П.А.Сарапульцев - Смысл жизни человека и государства Страница 9

Подобный кризис не мог не вызвать у большинства наших граждан комплекс неполноценности, впервые описанный немецким психоаналитиком Альфредом Адлером: ощущение жертвы, повышенная агрессивность, чрезмерное высокомерие, подчёркнутые символы статуса (автомобили, одежда, дорогая отделка кабинетов), избыточное употребление алкоголя. Естественно, что у каждого конкретного человека эти симптомы проявлялись по-разному: от банального злоупотребления алкоголем на глазах телезрителей всего мира и использования статусных автомобильных кортежей с перекрытием дорог для рядовых граждан до высказываний на тему существования многовекового всеевропейского заговора против России, призывов вымыть сапоги наших солдат в Индийском океане и возвращения к поискам своих особых путей для богоизбранного государства.

К счастью выраженность этого патологического синдрома отличается у политиков и рядовых граждан России. Так, по мнению главного редактора журнала “Политический класс” Виталия Третьякова (34), поскольку “практически в самом начале своего президентства В. Путин произнёс фразу, … приобретшую значение стержня национальной стратегии: “Либо Россия вновь станет великой державой, либо её не будет вовсе”, то “политический класс России … откажет в доверии любому главе государства, который поставит под сомнение сам стержень национальной стратегии…. Ещё скорее откажет в доверии президенту, отклонившемуся от “курса Путина”, российское общество”. Но по данным Всероссийского опроса ВЦИОМ, проведённого 22-23 марта 2008 года, из всех граждан 153 населённых пунктов, проживающих в 46 областях, краях и республиках, только 7% считают наиболее важным для себя лично положение России в мире.

Интересно, что власти, стремящиеся сохранить и развить чувство гордости за отечество, используют для этого проверенные, хотя и примитивные методы. Одним из таких методов является введение уроков патриотизма.

Яркий отпор этой идее дал колумнист Андрей Максимов (35): “А тут вот решили уроки патриотизма в школе ввести… или мы всерьёз считаем, что патриот - это тот, кто умеет Родину славить?.. крикливый патриотизм - это прибежище дураков и лентяев. Потому что нет ничего проще, как орать: “Мы лучше всех! Мы самые-самые!”… Что за странная мания такая: думать, будто мы любим свою родину только за её победы? Любой мужчина, который хоть раз в жизни по настоящему любил женщину, знает: страдания женщины только увеличивают любовь к ней, усиливают желание помочь, спасти… А если, узнав об ошибках своей любимой, ты её бросишь, то, значит, и не было никакой любви…

Что такое патриотизм? Любовь к Родине… любовь - это поступки, а не слова… Патриотизм специально воспитывать не надо. А надо воспитывать хороших людей - увлечённых своим делом, любящих своих родителей и свой дом… патриотизм - это… естественное состояние нормального человека”.

Интересно, что подобной точки зрения придерживаются и ведущие деятели православной церкви. Так глава синодального отдела Русской православной церкви по взаимодействию с армией и правоохранительными органами протоирей Дмитрий Смирнов в своём интервью (36) на вопрос: “Можно ли быть патриотом и не одобрять политику государства?” отвечает: “Патриотизм здесь вообще ни при чём. А государство зачастую ведёт себя бесчеловечно”, а на вопросы: “Можно ли воспитать патриота? Или это чувство рождается само собой?” он отвечает: “Оно рождается”. Правда, как истинный религиозный деятель он убеждён, что культивировать его надо с помощью религии, поскольку “без веры нет нравственности”.

Ещё одним способом воспитания патриотизма руководство страны считает вознесение до уровня общегосударственного подвига побед наших спортсменов и артистов, особенно в широко популярных видах (попса, футбол), при этом вольно или невольно копируя методы других авторитарных государств типа Турции, в которой футбол, по словам лауреата Нобелевской премии писателя Орхана Памука, превратился “в машину по производству национализма, ксенофобии и авторитарного мышления” (37).

