Владимир Королёв - Босфорская война Страница 66

4. Разгром казаками босфорских поселений носил жестокий характер, сопровождался уничтожением живой силы и сооружений врага, погромом дворцов, богатых домов и торговых заведений, приносившим ценные трофеи.

5. Казачьи сообщества тщательно готовились к набегам и использовали разнообразную информацию о районе и объектах нападения, которую получали от казаков, находившихся в плену в османской столице, всевозможных «выходцев» и «доброхотов», в том числе от турок и даже бывших жителей Стамбула и мореходов, хорошо знавших регион.

6. Значительную часть населения Стамбула и босфорских селений составляли немусульмане, среди которых первое место занимали единоверные казакам греки. Нападавшие были вынуждены сталкиваться с ними, и в литературе высказаны противоположные мнения об отношении казаков к христианам Османской империи: с одной стороны, казаки грабили всех, в частности и христиан, а с другой — щадили своих единоверцев.

7. Стамбульские и босфорские греки были интегрированы в османскую систему, являлись лучшими моряками и судостроителями Турции, обслуживали османский флот, играли важнейшую роль в экономике государства. В то же время немусульманское население империи находилось в неравноправном, ущемленном положении в сравнении с мусульманами, что вызывало мечты об освобождении, симпатии к казакам и даже случаи оказания им помощи.

8. Казаки в ходе своих набегов имели возможность отличать богатые дома от бедных, мусульман от немусульман, однако страдали все босфорцы, которые, как и прочие христиане Османского государства, вовлекались в борьбу с казаками. Отношение нападавших к местному немусульманскому населению было неоднозначным, сочетавшим и действия против него, и его пощаду, и зависело от конкретных обстоятельств.

Глава VII.

«КОНСТАНТИНОПОЛЬСКИЙ» ПОХОД ЯХЬИ

1. «Царевич» и его замыслы 

В конце 1624 г. в Запорожской Сечи появился человек, сыгравший необычную роль в Босфорской войне казачества наступавшего года. Это был «царевич Александр», он же «светлейший султан Яхья, христианский принц Оттоманского дома», он же граф Александр Черногорский (Alessandro conte di Montenegro)[328] в отечественных источниках и литературе упоминающийся как Александр Ахия, Александр Ахайя, Александр Оттоману с, Иахия, Якия, Ягья и Яхия.

По определению В.В. Макушева, «отважный самозванец», он выдавал себя за одного из представителей турецкого султанского дома Османов. Согласно записке Яхьи, адресованной в октябре 1624 г. митрополиту Киевскому Иову, и рассказам «царевича», тогдашний султан Мурад IV и бывший султан Осман II были его племянниками, султаны Ахмед I и Мустафа I соответственно старшим и младшим братьями, султан Мехмед III — отцом и султан Мурад III — дедом[329]. Своей матерью Яхья называл Ляльпаре, в действительности Елену, тайную христианку и гречанку, которая родилась в Трабзоне и происходила из рода трапезундских императоров Великих Комнинов, в свою очередь являвшихся потомками византийской императорской династии Комнинов (XI—ХII вв.). Когда отец Яхьи Мехмед III в 1595 г. взошел на престол, Елена с ребенком будто бы бежала «с турецких рук», т.е. из Турции, после чего у матери с сыном были многолетние и самые разнообразные приключения в различных странах. Еще в детстве Яхья был крещен митрополитом Солунским Козьмой в христианскую православную веру, получил имя Александр и, как писал Иов, «в православной воспитан вере».

П.А. Кулиш считает Яхыо, по-видимому, «змеенышем» Рима и замечает, что «нравственное зачатие» турецкого самозванца «покрыто такою же неизвестностью, как и зачатие высиженного казаками для Москвы» Лжедмитрия. Как бы то ни было, уже в 1610-х гг. Яхья титуловал себя «султаном Яхьей, великим князем Оттоманским». «Такой титул, — сообщает В.В. Макушев, — мы находим во множестве его писем, хранящихся в архивах Венеции, Турина и Флоренции, и на его печати с изображением двуглавого орла и под ним лисицы».

Мечтой Яхьи было поднять против турок христианские народы Османской империи, установить в государстве христианское господство, по сути дела восстановить Византийскую державу и завоевать себе константинопольский престол, «законным наследником» которого он представлялся. «Царевич» обращался за помощью ко многим монархам Западной и Восточной Европы, переписывался с испанским и другими враждебными Стамбулу дворами, посылал в Турцию манифесты, в которых призывал князей и клир православной церкви, «воевод, графов и бояр» восстать против «незаконного» османского правительства и обещал вскоре появиться в пределах империи с сильной европейской армией.

