Казакевич Максим - Двое из будущего Страница 53

   - Поздно уже, Вась. Я пойду.

   Я подал ему руку.

   - Ну, давай. И с праздником тебя.

   Он посмотрел на меня удивленно.

   - А меня-то за что? Твой ведь день рождения.

   Я мотнул головой.

   - Ты не понял, Миха. С девятым мая тебя по Григорианскому.

   И мой друг просиял лицом, а Марина Степановна так и осталась сидеть с недоуменным выражением. Ей хотелось спросить, я это видел, но она сдержалась. Сегодня действительно был День Победы. За это он опрокинул еще одну стопочку, зажевал ее лимоном и, хлопнув меня по плечу на прощание, удалился до дома. Но на выходе предупредил, что оставил охранять мои хоромы пару моих хлопцев. На всякий случай.

   Мы с Мариной посидели еще немного, поговорили о разном, допили бутылку. Я был уже совсем хмельной и моя гостья это заметила.

   - Василий Иванович, может вас проводить до вашей комнаты? - предложила она. Это прозвучало для меня двусмысленно и я внутренне ухмыльнулся.

   - Я думаю, что и сам смогу добраться, - ответил я и рывком, неаккуратно поднялся с кресла. И сквозь затуманенное сознание почувствовал резкую боль под ребрами и медленно намокающую повязку. Но вида Марине не показал и твердой походкой поплелся в свою спальню. Марину Степановну мой бравурный вид не провел. Она подошла ко мне и аккуратно взяла меня под локоть. Помогла дойти до комнаты.

   Уже в комнате, попытавшись снять с себя тесный костюм и не преуспев в этом из-за боли в ране, я попросил Марину. Она не стала стесняться, помогла. Затем стянула с меня сорочку, под которой ничего, кроме тугой повязки на голом теле не было.

   - У вас кровь, - сказала она, глядя на бинты. - Вас надо перевязать.

   - Надо, - не стал я с ней спорить. - Но где ж сейчас доктора найти? Ночь на дворе, спят уже все давно.

   - Я могу вас перевязать, - предложила она и, не дожидаясь ответа, ушла за запасом перевязочного материала.

   Сделала она все здорово, чувствовалось, что рука у девушки набита. Перебинтовала меня быстро и аккуратно. Я ее поблагодарил, дотронувшись до ее мягкой ладони. Она на мгновение ее задержала, а затем, словно спохватившись, медленно ее высвободила и покраснела. Что ж, видимо, в следующий раз...

   - Спокойной ночи, - сказал я Марине, когда она поспешно выходила из комнаты.

   - Спокойной ночи, - ответила она негромко и притворила за собой дверь.

   Как и следовало ожидать, с Вахрушевым и Артакуни вышли сложности. Первый исчез, словно растворился в городе. Мы узнали, где он жил, пришли к нему в гости, но никого не застали. Соседи сообщили, что он не появлялись здесь уже несколько дней. На работе он тоже не объявлялся, так что "поговорить по-мужски" у Истомина с ним не получилось. Зато наш начальник коллекторов узнал, что Вахрушев в свое время работал на стеариновом и отчаянно лебезил перед мастером. Его там почти не штрафовали, оказывали всяческие преференции и рабочие, видя такое положение дел, предполагали, что он занимался тихим стукачеством. Доказательств, правда, у них не было, но зато были немалые подозрения. А что можно было подумать, если все внутризаводские недовольства оказывалась известны начальству? И все недовольные с завода моментально вылетали. Все, кроме Вахрушева, который частенько был главным инициатором всех провокационных разговоров. И придя к такому мнению, рабочие захотели проучить провокатора, прижали в темном углу. Но того спас мастер, что случайно увидел как стукача утащили и разогнал суд Линча. И Вахрушев, видя к чему идет дело, в тот же день слинял с Невского стеаринового. Слинял и через какое-то время оказался на нашем предприятии. Как работник он у нас не особо выделялся, был ни рыба, ни мясо, иногда гнал брак, за что его приходилось изредка штрафовать. Кое-как держался на нашем заводе, недовольно тянул рабочую лямку. Но зато он оказался большим любителем поговорить на острые социальные темы. На перекурах часто агитировал рабочих на организацию союза, подбивал их на борьбу с директорским произволом, возмущался своими штрафами. Но, слава богу, мои рабочие, не поддавались на провокации, гнали возмутителя вон. Они-то не понаслышке знали, какие условия работы за территорией "Русских Заводов", могли сравнивать. И всегда, заслышав разговоры о моей и Мишкиной несправедливости, гнали балабола и возмутителя спокойствия прочь, и предлагали ему пойти поискать работу получше.

