Слава Бродский - Страницы Миллбурнского клуба, 2 Страница 68

Г е р ц е н.  Мальвида права. Чрезмерное число подарков приводит к их обесцениванию.

Н а т а л и.  Просто она боится, что Оля будет любить меня больше, чем ее. Мы разучиваем сценки на русском. Она ничего не понимает и злится.

Г е р ц е н.  Я с ней поговорю. Мальвида в чем-то ограниченна, как и все немцы, да не мне немцев ругать. Моя мать чистокровная немка из Штутгарта – Генриета-Вильгемина-Луиза Гааг.

Н а т а л и.  Я совсем не уверена, что она любит детей, как это выставляет. (Со значением.) У нее могут быть другие мотивы.

Г е р ц е н.  Какие мотивы?

Н а т а л и.  Например... занять место Наташи.

Г е р ц е н.  Место... (Смеется.) Чушь собачья! Она безнадежная идеалистка!

Н а т а л и.  Я тоже безнадежная идеалистка.

Г е р ц е н.  Мальвида – мой старый добрый друг. И только!

Н а т а л и.  Какое облегчение. А то я начала бог весть что думать. И очень удивилась. С твоим утонченным вкусом – и эта особа. Бесцветные глаза, тяжелая челюсть, большой рот. Не смейся. У нее зловещая внешность.

Г е р ц е н.  Прямо – зловещая?

Н а т а л и.  (слегка обиженно). Как тебе угодно. Это твои дети.

Г е р ц е н  (печально). Две умные образованные дамы, баронесса Мальвида фон Мейзенбуг и дочь предводителя пензенского дворянства Натали Тучкова, не в состоянии найти общий язык в воспитании двух глупых маленьких девиц.

Н а т а л и.  Александр, дальше так продолжаться не может. Я стараюсь изо всех сил, и во всем упираюсь в стену. Мальвида мешает. Ты должен выбрать: или я, или она.

Пауза.

Г е р ц е н.  Для меня нет никого на свете ближе, чем ты и Ник. Я попрошу Мальвиду дать русским урокам преференцию.

Н а т а л и  (подскакивает и целует Г е р ц е н а). Герцен, я тебя люблю!

Оба чувствуют себя неловко.

Н а т а л и.  Так я могу подарить Оле этот кораблик?

Г е р ц е н.  Ну разумеется.

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Гостиная. Н а т а л и  читает письмо. В дом входит О г а р е в .

О г а р е в.  Ты еще не готова? Все собрались. Мы едем в Ричмонд парк.

Н а т а л и.  Я не хочу ехать. Я остаюсь.

О г а р е в.  Сегодня твой день рождения! Герцен заказал экипаж. Будем обедать в ресторане. Что случилось?

Н а т а л и.  Я не хочу видеть Герцена. И его подарок не хочу.

Поднимает со стола веер и бросает его на пол.

О г а р е в.  Это веер покойной Наташи. (Поднимает веер.)

Н а т а л и.  Веер и письмо. (Протягивает ему письмо.)

О г а р е в.  Я не читаю чужих писем.

Н а т а л и.  Прочти, я требую.

О г а р е в  (читает). «Друг мой и сестра, сегодня твое рождение – дай мне право поблагодарить тебя за все родное и теплое, что ты ввела в мою жизнь. Ты разом представляешь мне и Огарева и Наташу – и сверх того, ты мне близка с тех пор, как я тебя короче узнал». (Смотрит на Н а т а л и .) Ну и что?

Н а т а л и.  Он меня оскорбил.

О г а р е в.  Оскорбил? Чем?

Н а т а л и.  Я хочу уехать! Немедленно! Слышишь, Огарев! Я чувствую, точно меня запутывают в какие-то сети.

Пауза.

Н а т а л и.  Я боюсь, Ага.

О г а р е в.  Чего ты боишься?

Н а т а л и.  Странное магнетическое чувство влечет меня к нему.

Пауза.

О г а р е в.  Ты любишь его?

Н а т а л и.  Я люблю тебя! Я не могу больше! Я погибаю! Как только мы приехали, с первой встречи, мне стало ужасно жалко его. Герцен – такой умный, гордый. Сколько он перестрадал. Но когда он первый раз поцеловал меня, я... я страшно испугалась. Больше полугода я молча борюсь, падаю духом, вновь выплываю, вновь падаю. Уедем отсюда!

О г а р е в.  Я не могу. Я работаю. Скоро выйдет первый лист «Колокола».

Н а т а л и.  Тогда я уеду одна!

О г а р е в.  Куда? Куда ты уедешь?

Н а т а л и.  В любой другой город. На континент!

О г а р е в.  И что мы скажем Герцену? Он ничего не подозревает. Я должен признаться: «Моя жена в тебя влюбилась. Она боится искушения».

Н а т а л и.  Отпусти меня в Россию. На время! Я хочу видеть сестру, maman, papa! Вот тебе причина!

О г а р е в.  И кто будет заниматься детьми? Ты хотела заменить им мать. Ты поссорилась с Мальвидой. И Мальвида уехала! Ты знаешь, как страдал Герцен из-за вашего раздора, но он стал на твою сторону.