«В 1615—1616 годах, — по разысканиям В.В. Макушева, — он проживал в Париже на счет герцога Неверского, который так ему доверился, что не только платил его долги (60 000 скудов в Голландии), но и снабжал его агентов паспортами и рекомендательными письмами. Из Франции Якия перебрался в Италию, сначала в Савойю, потом во Флоренцию, Рим и Венецию; встречая повсюду радушный прием, он не стеснялся забирать в долг большие суммы денег, обещая сторицей уплатить, когда воссядет на султанском престоле».

Будучи впоследствии в Сечи, на Украине и в России, Яхья называл своим шурином великого герцога Тосканского Козимо II, который «сговорил» за него сестру. Н. Йорга отмечает, что Яхья женился на принцессе Анне-Катарине из албанского рода Скандербегов и имел от нее детей Маурицио, Алессандро и Елену.

В 1622 г. «царевич» гостил у знатных краковских панов Вольского и Зебжидовского, а летом 1624 г. оказался в Германии, где, как говорит итальянский документ XVII в., впервые встретился с несколькими казаками, которые были полковниками, уволившимися со службы у императора Священной Римской империи германской нации Фердинанда II. Согласно П.А. Кулишу, Яхья очутился в числе ротмистров «казацкого войска лисовчиков». «По старому знакомству своему с днепровскими и донскими казаками, — добавляет историк, — лисовчики давали в своих рядах зарабатывать казацкий хлеб предводителям обеих вольниц и в случае беды или выгоды сами находили готовое место как у запорожцев, так и у донцов».

После знакомства и разговоров с Яхьей казачьи полковники предложили ему поехать с ними на Днепр и встретиться там с казаками, которых на этой реке и на Дону имеется большое число и которые «все без труда последовали бы за ним и, используя Черное море, могли бы совершить выдающееся дело под его покровительством и во вред Великому Турку (султану. — В.К.)». Итальянский документ, излагающий это приглашение, утверждает, что доводы полковников убедили «царевича», который и отправился вместе с ними на Украину.

Яхья был введен к митрополиту Иову и произвел на него большое впечатление рассказом о своей необыкновенной биографии, и отличным знанием православных обрядов. Цитированный документ говорит, что «казачий митрополит» «так его (Яхью. — В.К.) оценил и полюбил, что в короткий срок послал к нему все множество казаков как с Борисфена, так и с Танаиса (Дона. — В.К.)... численностью во много и много тысяч». Граф Лука Фаброни в 1646 г. писал первому секретарю тосканского великого герцога Гонди, что именно благодаря авторитету Иова за Яхьей «последовали казаки с Борисфена и Танаиса».

Хотя влияние киевского духовенства и его главы на руководителей казачества в самом деле было велико, но все же не в такой степени, как это представлялось итальянским наблюдателям. Тем не менее, судя по всему, митрополит поверил в высокое происхождение «царевича» и его способности и затем помог склонить на его сторону Запорожскую Сечь и заинтересовать им Москву.

«После Дмитриева дни вскоре» Яхья из Киева отправился в Сечь, куда прибыл в Филиппов пост, т.е. после 15 ноября 1624 г., и где находился до 20 января 1625 г. Затем «царевич» опять пребывал на Украине и с весны, теперь уже надолго, снова среди сечевиков.

Цель появления Яхьи в Сечи путивльские воеводы справедливо видели в том, чтобы «поднять Запорозское Войска Турской земли воевать и достовать с ними (казаками. — В.К.) турсково государства». Прекрасно осведомленный о славе казачества в Причерноморье и на Балканах, уважении к казакам и надеждах на их помощь со стороны подвластных Стамбулу христианских народов, «царевич» был уверен, что его появление с казаками во владениях Османской империи получит мощную поддержку греков, славян и вообще всех немусульман.

По всей видимости, уверения в будущей великой роли казачества по свержении османского ига, в полной поддержке великого дела христианами Турции и в огромном значении собственной личности среди этих христиан лежали в основе агитации Яхьи, развернутой в среде запорожских казаков. Несомненно, здесь пригодились и наличие в массе сечевиков представителей балканских народов — «и волохов, и болгар, и сербских гайдуков, и греческих майлотов», и личные способности «царевича», в том числе его дар убеждения, и, как уверяет итальянский источник XVTJ в., отличное знание Яхьей «рутенского языка» (lingua Rutena) — «языка казачьего края»[330].