Вторым признаком авторитаризма является стремление государства осуществлять как можно более широкое и подробное планирование. Причём это желание государства совпадает с чаяниями достаточно широких народных масс. И одной из основных причин подобного совпадения “является всеобщее недовольство медлительностью и громоздкостью демократической процедуры… все требуют от правительства быстрых и решительных действий… В этот момент наиболее привлекательным для масс оказывается политический деятель (или партия), выглядящий достаточно сильным и решительным, чтобы “довести дело до конца”.

А ведь неэффективность представительных органов появляется только тогда, когда “дело доходит до детализированного руководства экономической жизнью страны. Виноваты в этом не отдельные члены парламента и не парламентские учреждения как таковые. Демократический законодательный орган, голосующий и принимающий поправки к единому общенациональному плану статья за статьёй, как в случае обычного законодательства - это абсурд. Экономический план, заслуживающий этого названия, должен исходить из единой концепции…. Трудность тут в том, что для разработки экономического плана требуется делать выбор между взаимопротиворечащими или конкурирующими задачами, между различными потребностями различных людей”. Больше того, даже “контролировать выполнение задач” парламент может только “там, где можно дать чёткие указания, где с самого начала существует единодушие относительно цели”, но когда подлинное единодушие отсутствует, “он будет лишён возможности осуществлять руководство, а его роль сведётся в лучшем случае к выбору лиц, облечённых практически неограниченной властью”. Тем более, что в обществе в свою очередь “всё шире распространяется убеждение в том, что, чтобы чего-то добиться, нужно освободить исполнительные органы от оков демократической процедуры”.

Большинство членов общества просто не понимает, что “устанавливая иерархию приоритетов для различных целей, планирующие органы тем самым устанавливают также, интересы каких социальных групп и отдельных людей важнее, а какими можно пренебречь”, и при этом естественно не рядовые граждане будут решать в какую социальную группу они попадут.

Понятно, что при правительственном планировании “все экономические и общественные вопросы превращаются в политические, в том смысле, что решение их зависит исключительно от того, в чьих руках находится аппарат насилия, от того, чьи взгляды будут всегда одерживать верх”. И беда большинства наших граждан заключалась и заключается в непонимании того, что “разделение экономических и политических целей является главной гарантией свободы личности”, поскольку “так называемая экономическая власть, возможно, и является принуждением, но в руках частных лиц она никогда не будет ни единственной, ни полной, никогда не станет властью над жизнью человека. Если же её централизовать и превратить в орудие политической власти, она порождает зависимость, едва ли отличающуюся от рабства”.

Конечно, если бы в стране имелись сильные истинно демократические партии, способные завоевать большинство мест в парламенте, и самое главное имеющие чёткие конкретные экономические и политические планы выведения страны из разрухи рухнувшего коммунизма, проблема была бы решена. Но как верно подметил президент фонда “Политика” Вячеслав Никонов (38): “Россия на протяжении последних лет была единственной страной в мире, которая заявляла себя как демократическое государство, но власть у нас была при этом беспартийной, а такого не бывает”.

Но как не планируй, однако, для осуществления таких планов нужны структуры, готовые их беспрекословно выполнять, и вот тут-то без создания государственных и подконтрольных государству частных монополий не обойтись. В принципе, “монополии не являются “результатом технического развития или неизбежным продуктом эволюции “капитализма”, наоборот они появляются “в странах с… сравнительно молодой промышленностью”, причём часто “образуются при помощи тайных сговоров и поощряются правительственной политикой” сверху до низу, поскольку, по меткому замечанию Сергея Теплякова (39): “Мелкий бизнес чиновнику не интересен. К тому же он нутром чует опасность: если “лавочников” станет много, ещё не известно, удастся ли клеркам сохранить свою власть?.. в результате в России фактически отсутствует целый сектор экономики”.

Конечно, появление в государстве мощных монополий нельзя расценивать однозначно отрицательно, ибо они не могут не приносить определённую пользу населению своей страны за счёт взимаемых с них налогов, создания новых рабочих мест и, наконец, благотворительной деятельности, которой они занимаются (во всяком случае, в Западном мире).