Экономцев Игорь - Обетованный остров Страница 6

Питфей с Эгеем, их самые ближайшие приближенные, члены царской семьи и жрецы в торжественной процессии направились во дворец. Царь жестом пригласил Диодора присоединиться к шествию. Сердце начальника порта бешено заколотилось, и сладостная истома охватила его. О такой чести он не мог даже и мечтать. Приглашение царя означало, что начинается качественно новый этап в жизни Диодора. Сын простого ремесленника, тот, кто только год назад был обыкновенным служащим в порту, становился благородным сановником, приближенным царя. Диодор почувствовал устремленные на него завистливые взгляды. Ему показалось, что кто-то за его спиной произнес зловещим шепотом слово «выскочка». Но даже этот зловещий шепот был, как бальзам, для его сердца. Присоединившись к процессии, Диодор не шел, не шествовал, нет, не чувствуя под собой земли, он словно парил в воздухе, и приятная легкость опьяняла его.

Торжественная процессия миновала ряд помещений дворца и по лестнице спустилась в освященную тусклыми светильниками крипту с алтарем и деревянной статуей Посейдона. После очистительных омовений в священном бассейне участники церемонии совершили возлияние из ритона на алтаре великого бога, исполнили ритуальные гимны и молитвы, а затем причастились, испив из особых чаш вино, смешанное с жертвенною кровью. Жрецы осторожно подняли расписанный красками ксоан Посейдона, уложили его на священные носилки, украшенные цветами, и процессия в том же порядке покинула крипту, поднялась наверх и через растворенные двери дворца вышла на площадь.

Заиграла флейта. Все присутствующие встали и запели гимн Посейдону, приветствуя бога, который услышал их молитвы и явился к ним, чтобы принять участие в совместном пиршестве. Священные носилки с умащенной благовониями статуей бога были поставлены на специальном возвышении. Рядом заняли место жрецы.

Между тем слуги уже расставили перед хозяевами и гостями небольшие столики. Туша жертвенного животного была освежевана и разрублена на куски. По знаку Питфея юноши, совершившие заклание, подхватили на ухваты с пятью зубцами бедра быка, которые предназначались Посейдону, и бросили их в огонь. Питфей подошел к костру и оросил священное мясо вином.

Запах горящего мяса распространился вокруг, радуя великого бога Посейдона — покровителя Трезении. Теперь можно было нанизать на вертелы остальные куски жертвенного животного и, поджарив их на костре, приступить к долгожданному пиру.

Но пока мясо не было готово, а слуги еще не разнесли вино и закуски, между присутствующими начались оживленные беседы. Обсуждались события дня, строились догадки относительно цели приезда сюда Эгея, дамы, конечно, говорили о туалетах, делая комплименты собеседницам и критикуя тех, кто не мог их слышать, мужчины пытались найти объяснение неожиданного возвышения Диодора.

Начальник трезенийского порта, находившийся в состоянии эйфории, страстно жаждал доказать Питфею, что тот не напрасно удостоил его великой чести и выжидал удобного случая, чтобы сообщить царю добытые им важные сведения. Наконец, заметив, что Эгей занят разговором с подошедшей к нему Этрой, он приблизился к Питфею и, наклонившись к царю, шепотом произнес:

— Царь, я хотел бы в двух словах доложить тебе некоторые сведения о цели приезда сюда Эгея.

Питфей, не повернув к нему головы, сухо ответил:

— Сведения о моих друзьях меня не интересуют. Запомни это раз и навсегда.

Диодора словно обдали ушатом холодной воды. С высоты Олимпа его низвергли на землю. И хотя Диодор был уверен, что сведения о друзьях должны интересовать Питфея уже потому, что у сильных мира сего не может быть друзей и сегодняшний друг — это завтра самый заклятый враг, он не мог себе простить совершенной оплошности. «Я обязан был это предвидеть», — с горечью подумал он. Стремясь не показать, что он чем-то расстроен, поскольку его короткая беседа с царем не осталась незамеченной, Диодор неторопливо и величаво отправился на свое место.

На полпути лименарха остановил Тиест.

— Диодор, — любезно сказал он, — тебя можно поздравить?

— Благодарю, принц.

— Так с какой же целью приехал сюда Эгей? — неожиданно, без всякого перехода спросил Тиест.

И Диодор, находясь в шоковом состоянии после своего взлета и досадной неудачи, так же неожиданно рассказал ему все, что знал о поездке Эгея в Дельфы и ответе оракула.

— Болван! — доверительно сказал Диодору Тиест. — Если его интересует вопрос о том, как заиметь детей, лучше бы поехал не в Дельфы к девственной пифии, а ко мне — во всяком случае я дал бы ему более квалифицированный совет.

Тиест мерзко захихикал.