   И вот он у нас на предприятии занялся подрывной деятельностью. Сколько уж ему заплатил Баринцев за ложные показания, я не знаю, но по всему выходит, что не мало. Вполне достаточно для того, чтобы сбежать с моего предприятия, сбежать от стабильного и достаточно высокого, даже при наличии штрафов, заработка. Где он теперь и что делает, мы не знаем. Но одно понятно, что для того чтобы прижучить меня на суде, ему придется выступить свидетелем. Баринцеву, кстати тоже, но он, опасаясь мести, предусмотрительно сбежал за границу. Правильно, кстати, опасался. Это я и Мишка выходцы из другого мира, мы привыкли решать проблемы без мордобоя и крови. Но вот мои ребята, после попытки моего убийства, озверели. У них было одно единственное желание - собственноручно наказать гаденыша.

   Что же касается Артакуни.... Этот бедолага польстился на длинный рубль, что предложил ему Вахрушев и сдуру подписал протокол допроса. Говорил он по-русски с грехом пополам и не всегда понимал смысл сказанного. Вахрушев умело запудрил ему мозги, наплел с три короба и уговорил сообщить господину полицейскому, что он видел, как два господина машут кулаками в здании проходной. И пообещал пятьдесят рублей за свои слова. Наивная простота с большим трудом объяснился на допросе, получил свои пятьдесят рублей и с чистым сердцем вышел на следующий день работу. А когда его прижал Истомин со своими мордоворотами, то искренне удивился, отчего такие претензии. В общем, разобравшись, этого дурачка оставили в покое, потребовав взамен сообщить, если с ним на связь выйдет Вахрушев. Артакуни рьяно пообещал поставить "уважаемых господ" в известность при первом же контакте. И по своей наивной простоте потребовал за содействие десять рублей. Истомин с трудом сдержался чтобы не влепить ему зуботычину и угрожающе потребовал вымогателя заткнуться и продолжать работать пока того вообще не выгнали. После этого Артакуни свозили на Фонтанку, где он и сознался в том, что оклеветал честного и доброго господина Рыбалко. И с чистой совестью свалил всю вину на Вахрушева.

   Вечером следующего дня я листал газету "Русское слово" где на первой полосе крупным и броским шрифтом был напечатан заголовок - "Убийство учредителя "Русских заводов"!". И текст на всю полосу с несколькими снимками с моей беспомощной окровавленной персоны, строгим Хруцким и испуганным вспышкой доктором. Газету мне принес Истомин, прихромав сразу же после решенных неотложных дел на предприятии.

   - Посмотрите, что они написали, - недовольно сказал он, присаживаясь на крепкий стул и вытягивая больную ногу.

   - А что не так? - спросил я после прочтения. Ничего криминально-ложного в статье я не нашел. Журналист и главред на полную воспользовались нашей финансовой щедростью, и развезли историю на целую полосу. Денег они за это получили неприлично много.

   - Так что же это? - недоумевал Истомин. - Какое убийство? Чего они врут?

   Я отмахнулся от возмущенного возгласа Семена. Работа у журналистов такая - завлекать читателя. Приукрасили немного, только и всего.

   - Что народ по этому поводу думает?

   Семен качнул головой.

   - На заводе рабочие бузят. Возмущаются подлостью Баринцева.

   - А на улице говорят что-нибудь?

   - Да кто ж их знает? - пожал он плечами. - Мы ж не филеры из охранки, мы по кабакам не подслушиваем. Но, на нашем заводе говорят, что на Путиловском газета по рукам ходит. Народ интересуется, а мастера ругаются за это.

   Ну да, Путиловский от нас недалеко. Пешком можно дойти минут за пятнадцать-двадцать. И у наших рабочих наверняка там есть знакомые. И многие оттуда хотят перейти к нам на работу и уже стоят в очереди в недавно созданном отделе кадров. Так что слухи и новости с легендарного предприятия долетают до нас очень быстро.

   Кстати. Смешно сказать, но почти полтора года наши рабочие находились на предприятии без особого учета. Журнал посещений вели мастера, найм и увольнения осуществляли они же. В принципе, это было нормой для небольших предприятий этого времени, но мы-то хотели быть лучше всех! И потому, для учета работников, их отпусков и невыходов по болезни, оплаченных обучений на профессию и прочего нам пришлось ввести малую толику бюрократии. Вот и очередь на то чтобы к нам устроиться велась тоже через отдел кадров. По слухам, работников отдела кадров уже пытались подкупить. И, судя по всему, именно таким способом Вахрушев и проник на наше предприятие. Надо бы разобраться в этом деле.

   Ко мне в гостиную, где я беседовал о напечатанной статье со своим главой коллекторов, после длительного шопинга заявилась Марина Степановна. С большими коробками покупок, довольная и радостная. Она поставила коробки на широкий диван и весело, словно притомилась, выдохнула: