Михаил Терентьев - Россия и Англия в Средней Азии Страница 38

Надобно заметить, что в милиции, которою я командовал в конце компании 1868 года, Рамдиль-хан, занимал должность сотенного командира {63}, числясь в списках зауряд капитаном. За отличия, оказанные им в делах с бухарцами, я представил его, в числе немногих, к высшей награде волонтера: знаку отличия военного ордена, и только за неимением в наличности знаков, для нехристиан установленных, генерал-губернатор пожаловал ему золотую медаль на георгиевской ленте.

Искандер-хан, конечно, вступился за своего друга и потребовал от адъютанта извинения перед фронтом. Произошла размолвка с начальником конвоя. Хан вызвал его на дуэль. Вызов, конечно, принят не был и так как неугомонный хан объявил, что сделает своему противнику сцену при первой встрече во дворце, то и был арестован на дворцовой гауптвахте на 6 дней. Рамдиль-хан и юнкера, стоявшие во фронте рядом с ним, а потому видевшие все дело, были также арестованы и высланы по этапу на родину.

Искандер-хан тотчас же вышел в отставку, затем вошел в сношения с английскою миссией, получил разрешение на выезд за-границу и уехал в Лондон, где был принят как принц {64}. Богатая Англия в этих случаях щеголяет щедростью и русский подполковник вместо четырех тысяч рублей сразу перешел на четыре тысячи фунтов!

Как друг, Искандер-хана я радуюсь за него, ибо покровительство Англии лучше устроит его дела, чем наше. Но как русский я скорблю за наше неумение пользоваться людьми. Искандер-хан ничем не хуже большинства наших штаб-офицеров, но если ужь его не считали годным как офицера, то он мог бы быть со временем прекрасным вассальным нам беком Шахрисябза, Каратегина, Кашгара или даже Бухары, Кокана, Хивы... Для этого в нем имелись все данные. Не надобно забывать, что Искандер-хан принадлежит к фамилии, которую погубила Англия, к фамилии, которая в свою очередь мстила в сороковом году... Такие счеты были бы для нас лучшим залогом.

На письмо генерал-губернатора, по поводу Искандер-хана, эмир кабульский отвечал полным согласием принять, опального до этого времени, принца. Генерал-губернатор, в свою очередь, поздравил эмира с окончанием междуусобий в Авганистане.

Из всего сказанного о сношениях наших с эмиром видно только, что он совершенно подчинился влиянию англичан и служит в их руках послушным орудием, а этого, конечно, нельзя считать гарантией постоянства политики Авганистана и всегдашних мирных его к нам отношений.

Стремясь создать себе из Авганистана живой оплот против России, англичане забыли свою кровную вражду, свои старые счеты с авганцами, отказались навсегда от завоеваний в эту сторону и снабжают своего бывшего врага оружием и деньгами. Авганцы очень хорошо понимают, откуда повеяла такая перемена и, получая жалованье, оружие и боевые припасы от англичан, воспитываются понемногу в мысли, что рано или поздно все это должно быть употреблено против русских. Нет сомнения, что со временем ожидание перейдет в желание сразиться, а надежда на непосредственную помощь англичан и возможность обширного союза со всеми нашими мусульманскими соседями, придаст авганцам смелость и самоуверенность.

Постоянное стремление авганцев к Аму-Дарье, до которой доходили прежде только их разъезды, намерение перешагнуть эту реку и выстроить на правом ее берегу укрепления, постоянные сношения и даже вмешательства в дела вассальных бухарских владений — все это не обещает нам в Авганистане особенно спокойного соседа. Воинственное население неспособное к труду, презирающее земледелие и торговлю, будет, конечно, искать выхода из очарованного круга мира, тишины и спокойствея, в который их думают заключить англичане своим проектом нейтрализации Авганистана. Если только превратятся когда-нибудь междуусобия, составляющая совершенно нормальное явление в стране, население которой до того склонно к грабежу, что, за неимением чужих, грабит и своих, то народ найдет себе занятие во внешних предприятиях.

Власть эмира бессильная против членов собственного дома, пользующихся каждым продолжительным отсутствием главы фамилии, чтобы удовлетворить своему тщеславию, или достичь какой-нибудь мелкой цели — не может еще рискнуть на сопротивление голосу народа, который, например, не чувствует еще своевременным снять свое оружие.

Все эти соображения указывают на непрочность и шаткость оснований, на которых построена англичанами живая нейтральная стена, разделяющая наши владения. Рано или поздно эта стена сама двинется в ту или другую сторону, если не будет разрушена раньше чьим-нибудь могучим натиском.

