Александр Дюма - Сальватор. Том 2 Страница 8

– Тогда идем завтракать! – предложил Пьер Берто.

Но прежде Петрус хотел кое-что узнать. На звонок вошел Жан.

Петрус обменялся с ним многозначительным взглядом, и тот утвердительно кивнул.

– Что же? – спросил Петрус.

Лакей указал глазами на моряка.

– Давай, давай! – поторопил его Петрус.

Жан подошел к хозяину и из небольшого бумажника русской кожи, будто предназначенного для этого дела, достал небольшое кокетливо сложенное письмецо.

Петрус выхватил его у лакея, распечатал и пробежал глазами.

Потом вынул из кармана похожий бумажник, взял оттуда письмо, полученное, очевидно, накануне, заменил его только что прочитанным. Петрус подошел к сундуку, отпер небольшим ключиком, который носил на шее, железный ларец, торопливо поцеловал письмо и уронил его в потайное место.

Затем снова тщательно запер ларец, обернулся к пристально следившему за ним капитану и сказал:

– Теперь, если хотите, можно и позавтракать, крестный…

– Еще бы не хотеть! Уже десять часов!

– В таком случае коляска внизу, и теперь я приглашаю вас на студенческий завтрак в кафе «Одеон».

– К Рисбеку? – уточнил моряк.

– Ага! Вы его знаете?

– Дорогой мой! – проговорил моряк. – Рестораны и философы – вот что я изучал досконально, и докажу это, сделав на сей раз заказ самостоятельно.

Крестник и крестный сели в коляску и вскоре вышли у кафе Рисбека.

Моряк без колебаний взошел по лестнице во второй этаж и, отодвигая карту, которую протянул ему лакей, приказал:

– Двенадцать дюжин устриц, два бифштекса с картошкой, два тюрбо в масле, груши, виноград и шоколад с сиропом.

– Вы правы, крестный, – признал Петрус. – Вы великий философ и настоящий гурман.

Капитан отозвался с присущим ему хладнокровием:

– Лучший сотерн к устрицам, лучший бон к остальным блюдам.

– По бутылке каждого?

– Там будет видно.

Тем временем привратник Петруса отсылал назад многочисленных ценителей искусства, совершенно сбитых с толку; он говорил, что его хозяин передумал и что распродажа не состоится.

VI.

Какое впечатление произвел капитан на троих друзей

После завтрака капитан послал лакея за наемным экипажем, и Петрус спросил: – Разве мы не возвращаемся вместе? – Я же собирался купить особняк! – напомнил капитан. – Верно, – кивнул Петрус. – Не желаете ли, чтобы я вам помог в поисках?

– У меня свои дела, у тебя – твои, вот хотя бы ответить на записочку, которую ты получил нынче утром. А я, кстати, с причудами. Я даже не уверен, что особняк, построенный по моему плану, будет по-прежнему мне нравиться неделю спустя. Суди сам, что может статься с особняком, купленным на чужой вкус…

Я даже не успею распаковать чемоданы.

Петрус уже начинал привыкать к крестному и понимал:

чтобы оставаться с ним в приятельских отношениях, необходимо предоставить ему полную свободу.

– Поезжайте, крестный! Вы знаете, что в любое время вы желанный гость.

Капитан дернул головой, что означало: «Черт побери!» – и прыгнул в экипаж.

Петрус вернулся к себе, на душе у него было легко, как никогда.

По пути он встретил Людовика и по его расстроенному лицу понял, что случилось несчастье.

Людовик сообщил ему об исчезновении Розочки.

Петрус пожалел молодого доктора и задал вполне естественный вопрос:

– Ты видел Сальватора?

– Да, – подтвердил Людовик.

– И что?

– Я застал его, как всегда, спокойным и строгим. Он уже знал о случившемся.

– Что он сказал?

– Он сказал следующее: «Я найду Розочку, Людовик, но сейчас же отправлю ее в монастырь, где вы сможете ее навещать как врач или когда решитесь на ней жениться. Вы ее любите?»

– И что ты ответил?

– Правду, друг мой: я люблю эту девочку всей душой!

Я к ней привязался, и не как плющ к дубу, а как дуб к плющу.

«Сальватор! – сказал я. – Если вы вернете мне Розочку, клянусь, как только ей исполнится пятнадцать лет, она станет моей женой». «Богатой или бедной?» – спросил Сальватор. Я смешался.

Меня смущало не слово «бедная», а слово «богатая». «Что значит „бедной или богатой“? – переспросил я. „Именно так, – продолжал настаивать Сальватор. – Вы же знаете, что Розочка – потерянный ребенок, или найденыш. Вам известно, что в прежней жизни она знала Роланда, а он – пес аристократический. Вполне возможно, что Розочка однажды вспомнит, кто она такая, и она может быть как богатой, так и бедной. Готовы ли вы взять ее за себя с закрытыми глазами?“ – „А не воспротивятся ли нашему браку родители Розочки, если предположить, что они отыщутся?“ – „Людовик! – сказал Сальватор. – Это мое дело. Возьмете ли вы в жены Розочку богатой или бедной – такой, какой она будет в пятнадцать лет?“ Я протянул Сальватору руку, и вот уж я обручен, дорогой мой. Но Бог знает, где теперь несчастная девочка!

