Тайна Спящей Охотницы - Сергей Анатольевич Смирнов Страница 74

Увидел маму и увидел, что маме самой очень страшно. Она сидела в полутемном замкнутом пространстве, а вместо звезд на небе светили надписи «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ».

Кит вспомнил-увидел салон самолета, в котором он летел вместе с мамой, дурной запах металла и пластика, запущенного в земные высоты.

Мама сидела с маской-присоской на лице, вжавшись в спинку кресла. Руками она лихорадочно теребила свою заветную сумочку с главными, мелкими ценностями путешественника. Она что-то перебирала, так борясь со стрессом, вынимала вещи и засовывала обратно…

Кит ясно увидел, как вместе с пачкой влажных салфеток мама прихватила пластиковую карточку, оказавшуюся на невидимой стороне пачки и скользнувшую через край сумки вниз, когда мама доставала очередную салфетку. Пластиковая карточка VISA упала вниз, между маминых ног – под кресло.

Кит, не успев удивиться своей бесплотности, рванулся за ней сквозь кресло и сквозь маму, попытался поднять карточку, но не смог схватить ее – пальцы проскальзывали сквозь такую примитивную и ненужную реальность. Кит отлетел назад и выше, позвал маму шепотом, потом – криком, но она не обернулась, продолжая суетиться в крохотном пространстве рук и сумочки.

Так и не осознавая происходящего, Кит, однако, принял самое верное решение – раз у самого ничего не выходит, значит надо скорее позвать папу, чтобы он помог маме, нашел и поднял важный предмет, который мама, чего доброго в этой панике потеряет. А потом будет очень жалеть.

Он позвал папу – и превратился в дуновение тёплого зова, пронизавшего пространство и время.

И увидел папу – тоже в полумраке. И у папы тоже всё было не в порядке. Папа стоял на лестничной клетке перед дверью квартиры и ковырял в замке каким-то дурацким погнутым гвоздиком. Вид у него был сосредоточенный, сердитый и безнадёжный. Потом папа разозлился и швырнул гвоздик в сторону. Гвоздик звякнул о плитку пола.

Кит стоял рядом, ничего не понимал, звал папу, а папа ни на какие зовы не откликался.

И вот Киту стало страшно по-настоящему… И страх взорвался в нем… вернее под ним… и запустил его вверх, сквозь этажи и перекрытия – в тёмные, ночные небеса.

Только звездные небеса над домом на улице Космонавтов оказались то ли бумажными, то ли просто виртуальными – 3D-спецэффектом… Кит пробил их, как поверхность морской воды, всплывая-взлетая к Солнцу. И взлетел подхваченный, охваченный и радостно ослеплённый невиданным живым светом, что наполнял эту новую, невиданную вселенную вместо вакуума привычной астрономической вселенной, не обещающей ничего хорошего и родного…

А здесь – в настоящем и родном до беспредельности мире – было так дивно и хорошо, что Кит на миг забылся. И ощутил рядом с собой чье-то радостное присутствие, которое никак нельзя было назвать чужим. Кто-то был рядом, с кем стало не страшно, а тепло и спокойно отныне и во веки веков. Хотя этот кто-то был не мамой и не папой.

Кит робко обернулся и почувствовал, как приятно и насквозь – до самых глубоких страхов и уже ненужных и пустых мыслей-вопросов, испаряющихся в эти святые мгновения, - печёт ему висок…

Он увидел только силуэт, обрамлённый теплым радужным окоемом… Потом, после возвращения, – в земной, бедной образами и пространством жизни, появится смешное определение – «святой водолаз»… Нет, не «водолаз» а «космонавт» - да ещё с раскинутыми на сотни-тысячи световых лет ослепительными, лучистыми крыльями. Все земные сравнения смешны и неказисты. А Кит пока не был ни поэтом, ни просто крещёным отроком времен града Китежа. Он просто жил на улице Космонавтов в Москве, вот и понимал всё, как мог.

«Возвращайся!» - услышал он удар звонкого надмирного колокола всей душой, всем собою…

…И по океану золотисто-радужных крыльев, в коих искрились и мерцали все галактики вселенной, прокатилась волна-вздох.

Кит вздохнул.

Потом… Потом Кит прочтёт всё, что в земном мире написано про так называемый «околосмертный опыт». Про переживания людей, побывавших там. Прочтёт всё, что про это думают успешные и довольные жизнью ученые, никогда не работавшие со смертью всерьез… в отличие от тех, кто отдал всю жизнь в работе в хосписах и самых безнадёжных реанимационных отделениях, тех, кто, принимал сердцем смерть людей, которых они поддерживали до последнего мига.

Он прочтёт про том, что все самые умные-трезвые ученые считают посмертные видения чистыми глюками, которые возникают при распаде нейронных связей – мол, это такой последний всплеск веществ радости, эндорфинов, и всякие химические, защитные реакции дохнущего мозга и всё такое. Прочитает он и про исследования других учёных, таких, как Петер Фенвик или наш доктор наук и профессор Андрей Гнездилов, один из основателей хосписного движения, посвятивших свою жизнь исследованиям души и мозга во время смерти. Про то, что, по их мнению, при распаде сети нейронов всё должно быть по-другому – не так, как признано самоуверенным научным сообществом: всё восприятие должно распадаться, и никто в смерти не может узнать, что происходило с их родными в эти мгновения в разных концах света, как это случается нередко…

Он будет недоумевать: почему это самые скептические и саркастические мнения усиленно распространяют все научные многомудрые издания и средства информации, а о тысячах удивительных и отнюдь не придуманных журналистами и просто истеричными дамами феноменах никто из самых, типа, настоящих умных людей думать не хочет. Подумает и про то, почему всякие дешевые издания так усиленно пиарят всяких неприкаянных духов, привидений и вампиров. И превращают всё это в ту примитивную мистику, которую так легко продать за деньги этого успешного мира, а заодно выставить на смех всех, кто пережил смерть, как он сам, Никита Демидов... И сделает свои выводы. Это будет потом. А пока…

…чьи-то горячие пальцы крепко держали его сердце, передавали сердцу свое текучее тепло, не позволяли сердцу остановиться, замереть и охолодеть, понукали его воскреснуть и жить…

…и чьи-то губы так же напористо, текуче, властно передавали его губам свое тепло… кто-то крепко целовал его, вдыхал в него жизнь, насильно наполнял его лёгкие горячим воздухом, подчинял ритму своего дыхания и даже не давал дышать самому…

Кит содрогнулся всем своим телом, вобравшим в себя чужое тепло… В глазах его полыхнуло, он весь взорвался, как сверхновая звезда в огромном пустом, черном