Бернард Корнуэлл - Перебежчик Страница 62

- Я попросил небольшой отпуск, сэр, и они согласились, но хотят, чтобы я вернулся в паспортное бюро к концу месяца. Видите ли, я там работал до то как меня арестовали.

- Бог мой, но ты можешь быть нам чертовски полезным в этом бюро, Нат! Боже мой, это будет очень полезно! - Пинкертон встал и взволновано зашагал по маленькой комнате. - Но возвращаясь обратно, ты подвергаешь себя огромному риску. Ты действительно к этому готов?

- Да, сэр, если это необходимо. В смысле, если вы до этого не закончите войну.

- Ты храбрый человек, Нат, настоящий храбрец, - сказал Пинкертон, продолжая мерить комнату шагами, пока Старбак раскуривал сигару и глубоко вдохнул дым. Ги Белль должен им гордиться, подумал он. Пинкертон прекратил вышагивать и ткнул в Старбака мундштуком. - Генерал, возможно, захочет тебя увидеть. Ты к этому готов?

Старбак скрыл свою тревогу при мысли о встрече с военачальником северян.

- Конечно, сэр.

- Прекрасно! - Пинкертон схватил фальшивое письмо со стола перед Джейсмом. - Я ухожу на встречу с его превосходительством. Можете поболтать друг с другом, - он умчался, на ходу выкрикивая ординарцу, чтобы принес пальто и шляпу.

Джеймс, неожиданно смутившись, сел в кресло, которое освободил Пинкертон. Он робко встретился взглядом с братом и улыбнулся.

- В глубине души я всегда знал, что ты не "медноголовая змея".

- Кто?

- Медноголовая змея - перебежчик, - объяснил Джеймс. Это оскорбительное прозвище для тех, кто симпатизирует Югу. Так их называют журналисты.

- Вот мерзкие твари эти медноголовые змеи, - беспечно произнес Старбак. В прошлом году эта тварь чуть не укусила одного из его солдат, и он вспомнил, как предостерегающе заорал Траслоу, начисто срезав змее голову охотничьим ножом. Старбак вспомнил, что змея пахла жимолостью.

- Как Адам? - спросил Джеймс.

- Как всегда серьезен. И влюблен. Она дочь преподобного Джона Гордона.

- Из Американского общества распространения Писания среди бедных? Я никогда не встречался с ним, но слышал про него только хорошее, - Джеймс снял пенсне и протер его полой кителя. - Ты похудел. Они действительно поили тебе слабительным?

- Да.

- Ужасно, просто ужасно, - Джеймс нахмурился, а потом одарил Старбак кривой улыбкой, не лишенной сочувствия. - Теперь мы оба побывали в тюрьме, Нат. Кто мог такое представить? Должен признаться, когда я был в Ричмонде, то находил большое успокоение в Деяниях святых апостолов. Я верил, что если Господь смог вывести Павла и Силу из темницы, то и меня освободит. И он освободил!

- И меня, - поддакнул Старбак, испытывая неловкость от смущения. Он ощущал определенное удовольствие, водя за нос Пинкертона, но только не дурача Джеймса. Его брат улыбнулся.

- Адам вселил в меня надежду, что, возможно, ты к нам вернешься.

- Да? - Старбак не смог скрыть своего удивления, что его старинный друг мог так превратно его понять.

- Он сказал, что ты посещаешь молитвенные собрания, - сказал Джеймс, - так что я знал, что ты, должно быть, освобождался от своего бремени пред Господом, и возблагодарил его за это. Адам передал тебе библию?

- Да, спасибо. Она со мной, - сказал Старбак, похлопав по нагрудному карману. Библия ожидала его вместе с мундиром в доме Ги Белля. - Ты хочешь получить ее обратно?

- Нет! Нет. Мне хочется, чтобы она осталась у тебя, это подарок, - Джеймс дыхнул на пенсне и опять протер линзы. - Я просил Адама убедить тебя вернуться домой. Когда, конечно же, узнал его взгляды на войну.

- Да, он убедил меня, - соврал Старбак.

Джеймс покачал головой.

- Так где же на самом деле эти орды солдат-южан? Должен признаться, у меня были сомнения. Я думал, что Пинкертон и Макклелан видят опасность там, где ее нет, но я ошибался!

Что ж, с Божьей помощью мы одержим верх, но признаюсь, битва будет тяжелой. Но по крайней мере ты выполнил свой долг, Нат, а я считаю своей обязанностью уведомить об этом отца.

Старбак смущенно улыбнулся.

- Не могу представить, что отец меня простит.

- Да, он не склонен что-либо прощать, - согласился Джеймс, - но я поведаю ему, как ценны оказались твои услуги, и кто знает? Может, он найдет в себе силы вернуть прежнюю привязанность? - он опять начал протирать свое пенсне. - Хотя должен признать, он всё еще зол на тебя.