И тут Диодор почувствовал на себе острый взгляд Питфея. На душе у него сразу стало скверно-прескверно.

«Браво, Диодор! — подумал он. — Если дело так пойдет и дальше, будь уверен, к концу сегодняшнего дня ты сломаешь себе шею. В Погоне ты, конечно, великий человек, но царедворец из тебя никудышный!»

5. ТОЛКОВАНИЕ ОРАКУЛА

Они сидели в креслах друг против друга одни в мегароне дворца. Они молчали, не желая произносить пустых, ничего не значащих фраз, и в то же время не решаясь приступить к главному, ради чего и приехал сюда Эгей.

В очаге в центре мегарона весело потрескивали поленья, излучая приятное тепло. Блики огня играли на стенах и как будто оживляли изображенные на них сцены охоты. Вот гончие собаки преследуют лань. Одна из собак уже впилась в нее зубами. Загнанное животное, напрягая последние усилия, пытается сбросить с себя смертельную ношу и освободиться от преследователей. Голова лани в смелом ракурсе повернута назад. Ее огромные влажные глаза устремлены к приближающейся колеснице, на которой стоит девушка в голубом хитоне, увлеченная, азартная. Одной рукой она управляет лошадьми, в другой держит копье, нацеленное на лань. Это Этра — дочь Питфея.

— Завидую тебе, Питфей, — сказал, наконец, Эгей, — боги не дали тебе мужского потомства, зато подарили прекрасную дочь. Конечно, трудно бывает с детьми, но еще труднее без детей. Дело тут не только в обычных человеческих радостях. Отсутствие прямого наследника делает мое положение двусмысленным и невыносимым.

— Ты имеешь в виду Палланта?

— Не только Палланта... Но прежде всего, конечно, его. Я попробовал было откровенно с ним объясниться, вызвал его к себе и сказал: «Брат, ты помнишь то время, когда мы, четверо сынов Пандиона, восстали против узурпаторов, захвативших власть в Афинах. Будучи изгнанниками, мы крепко стояли друг за друга. Что же теперь нас разделяет? Я бездетен. Тебе боги дали многочисленное потомство. После меня власть в Афинах перейдет к тебе и твоим сыновьям». — «Государь, — ответил Паллант, — ты достаточно крепок для того, чтобы иметь детей. Мы не хотим быть наследниками». И что же! На третий день после нашей беседы мои слуги перехватили письмо Палланта к царю Эдипу, из которого видно, что они давно находятся в тайном заговоре против меня.

— Видимо, Паллант на самом деле не хочет быть наследником.

— Да, Питфей. Он хочет быть не наследником, а царем и как можно скорее, опасаясь, что боги все-таки дадут мне потомство. Но страшат меня не козни Палланта, а интриги Фив и Мегар, заинтересованных в ослаблении Афин. И хуже всего то, что брат находит поддержку у знатных афинян. Они, я знаю это, не любят его, необузданного и жестокого, однако вынуждены считаться с тем, что Паллант и его сыновья рано или поздно станут царями... Даже если я изгоню его из Афин.

— А почему бы тебе и в самом деле не изгнать его?

— Но ведь это ничего не изменит. И, к тому же, находясь в Афинах, он у меня на глазах.

— Даже сейчас, когда ты здесь?

— Он мой брат, Питфей...

— Прости меня. Давать советы, конечно, легче всего. Ко мне на днях приехал Тиест. Такое же сокровище. Он что-то не поделил с Атреем — женщину или царскую власть, скорее всего, то и другое. Отныне я вынужден терпеть его здесь.

— Питфей, я очень устал... И все чаще мне в голову приходит мысль — не отказаться ли самому от власти, не уступить ли ее Палланту ради собственного спокойствия и блага всех остальных? Я уверен, что ты позволишь мне провести остаток моих дней рядом с тобой в Трезении.

— Я всегда рад видеть тебя, Эгей, и я буду счастлив предоставить тебе приют в моем городе, если ты примешь такое решение. Но я думаю, что ты поступишь неблагоразумно, уступив свою власть Палланту. Пойми меня, неустойчивая и опасная обстановка существует сейчас не только в Афинах, она всюду. Наше спасение и благополучие зависят от зыбкого равновесия, которое установилось среди ахейцев и во всей икумене. Один неверный шаг и произойдет катастрофа! Представь себе, что Паллант, а вместе с ним Мегары, где правит твой брат Нис, примкнут к фиванскому союзу. Не приведет ли это к их открытому столкновению с Пелопоннесом и кровопролитным войнам? Эдип — наш враг, но он мудрый человек. Правитель Микен, хотя и не блещет умом, зато весьма осторожен. Но все ли зависит от мудрости Эдипа и осторожности Эврисфея?