умеет.

   Наш хромой казачок действительно умел внушать страх постороннему человеку. Его габариты, жесткое лицо, умение правильно внушать, угрожающе бить пудовым кулаком в свою широкую ладонь и двое таких же отмороженных типов как он сам за его спиной, по правде сказать, пугали даже меня. Редко когда находились смельчаки, рискнувшие не заплатить по просроченным выплатам. Так что, Артакуни и Вахрушева, что предали меня, ждет очень непростой разговор с нашими коллекторами. Правды им не утаить.

   На наш разговор заглянула Марина Степановна. Увидав меня сидящего в кресле, она лишь негромко поцокала языком и неодобрительно покачала головой.

   - Присаживайтесь, Марина Степановна, угощайтесь. У нас сегодня праздник - мой второй день рождения, - пригласил я ее, жестом указывая на диван. - А ваш папенька где?

   Она присела на край кожаного дивана. Мишка бодро соскочил, притащил еще одну стопочку и, получив мое молчаливое согласие, наполнил красивой барышне на одну четверть.

   - Папенька отдыхает, - сказала она. - Ему завтра уезжать в Москву.

   - А вы? - спросил я с небольшой надеждой.

   - А я пока останусь. Вы не против? А то папенька очень настаивает и сердится. Я ничего не могу сделать.

   Я был не против. Тем более что с Мальцевым старшим уже был разговор на эту тему. Если честно, после Мишкиного венчания в доме стало пусто. Мне было банально не с кем поговорить, хоть и жил мой друг в двадцати метрах от меня. Зинаида и прислуга не в счет. Особенно тоскливо было по вечерам. Здесь нет телевизора, нет интернета. Даже радио здесь еще нет. Из развлечений по вечерам только редкие гости, да газета с книгой. Недавно, от скуки я настолько сошел с ума, что взялся за "Овода" что написала Этель Войнич. Прочитал книгу и не понял, почему коммунисты так сходили от нее с ума. Ну да, парень с жалящим псевдонимом был идеалистом и борцом за свободу Италии. И характер у него был, вроде бы как, железный, но все же.... Книга меня не зацепила. Я ею не проникся. Так что, после прочтения она отправилась на полку, а я, пожелав продолжить самообразование, решил прочитать "Как закалялась сталь". Поискал ее сначала в домашней библиотеке, а затем в книжных магазинах. И не найдя, огорчился. Продавцы, не найдя на полках нужного, пытались продать мне научные книжки по обработке металла и литья. И лишь потом я вспомнил, что эта книга еще не написана. Плохо же я учился в школе, и литература была моим нелюбимым предметом - совсем забыл, что Островский написал свой роман по своей революционной биографии. То есть, книги сейчас быть просто не может. И скорее всего, с нашим приходом в этот мир, она вряд будет ли даже начата. Как уж теперь повернется жизнь у Островского остается только гадать.

   А что же до вечерних гостей - очень быстро надоедает шляться каждый вечер к одним и тем же людям, перетирать одни и те же новости, и до поздней ночи резаться в преферанс с мужиками или в подкидного с дамами. Похоже, настала нам пора заводить полезные знакомства. И досуг по вечерам кой-какой появится и полезные связи образуются. Пора нам знакомиться с местными промышленниками и финансовыми воротилами.... Хоть они и будут готовы нас поначалу поднять на вилы.

   Кстати про радио, может организовать местную радиостанцию и начать вещание по всей округе? Поставить репродукторы в людных местах и исподволь, обходя цензурные ограничения, вливать в уши масс свои представления о правильной жизни, свое видение социального обустройства? Народ здесь не избалован эфирным вещанием, все им будет в новинку и потому эффект от радио будет внушительный. Правда денег это потребует немалых и окупится эти вложения весьма не скоро..., так что вряд ли мы сейчас сможем все организовать. Но вот в будущем, через годик или два, а может и через три, как раз перед русско-японской войной и первой революцией вполне можно будет осилить. Главное, уже сейчас найти нужного специалиста и собрать команду энтузиастов, что будут тянуть проект. Пусть разработают нам и репродуктор для массового слушателя, и радиоприемник для богатых.

   Мысленно поставив себе крестик, я решил отложить обсуждение этого вопроса на потом.

   Наши посиделки не клеились. Разговор при Марине не шел, Мишка стал немногословен и все больше налегал на закуску. Марина медленно цедила коньяк и о чем-то там несущественном говорила - о погоде в столице, о красоте зданий, о богатых магазинах. Я ее слушал краем уха, иногда поддакивал и кивал головой. Наконец Мишка, отложив в сторону вилку, шлепнул ладонями себя по коленям и с шумным выдохом поднялся с кресла.

   - Поздно уже, Вась. Я пойду.

   Я подал ему руку.

   - Ну, давай. И с праздником тебя.

   Он посмотрел на меня удивленно.

   - А меня-то за что? Твой ведь день рождения.

   Я мотнул головой.

   - Ты не понял, Миха. С девятым мая тебя по Григорианскому.

   И мой друг просиял лицом, а Марина Степановна так и осталась сидеть с недоуменным выражением. Ей хотелось спросить, я это видел, но она сдержалась. Сегодня действительно был День Победы. За это он опрокинул еще одну стопочку, зажевал ее лимоном и, хлопнув меня по плечу на прощание, удалился до дома. Но на выходе предупредил, что оставил охранять мои хоромы пару моих хлопцев. На всякий случай.

   Мы с Мариной посидели еще немного, поговорили о разном, допили бутылку. Я был уже совсем хмельной и моя гостья это заметила.

   - Василий Иванович, может вас проводить до вашей комнаты? - предложила она. Это прозвучало для меня двусмысленно и я внутренне ухмыльнулся.