Михаил Терентьев - Россия и Англия в Средней Азии Страница 22

На следующий 1871 год решено было сначала предпринять экспедицию против Хивы со стороны туркестанского округа, другие же два округа: — оренбургский и кавказский должны были придерживаться строго оборонительного образа действий, выслав отряды на пути перекочевок киргизов. Высланные в Барсуки и на Усть-Урт отряды предохраняли степь от волнений, а наши партизаны из киргизов не допустили хивинцев проникнуть в наши пределы. Хан вздумал было искать союза с Бухарой, но посол его Баба-бий был задержан эмиром до получения указаний из Ташкента. В это время вопрос о Хиве был уже отодвинут на второй план, вследствие окончательного разрыва с Кульджею. Так как непосредственных сношений с Хивою генерал-губернатор решился избегать и так как бухарский эмир предложил свое посредничество для устранения недоразумений с Хивою, то ему были сообщены следующие условия: 1) выдать всех русских пленных, 2) отказаться от дальнейшего покровительства барантачам и 3) прислать в Ташкент посольство. Эмир отпустил хивинского посла в сопровождении своего доверенного султана Хаджи Урака, известного своим благочестием и добровольно вызвавшегося попытаться уговорить хивинского хана во имя пользы мусульманства не подвергать риску свою страну, подобно тому как это сделали эмир бухарский и хан коканский. Ходжа Урак был принят хивинским ханом на другой же день по его прибытии, но хан выразил удивление по поводу вмешательства Бухары в сношения его с Россией и не принял представленной ему записки об условиях сохранения мирных с нами отношений. Записка эта была передана на обсуждение особого комитета из ближайших к хану сановников (Диван-беги, Кош беги, Шейх-уль-Ислям и Наиб). Бухарский посол пробыл в Хиве два месяца и за все это время только однажды был приглашен в комитет, да и то как будто за тем только, чтобы выслушать не весьма приятные для себя вещи. Перед отъездом хан дал ему прощальную аудиенцию и сказал при этом: «в ответ на слова эмира и на сообщенные им мне слова туркестанского генерал-губернатора я могу сказать одно: пусть генерал-губернатор пришлет мне любезное письмо с предложением дружбы и обещанием не переходить войсками границы моих владений — тогда я освобожу находящихся у меня 11 пленных солдат и тогда прекратятся грабежи и разбои. Если же он этого не сделает, то я не выдам пленных и все останется по прежнему, а затем одному Богу известно, что будет дальше!»

Ответное письмо хана к эмиру оказалось не скрепленным печатью ханскою и заключало в себе отрицание справедливости нашего неудовольствия на Хиву. На посланца, доставившего это письмо (Муртаза-бий) возлагалось ханом ведение переговоров с генерал-губернатором.

Зная уже из опыта, как мало можно надеяться на успешность переговоров с хивинцами, и в особенности в виду категорического тона, принятого в последнее время кичливым ханом — генерал-губернатор не согласился допустить хивинского посланца в Ташкент и предпочел сноситься с ним через бухарского эмира. В случае неудачи и этих переговоров предположено было на этот раз покончить с Хивою, не прежде однакоже, как выяснятся отношения наши к Якуб-беку и Кульдже.

Между тем Хива, напуганная одновременным движением отрядов: генерала Головачева — со стороны Джизака чрез Буканские горы, и полковника Маркозова со стороны Красноводска — решилась на сближение с нами и отправила два посольства (Муртаза-бий и Баба-Назар Аталык), одно вслед за другим: одно в Тифлис, а другое в Оренбург, вопреки известной уже хивинскому правительству воле Государя о порядке сношений исключительно с туркестанским генерал-губернатором. Хивинцы, как видно, сомневались в солидарности начальников соседних русских округов и надеялись в Оренбурге и Тифлисе встретить поддержку против притязаний Ташкента!!

Видя себя оцепленным русскими отрядами: в Красноводске, Чекишляре, Каратамаке, Иркибае и Тамды — хан решился попытаться войти в сношения с русскими, а чтобы это не было похоже на вынужденную уступку — так он вздумал миновать при этом туркестанского генерал-губернатора, к которому после дерзких ответов своих министров ему конечно уже трудно было написать что-нибудь удовлетворительное, не роняя в то-же время своего достоинства.

