Санин Евгений - Белый гонец Страница 68

            Сторож хотел что-то сказать священнику, но не успел. Лена сама попросила у отца Михаила несколько минут для серьезного разговора.

            - Но только всего несколько! – предупредил тот.

            … Несколько минут разговора Лены с отцом Михаилом растянулись на целых полчаса.

            За это время к храму успели подтянуться люди. Крестясь и кланяясь перед входом, они входили в церковь, ставили свечки у икон, писали записки о здравии и упокоении. Человек десять-пятнадцать, несмотря на такой знаменательный день, не больше…

            Одним из последних вошел Ваня. Прихрамывая, он привычно занял место перед аналоем у окна, на котором лежали Крест и Евангелие и, позевывая, стал дожидаться начала исповеди.

            Наконец, из алтаря вышел отец Михаил. Он кивнул Ване, тот чинно прошагал к аналою, привычно достал из кармана бумажку с записанными на ней для памяти грехами и только приступил к чтению, как священник спросил:

            - Постой. А ты к исповеди и причастию-то – готов?

            - Да, вполне!

            - То есть, говоря по-русски – в полной мере?

            - Конечно!

            - И врагов своих всех простил? Примирился со всеми?

            Ваня испуганно посмотрел на священника и пробубнил:

            - С родителями у меня мир, с Ленкой все тоже в порядке…

            - Ну, а как же Стас? – спросил напрямую священник.

            Вместо ответа Ваня принялся рассматривать голубей, летающих за окном.

            Отец Михаил покачал головой:

            - Хорошо хоть не лжешь перед аналоем…

            - Но он же ведь сам… - с вызовом начал Ваня, но отец Михаил, всегда терпеливо выслушивавший самые длинные речи старушек, порой изливавших во время исповеди всю свою жизнь, возможно в первый раз перебил исповедующегося:

            - О Стасе, то есть Вячеславе, если понадобится, я буду говорить с ним самим. А сейчас – твоя исповедь. И не передо мной – перед Богом! Аз токмо свидетель есмь! Но, тем не менее, я вправе спросить тебя: как же ты пришел к Господу Богу, чтобы самому получить прощения, не простив при этом другого?

            Ваня сокрушенно пожал плечами.

            Отец Михаил внимательно посмотрел на него и покачал головой:

            - Я давно уже за тобой наблюдаю, не раз хотел поговорить, но думал, ты сам догадаешься и все осознаешь… Но вижу, что нет… Вот ты только что сказал, что вполне готов исповедаться и причаститься. По поводу исповеди мы уже поговорили. А что касается святого причастия… Да разве можно быть уверенным в том, что ты вполне готов к нему?

            - Но ведь я же вычитал все правило, не упустил ни одной молитвы! – резонно заметил Ваня.

            Отец Михаил только вздохнул на это:

            - Да сколько молитв не вычитай, хоть со слезами и на коленях, все равно это капля в море перед страшным, великим таинством, которое должно произойти с нами, и перед милосердием Божиим! Вот ты перед людьми, от которых зависим в этой временной жизни, которые могут дать тебе денег, дрожишь, как осиновый лист! Не отпирайся, я сам видел, как ты разговаривал с Молчацким. Смотреть было тошно. А тут – ты подойдешь… нет – к тебе подойдет и больше того – в тебя войдет Сам Бог, Творец всей Вселенной, перед Которым трепещут Ангелы и Архангелы, все святые! От Которого зависит вся твоя вечная жизнь! И ты говоришь, что вполне готов к этому?..

            - Но вы же ведь тоже причащаетесь? – покосившись на священника, возразил Ваня.

            - Да! – кивнул отец Михаил. – Но каждый раз понимая, что как трава и солома огня причащаюсь, а также с осознанием того, что давно уже должен гореть в аду и, при этом надеясь только на величайшее милосердие Божие! В общем, так: я не могу отпустить тебе грехи и тем более благословить причаститься!

            - К-как это?.. - опешил Ваня.

            - А вот так! – развел руками отец Михаил. - До тех пор, пока ты не примиришься со всеми, в том числе и со Стасом, не прекратишь творить зло, пока не поймешь сердцем всего того, что я тебе сейчас сказал – будь это за один миг или за долгие годы – к святому причастию я тебя не допущу!

            - Ну хорошо… ладно… - хотя ничего хорошего в этом не видел и тем более не был согласен с этим, пробормотал Ваня и направился в алтарь.

            - Куда? – остановил его суровый голос священника.