– А где сам Сальватор?

– Не знаю. Покинул Париж, так я думаю. Он обещал найти Розочку не позднее чем через неделю и назначил мне свидание у него дома на улице Макон в следующий четверг. А ты что поделываешь? Что произошло? Похоже, ты передумал?

Петрус с воодушевлением рассказал Людовику во всех подробностях о том, что произошло накануне. Но тот, недоверчивый, как всякий врач, не поверил другу на слово и ждал доказательств.

Петрус показал ему два банковских билета из тех десяти, что он получил от капитана.

Людовик взял один из двух билетов и пристально осмотрел его с обеих сторон.

– Уж не поддельный ли он случайно? – спросил Петрус. – Может, подпись Гара ненастоящая?

– Нет, – возразил Людовик. – Хотя мне за всю жизнь довелось увидеть и пощупать не много банковских билетов, этот, как мне кажется, настоящий.

– Так в чем дело?

– Я тебе скажу, дорогой друг, что не очень-то верю в американских дядюшек, а еще меньше – в крестных. Надо бы рассказать обо всем Сальватору.

– Да ты же сам сказал, что Сальватор уезжает на несколько дней из Парижа и вернется только в следующий четверг!

– Но ты познакомишь нас пока со своим набобом, ладно?

– Черт побери! Не вижу, что может этому помешать, – согласился Петрус. – А кто из нас раньше увидится с Жаном Робером?

– Я, – сказал Людовик. – Я иду сейчас к нему на репетицию.

– Расскажи ему про капитана.

– Какого капитана?

– Капитана Пьера Берто Монтобанна, моего крестного.

– А ты написал о нем своему отцу?

– О ком?

– О крестном.

– Как ты понимаешь, это первое, что пришло мне на ум. Но Пьер Берто хочет сделать ему сюрприз и умолял не сообщать о своем возвращении.

Людовик покачал головой.

– Ты сомневаешься? – спросил Петрус.

– Все это представляется мне слишком невероятным.

– Мне тоже поначалу так показалось, я и сейчас иногда думаю, что все это мне пригрезилось. Ущипни меня, Людовик.

Хотя просыпаться мне ой как страшно!

– Ничего, – успокоил его Людовик, более выдержанный, чем два его приятеля. – Жаль только, что Сальватора сейчас нет с нами.

– Да, жалко, конечно, – согласился Петрус, положив Людовику руку на плечо, – но знаешь, дорогой мой, трудно себе представить несчастье страшнее того, на которое я был обречен.

Не знаю, куда заведут меня новые обстоятельства, уверен лишь в одном: они помогут мне избежать падения. На дне пропасти меня ждало несчастье. Неужели я сейчас еще быстрее скатываюсь в другую пропасть? Не знаю. Но сейчас я по крайней мере качусь с закрытыми глазами, и если, очнувшись, окажусь на дне, то хотя бы пережив перед тем надежду и счастье.

– Будь по-твоему! Помнишь, как Жан Робер вечером последнего дня карнавала просил Сальватора о романе? Давай считать. Во-первых, Сальватор и Фрагола, у обоих неизвестное прошлое, но роман продолжается и по сей день; Жюстен и Мина – роман; Кармелита и Коломбан – роман, правда мрачный и тоскливый, но роман; Жан Робер и госпожа де Маранд – самый веселый из всех роман с сапфировыми глазами и розовыми губами, но и это роман; ты и…

– Людовик!

– Правильно… Роман таинственный, мрачный и в то же время блестящий – роман, дорогой мой, настоящий роман! Наконец, я и Розочка – роман, в котором я – жених найденной и вновь потерянной девочки, а Сальватор обещает ее отыскать – чем не роман, дорогой мой! Даже принцесса Ванврская, прекрасная Шант-Лила, и та, верно, плетет свой роман.

– С чего ты взял?

– Я видел ее третьего дня на бульваре в коляске, запряженной четверкой лошадей; ими управляли два жокея в белых коротких штанах и бархатных куртках вишневого цвета. Я не сразу ее узнал, как ты понимаешь, и сначала решил, что обознался. Но она помахала мне рукой, затянутой в перчатку от Прива или Буавено и сжимавшей трехсотфранковый платочек… роман, Петрус, роман! Теперь скажи: у каких из этих романов будет счастливый конец? Бог знает! Прощай, Петрус. Мне пора на репетицию к Жану Роберу.

– Приезжайте ко мне вдвоем.

– Я постараюсь его привезти. А почему бы тебе не отправиться вместе со мной?