- Из-за девушки? - без обиняков спросил Старбак, имея ввиду те дни, когда он сбежал из Йеля и от ярости отца. - Или из-за денег, которые я украл?

- Да, - Джеймс покраснел, но затем улыбнулся. - Но даже отец не будет отрицать притчу о блудном сыне, так ведь? И я скажу ему, что настало время тебя простить, - он остановился, колеблясь между желанием излить душу и воспитанием, которое приучило его прятать все откровенные чувства. Желание одержало верх.

- Пока ты не ушел, я и не думал, что мне будет так сильно тебя недоставать. Ты ведь всегда был бунтарем, да? Полагаю, я нуждался в твоих проказах сильнее, чем считал. После того, как ты ушел, я решил, что нам следовало быть более близкими друзьями, и теперь мы можем ими стать.

- Так мило с твоей стороны, - сильно смутившись, вымолвил Старбак.

- Давай! - Джеймс неожиданно соскользнул с кресла и опустился на колени на плетеный коврик. - Помолимся?

- Да, конечно, - согласился Старбак, и в первый раз за многие месяцы преклонил колени. Его брат громко молился, благодаря Бога за возвращение блудного брата и моля Господа благословить Ната, его будущее и праведное дело северян.

- Может, - закончил молитву Джеймс, - тебе хочется что-нибудь добавить к молитве, Нат?

- Лишь "аминь", - ответил Старбак, гадая, какое еще предательство ему придется совершить в ближайшие дни, чтобы сдержать данное отцу Салли обещание. - Просто аминь.

- Тогда аминь, - согласился Джеймс.

Он улыбался, полный счастья, потому что добродетель восторжествовала, грешник вернулся домой и пришел конец бесчестью семьи.

Корабль Конфедеративных Штатов Америки "Виргиния" - построенный из корпуса бывшего корабля Соединенных Штатов "Мерримак" броненосец, посадили на мель и взорвали, когда был оставлен Норфолк, его база.

Потеря мятежниками своего броненосца открыла реку Джеймс для флота северян, и военная флотилия поднялась вверх по течению к Ричмонду.

Батареи мятежников на берегах реки были подавлены огнем с кораблей; огромные ядра орудий Дальгрена громили мокрые парапеты, а стофунтовые снаряды орудий Паррота разрывали в клочья прогнившие орудийные площадки и крушили лафеты пушек.

Миля за милей флотилия северян из трех броненосцев и двух деревянных канонерок шла вверх по течению, уверенная в том, что на реке Джеймс на плаву не осталось ни одного корабля отступников, способного бросить им вызов, и ни одной береговой батареи, достаточно сильной, чтобы остановить их неумолимое продвижение.

В шести милях к югу от Ричмонда, где курс флотилии после поворота направо выходил на прямую линию строго на север, к самому сердцу города, оставался последний форт мятежников. Он располагался на высоком утёсе Дрюри на южном берегу реки Джеймс, его тяжелые орудия смотрели на запад, по направлению к устью реки.

У самой северной части холма, где река так заманчиво приглашала в самое сердце мятежа, у огромных свай была устроена баррикада из нагруженных камнем затопленных барж.

Вода перехлестывала через баррикаду и, пенясь, просачивалась сквозь щели, а завал из коряг и плавающих деревьев был установлен вверх по течению, чтобы сделать препятствие еще более грозным.

Флотилия северян подошла к последнему форту и баррикаде сразу после рассвета. Всю ночь пять военных кораблей стояли на якоре посередине реки под ружейным огнем с берегов противника, но теперь, когда за их спинами всходило солнце, они очистили оружейные башни и орудийные палубы для решающей битвы.

Сперва они подавят форт, а потом прорвутся сквозь баррикады.

- Ричмонд будет наш к наступлению ночи, ребята! - крикнул канонирам офицер флагмана.

В свою подзорную трубу в лучах нового дня он мог рассмотреть находившийся в отдалении город, увидел блики солнца на белых шпилях, на церкви с колоннами и на крышах домов, усеивавших семь городских холмов.

Он видел развевающиеся флаги презренных южан и поклялся, что прежде чем этот день подойдет к концу, его корабль высадит десант и сорвет одну из этих тряпок с флагштоков Ричмонда. Но сперва они уничтожат это последнее препятствие, а затем поднимутся вверх по течению, в самое сердце города, и бомбардировкой приведут к покорности его горожан.

Таким образом армия будет избавлена от необходимости начинать осаду. Победа к ночи. Пять кораблей зарядили пушки, подняли якоря с речного ила и поплыли вперед, к победе, с яркими знаменами, развевающимися в лучах восходящего солнца.

Мятежники открыли огонь первыми, начав стрельбу в сторону реки, когда флагман был всего в шестидесяти ярдах от цели. Снаряды южан с воем вылетали с вершины холма, и каждый оставлял в небе тонкую струю порохового дыма.