Посланные им посольства (в начале 1872 года) направились было: одно к Е. И. В. Наместнику Кавказа, а другое чрез Оренбург к Высочайшему Двору. В грамате на имя великого князя хан писал между прочим: «да будет известно вашему дружескому сердцу, что с давних пор между нашими высокими правительствами существовало согласие, отношения наши были откровенны, а дружба день ото дня укреплялась как будто два правительства составляли одно, а два народа — один народ. Но вот в прошлом году ваши войска высадились у Челекена на берегу Харезмского залива, под предлогом торговых целей, а недавно небольшой отряд этих войск подходил к Сары-камышу, издавна нам принадлежащему, но воротился назад. Кроме того, со стороны Ташкента и Ак-мечети (Перовска) русские войска доходили до колодца Мин-булак, лежащего в наших наследственных владениях. Нам неизвестно: знает ли об этом великий князь или нет? Между тем с нашей стороны не предпринимались никогда никаких действий которые бы могли нарушить дружественные с вами отношения... Некоторыми казаками (т. е. киргизами) были захвачены 4 — 5 ваших людей, но мы их отобрали и бережем у себя... Если вы желаете поддержать с нами дружеские отношения, то заключите условие, чтобы каждый из нас довольствовался своей прежней границей; тогда мы возвратим вам всех ваших пленных, но если эти пленные служат вам только предлогом для войны с нами, с целию расширения ваших владений, то да будет на это воля Всемогущего и Пресветлого, воля — от которой никто уклониться не может!»

Послы были остановлены: один в Темир-хан-Шуре, а другой в Оренбурге. По распоряжению министерства иностранных дел послам было объявлено, что их не допустят ни к Высочайшему Двору, ни к Наместнику и что никаких доводов, никаких писем от них принято не будет до тех пор, пока пленные не будут освобождены и пока такое же посольство не будет прислано и в Ташкент. Хивинцы увидали свою ошибку, но уже не хотели смириться: вместо Ташкента посольство их было отправлено в Ост-Индию, с просьбою о помощи против России...

Ответ нового вице-короля, как и следовало ожидать, заключался в совете смириться перед Россией, исполнить все ее требования и затем не давать никаких поводов к дальнейшему неудовольствию. Совет этот Хива слышала еще в 1840 году, из уст Аббота и Шекспира. Англичане хорошо понимают, что русские решатся на войну с Хивою только в крайности; интересы же Англии требуют, чтобы хивинцы не доводили дела до этой крайности, так как весьма вероятно, что на этот раз дело окончится присоединением к России устьев Аму-дарьи т. е. обстоятельством мало обещающим для Англии.

Между тем усиленная рекогносцировка, предпринятая в начале Сентября 1872 года со стороны Красноводска и казавшаяся не только Хивинцам, но и самим англичанам решительным нападением на Хиву — не привела, как известно, к ожидавшимся результатам: Хива осталась нетронутою. Равнодушие, с каким принят был в Англии сообщенный газетами ложный слух о занятии нами Хивы, доказывает, что к мысли о таком исходе англичане уже привыкли и считают это дело только вопросом времени.

Отступление Красноводского рекогносцировочного отряда (Маркозова) принято было хивинцами, как и всегда в Азии, за неудачу.

Хива еще раз вздохнула свободно, еще раз убедилась в своей недоступности, в своей безнаказанности и конечно еще больше укрепилась в принятой ею системе действий.

Так, благодаря стихиям, держалось разбойничье гнездо, ничтожного во всех отношениях народа. Возделывая плодоносный бассейн низовьев Аму-Дарьи руками пленных персиян, ежегодно доставляемых на рынки туркменами, хивинцы, со своим трех сот тысячных населением, представляют совершенную аномалию о бок с такою могучею державою как Россия. Когда наш левый фланг был обеспечен занятием Кульджи и завязавшимися сношениями с Кашгаром, мы могли наконец поднять перчатку, давно брошенную нам Хивою. Весною 1873 года предположено было покончить с этим ханством одновременным наступлением со стороны Кавказа, Оренбурга и Туркестана, под руководством туркестанского генерал-губернатора генерала-адъютанта фон-Кауфмана.

Известно, как разыгралась эта тройная экспедиция и как блистательно выдержали оренбуржцы и туркестанцы свою пробу. Хива почти не защищалась, дрались с нами только мелкие партии жителей и если бы не контрибуция, наложенная на туркмен, то туркестанцам пришлось бы воротиться с обманутыми надеждами, не пришлось бы испытать ни залпов берданками ни картечниц Набеля.

Мы ограничили теперь Хиву Аму-дарьею, оставив на востоке границу по прежнему неопределенною и открытою, точно для того, чтобы облегчить Хиве сношения с нашими киргизами и тем доставить кавказцам возможность сходить еще раз в поход уже без Маркозова...