            - Как куда? В алтарь – обязанности свои выполнять…

            Священник решительно встал между дверью, ведущей в алтарь и вконец ошеломленным Ваней.

            - Пока не причастишься – нечего тебе там делать! И от должности чтеца я пока тебя освобождаю! Вячеслав! – словно забывая о Ване, позвал он, не сразу понявшего, что речь идет о нем, Стаса: - Идем со мною в алтарь.

            - Как в алтарь? – не веря своим ушам, переспросил Стас.

            - Ну, что застыл, как соляной столб? Будешь помогать мне!

            - Но я же ведь ничего не знаю… - растерянно предупредил Стас.

            -Это не самое страшное! – успокоил его священник. – Я тебе буду объяснять все, что понадобится по ходу службы. Главное – сразу как войдешь, положи три земных поклона. И ни в коем случае не дотрагивайся до престола и жертвенника! Я тебе их сейчас покажу. А ты, Лена, - окликнул он стоявшую на клиросе, рядом со старушками девушку. - Сразу, как подам возглас, начинай читать часы!

5

«А вдруг сейчас что-то случится?» – холодея, подумал Ваня.

            Это только стрела может, пролетев две-три секунды, разрушить то, что создавалось долгие годы, а то и целую жизнь. А что может человек, которому нет еще и шестнадцати лет?..

            Ваня сидел на ступеньке паперти, низко опустив голову и подпирая ее ладонями. Рядом с ним пересчитывала полученные ей копеечные, как называла современные деньги Лена, рублики бабушка-нищенка. В храме шла служба. По доносившимся из открытой двери возгласам отца Михаила и голосам певчих он отлично знал, что именно там сейчас происходит. И не только видимо, но и невидимо…

            Вот поют «Благослови, душе моя, Господа». Вот батюшка вошел в алтарь с Евангелием, символизируя этим выход самого Христа на проповедь людям. И, как это ни трудно укладывалось в голове, – это было действительно так. Не отец Михаил, а сам Христос, как и каждую службу, в каждом храме, входил в сейчас алтарь… Вот певчие запели «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!» Затем кто-то из старушек прочитал отрывок из послания святого апостола Павла, что последние годы неизменно делал только он сам… Потом наступила полная тишина, за которой последовало торжественное чтение Евангелия…

            Ваня невольно встал, дослушал его до конца и снова опустился на ступеньку.

            Началось долгое перечисление имен о здравии, потом - о упокоении. Среди первых то и дело повторялось имя иеромонаха Михаила, среди вторых – архимандрита Тихона. Ну да, конечно, мысленно согласился с этим Ваня, ведь сегодня их именины. Хотя отца Тихона тут поминают и во все остальные дни…

            И надо же было случиться такому именно в этот день!

            Он поднялся и принялся бродить по двору. Постоял около сторожки, прислонившись к солнечной стороне которой, дремал сторож Виктор. Потоптался у того места, где планировалось построить воскресную школу. Подошел к белой печке, в которой сжигал записки, после того, как их прочитает отец Михаил. Здесь же каждый раз заканчивала свой путь и его бумажка с грехами, которую тот, неизменно разрывая на части, возвращал ему. Ваня машинально достал свою сегодняшнюю бумажку и нахмурился. На этот раз она была целой и невредимой. И слова «осуждал», «лгал», «грубил родителям» стали колоть ему глаза, жечь, будто горели в его руке.

            Лицо Вани стало бледнеть и, в конце концов, стало белее самого листа бумаги. Он с радостью сжег бы его в печке - вон и огонь был в ней виден сейчас: добрый, очистительный огонь, да как? Если эти грехи не отпустил ему священник, значит, они не прощены и Самим Богом!

            «А вдруг сейчас что-то случится? – холодея, подумал он. - Метеорит большой, каким давно уже пугают мир ученые, рухнет на землю… Или дамба не выдержит напора воды, и она хлынет, затапливая Покровку и меня самого?..»

            Что тогда?! Ведь со всем этим – прямая дорога в ад!

            Ваня снова стал ходить по двору и даже не заметил, как возвратился к дверям храма. В нем уже пели «Отче наш»: это был один из самых любимых для него моментов службы.

            Ну, почему, почему все главное для него вдруг стало в лучшем случае второстепенным? И так ли уж вдруг? Верно ли то, во всем прав только он один? А что, если Ленка сказала правду, и Стас действительно хотел помочь ему? И с Риткой пошел, чтобы через нее вернуть из папки Молчацкого листок, без которого может снова запить отец…