Н а т а л и.  Я не отказываюсь от своего обещания. Дай мне перерыв. Мне надо справиться с собой! Я съезжу домой и вернусь!

О г а р е в.  А вдруг не вернешься? Узнают там, что я работник Герцена – и не выпустят... Я боюсь тебя потерять, Натали. Я люблю тебя больше всего на свете. Больше жизни!

Пауза.

Н а т а л и  (подходит к О г а р е в у  и целует его). Прости меня, Ага! Это была минута безумия. Я ее победила. Я справлюсь. Я никуда не поеду. Я счастлива. Раны вот-вот закроются. Дети будут на первом плане, потом ты, потом все остальные. Я буду крутиться, чтоб всем было хорошо, о себе я хочу перестать даже думать.

О г а р е в.  Я давным-давно пить перестал. Примерный трезвенник. Заметила?

Н а т а л и.  Заметила, милый. По случаю моего дня рождения мы будем играть в четыре руки. Я обожаю наши импровизации.

Г е р ц е н  (за сценой). Огаревы! Мы вас ждем!

Н а т а л и.  Герцен – солнце. Но на солнце есть одно маленькое пятнышко – он ничего не понимает в музыке.

О г а р е в   и  Н а т а л и  уходят.

СЦЕНА ПЯТАЯ

Гостиная. О г а р е в  за письменным столом. В дом входят Г е р ц е н  и Н а т а л и   и останавливаются.

Н а т а л и  (со значением). Ну, пожалуйста, пойдем в сад. Совсем на немножко.

Г е р ц е н.  Не могу. Мне надо работать.

Н а т а л и.  У вас с Огаревым есть дело, а у меня дела нет.

Г е р ц е н.  Ты занимаешься детьми.

Н а т а л и.  Мне мало. Я хочу чего-то еще. (Прислоняется к Г е р ц е н у.)

Г е р ц е н  (отодвигается). Занятия должны проистекать из внутреннего запроса. Какие у тебя интересы?

Н а т а л и.  Не знаю. Я не мужчина. Мне трудно сформулировать. Образования мне не дали. Музыка, французский – и все. Я хочу заняться своим развитием. Делать что-то важное, приносить общую пользу.

Г е р ц е н.  Не бывает общей пользы. Польза всегда в частном.

Н а т а л и.  Это клише. Ты обращаешься со мной, как с ребенком.

Г е р ц е н  (улыбается). У тебя энергический ум и бурная фантазия. Может, тебе начать писать?

Н а т а л и  (кокетливо). Почему нет? Возьму и начну... Но мне нужна помощь. (Тихо.) Вечером ты дашь мне первый урок.

Г е р ц е н   пытается что-то сказать.

Н а т а л и.  Пожалуйста, не возражай, не то я обижусь. (Проходит в гостиную. Громко.) Ага, дорогой, мы вернулись. Где мои милые дети? Я соскучилась. (Уходит.)

Г е р ц е н  (подходит к О г а р е в у). С Натали невозможно ездить в город. Она не в силах обойти ни один магазин. Купила зачем-то Тате рельефные карты.

О г а р е в  (не поднимая головы). Не давай ей денег.

Г е р ц е н.  Не дать денег – значит унизить. (Садится за свой стол. Хочет что-то сказать, но не знает, как начать). Чем ты занят?

О г а р е в.  Кончаю статью об эффективности крепостного труда.

Г е р ц е н.  «Он был великий эконом, то есть умел судить о том...». (Встает.) Ник, давно я хотел посоветоваться с тобой, да все, жалея гармонию и тишину твоей жизни, молчал.

О г а р е в  (поднимает голову). Слушаю тебя.

Г е р ц е н.  Я заметил в дружбе Натали ко мне более страстности, нежели бы я хотел. Пойми меня правильно: я люблю ее от всей души, глубоко и горячо, но это вовсе не страсть. Сначала я отдалялся, она меня не поняла и была так этим огорчена, что я, разумеется, спешил утешить ее. К тому же я давно лишен женского элемента. И не мог не быть глубоко тронут ее братской дружбой. Я все считал это результатом ее пылкого характера и непривычкой владеть собой.

Пауза.

О г а р е в.  Продолжай.

Г е р ц е н.  Теперь я вижу: она... она увлеклась.

О г а р е в.  Заметил, наконец. Для меня это давно не тайна.

Г е р ц е н.  Объяснять, что ты для меня значишь, – смешно. Способен ли я нанести тебе удар, когда собственные раны не зажили. Сколько я ни ставил пределов, она ломала их. Доверие это я заслужил. Смело и чисто стою я перед тобой. Но еще шаг – и новая пропасть откроется под ногами.

О г а р е в.  Мы уедем!

Г е р ц е н.  Нет!

О г а р е в.  Она уедет!

Г е р ц е н.  Лишить тебя Натали?! Нет. Я хочу сохранить вас обоих.

Пауза.

О г а р е в.  Давно хотел тебя спросить, да все повода не было. Как ты без женщины обходишься, Герцен?