Известно уже, что переговоры, возникшие между Англией и Россией по поводу последней хивинской экспедиции, привели к признанию нами нейтралитета Авганистана вместе с Бадахшаном и Вакханом, которые находились в это время в какой-то воображаемой зависимости от Шир-Али.

Таким образом, Англия протянула уже руку к Аму-Дарье...

Шир-Али выдал свою дочь за бадахшанского правителя и послал ему в подарок несколько тысяч ружей и какие-то лодки — подарки, очевидно, английские, так как ружьями не богат и сам Шир-Али, чтобы еще дарить ими соседей.

В 1873 году, одновременно с движением русских к Хиве, авганцы потянулись к Бадахшану и точно также стали на Аму-Дарье. Бадахшанцы однакоже не выказывают особенной склонности подчиняться чужеземному владычеству и со времени занятия Бадахшана авганскими войсками, т. е. с 1873 года — там уже было два востания. Душою агитации служит Жегандар-шах, бывший бадахшанский эмир. Теперь, после неудавшейся попытки в августе 1874 года — Жегандар-шах ушел к туркменам. Можно, однако же, надеяться, что востания будут повторяться периодически, а беспорядки в других областях вынудят кабульского эмира отозвать войска из Бадахшана.

В самом Авганистане беспрерывно возникают более или менее серьезные беспорядки вследствие непомерных налогов и рекрутских наборов. К этому присоединилась еще и распря в семье эмира Шир-Али.

Старший сын его Якуб-хан управлял до последнего времени Гератом и считался наследником престола. Истый авганец, он не скрывал своего неудовольствия по поводу политики отца, ставшего покорным слугою англичан. Такое настроение наследника престола, конечно, могло внушить англичанам опасение за будущее и вот покорный Шир-Али объявляет своим наследником малолетнего Абдуллу-Джана.

Во всех азиятских ханствах старший сын царствующего эмира всегда имеет своих особых почитателей, заискивающих в будущем владыке в ожидании великих и богатых милостей. Возможность иметь свою партию часто увлекала предприимчивых принцев в погоню за властью. Сын зачастую подымал руку на отца.

Так случилось и на этот раз: Якуб-хан выступил с войсками из Герата с целью устранить отца от престола. Шир-Али пошел на встречу. Войска обеих сторон сошлись уже для боя к Кандагару, но тут Шир-Али вздумал испытать обычное азиятское средство: заманить противника в засаду, под предлогом совещаний. Средство это удалось и доверчивый Якуб-хан попался. Отвезенный в Кабул, он был посажен в тюрьму. Все ожидали казни, но вмешательство осторожного ост-индского правительства изменило все дело: англичане совершенно основательно опасались, что казнь Якуб-хана повлечет за собою поголовное восстание в Авганистане, а затем и свержение ненавистного народу Шир-Али, который чуть-ли не один на своих плечах выносит всю тяжесть английской дружбы. Нет сомнения, что с падением Шир-Али в Авганистан ринутся целые стаи крупных и мелких претендентов, сдерживаемых пока могуществом кабульского самодержца. — Знают англичане, что предания о Пайенде-хане еще живы, что Дост-Магомета и его линию все-таки считают узурпаторами, что в Самарканде изнывает от бездействия энергичный Абдуррахман-хан, который в случае нужды, конечно, сумеет обмануть бдительность русских властей... Знают наконец, что на Герат давно зарятся сыновья султана Ахмета, среди которых выдаются такие личности как Шехнаваз-хан, высматривающий из Тегерана осторожно и терпеливо свою минуту, или как Искандер-хан — человек образованный и настойчивый.

Все это заставило англичан вступиться за Якуб-хана, но еще неизвестно, чем все это кончится. Весьма возможно, что Якуб-хана ослепят или он умрет скоропостижно. Достоверно пока то, что Герат занят уже войсками эмира.

С. Роулинсон в последней книге своей (Англия и Россия на Востоке) рассказывает на стр. 352, что генерал Кауфман писал к Шир-Али-хану письмо, в котором выражал свой ужас относительно возмущения Якуб-хана, а когда тот покорился, то генерал поздравил эмира. «Это, говорит Роулинсон, повидимому, необыкновенно понравилось эмиру, который сопоставлял письмо с вмешательством вице-короля в пользу Якуб-хана. «Англичанин поддерживает сыновей против отцов, а русские поддерживают власть отцов над сыновьями», сказал эмир. Возможно, что это ничтожное обстоятельство могло способствовать охлаждению эмира к его английским союзникам».