Александр Широкорад - Падение Порт-Артура Страница 9

Захотел, скажем, деревенский сход или местный помещик поставить в деревне или в имении церковь — на утверждение надо посылать план постройки в Петербург, на усмотрение высших сфер.

17 января 1895 г. представители дворянства и земства семидесяти с лишним губерний и областей России собрались в Петербурге для поздравления нового императора. Царю преподнесли массу подарков, льстивые верноподданнические адреса. Однако в некоторых из адресов содержались робкие и неопределенные намеки на расширение прав земств.

Царь вышел к представителям дворянства и земств и произнес речь, периодически заглядывая в шапку, где была спрятана шпаргалка, написанная обер-прокурором Синода К.П. Победоносцевым: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель».

Текст в шапке был плохо виден, или император волновался, во всяком случае, вместо «беспочвенные мечтания» он прочитал «бессмысленные». Но дело не в упаковке, а в сути. Царь ясно заявил России, что никаких реформ он проводить не намерен.

Сейчас куча борзописцев тужится доказать, что Николай II желал постепенных реформ, которые-де ему мешали проводить революционеры и придворные сплетники.

Увы, у Николая II не было никаких планов вообще, ни либеральных, ни реакционных. Была единственная идея — сохранение собственной власти любой ценой. Все же реформы, от созыва думы до создания батальонной артиллерии, достигались лишь большой кровью. Но кровью пока не царя и его близких, а кровью русских людей — солдат, жандармов и революционеров на полях Маньчжурии, Восточной Пруссии и на баррикадах Пресни. Любые самые малые реформы проводились после полного краха старых законов, указов и уставов.

Ни в экономике, ни в военном деле, ни в области общественных отношений за 23 года царствования нигде нет определенной линии, даже негативной. Везде метания, зигзаги, шаг вперед — два шага назад. Такая анархия вовсе не свойственна самодержавной монархии вообще или русской в частности. Петр I, Екатерина II, Александр I, Николай I, Александры II и III — у всех были определенные планы, своя направляющая во внутренней и внешней политике. Да и к своей власти предшествующие русские самодержцы относились по-другому. Петр Великий считал себя солдатом, служащим отечеству. Екатерина на склоне лет любила подсчитывать, сколько новых земель она принесла в приданое России, сколько новых городов построила. Александр I часто говорил, что закон превыше его. Эта фраза даже попала в роман «Война и мир». Помните, царя просят простить Денисова за мародерство: «Я не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня». А на закате лет Александр I заявил: «Отслужил 25 лет России, пора бы и на покой».

А Николай II во всероссийской переписи лучше всех оценил себя сам: «Хозяин земли русской». Он действительно чуть ли не буквально представлял империю имением, с которого он и его родственники должны кормиться. Николай ни в коем случае не был кровавым тираном, он просто относился к России как к «скотскому хутору», вспомним роман Джорджа Оруэлла.

Лишь сделав такое допущение, можно понять, как царь мог с утра лично насмотреться на сотни трупов на Ходынском поле, а вечером первым пуститься в пляс на балу у французского посланника, который, кстати, был абсолютно уверен, что по случаю катастрофы бал отменят. Ну, по недосмотру прислуги погибла скотина — почему бы и не поплясать? Царь не мог пару дней подождать в Киеве до похорон премьера П.А. Столыпина. Мало того, в день похорон Столыпина царь отплясывал на балу в Благородном собрании в Севастополе. Ну, помер изрядно надоевший слуга, тоже не повод для траура.

Новым премьером стал В.Н. Коковцев, исправный служака, добросовестный чиновник. Но стоило ему выплатить «материальную помощь» какой-то даме по записке императрицы из дворцового фонда, а не украсть из других статей бюджета, так императрица повернулась к премьеру спиной. И бедолаге Коковцеву пришлось продолжать доклад заду императрицы. Риторический вопрос — могла бы позволить себе такое Екатерина Великая с Паниным или Потемкиным? Для всего мира Коковцев был премьером Великой Империи, а для Алисы — лишь холопом со «скотского хутора».

И титулованные холопы терпели все оскорбления, по крайней мере до того момента, когда им стало очевидно, что государственный корабль тонет. Первыми начали давать отпор августейшим хамам женщины, начиная от императрицы Марии Федоровны и кончая обычными светскими дамами. Так, на одном из своих первых петербургских балов Александра Федоровна заметила, что у одной из танцующих слишком откровенное декольте. Немедленно была послана фрейлина.

— Мадам, Ее Величество послала меня сказать вам, что в Гессен-Дармштадте не одеваются подобным образом.

— В самом деле? — нашлась молодая женщина, в то же время так одергивая платье, чтобы декольте стало еще ниже, — Пожалуйста, передайте Ее Величеству, что в России мы одеваемся именно таким образом.

Наша интеллигенция до сих пор издевается над Хрущевым за то что он запретил танец «буги-вуги». Зато теперь почти никто не помнит, что Николай II потребовал изъять из словаря слово «интеллигенция» и запретил танцевать «неприличный» танец — танго. Ну что ж, эволюция налицо. Павел I запретил вальс, Николай II — танго, а Хрущев — лишь «буги-вуги». Любопытно, что бы стало с Николаем, если бы он увидел «буги-вуги», да еще в исполнении московских стиляг?

Одни оправдывают поведение Николая II в первые годы его царствования молодостью, неопытностью. Тот же А. Боханов утверждает: «А кто был готов к царской роли?» Пардон, Николай II вступил на престол в 26 с половиной лет. В этом возрасте Александр Македонский покорил почти все страны античного мира, Александр Невский побил шведов и немцев, Александр I благодаря своему уму сумел избавить страну от деспотии и сам успешно вышел из весьма щекотливого положения с убийством Павла I. Петр I закончил азовские походы, строил флот и успел провести многие реформы.

Петр, Екатерина, Наполеон, да все выдающиеся монархи всегда оказывались готовыми к принятию престола.

Ну а если на престол всходит человек с ограниченными умственными способностями? На этот случай еще Пушкин дал отменный совет: «Так если невозможно тебе скорей домой убраться осторожно… хоть умного себе возьми секретаря».

Ведь, в конце концов, при весьма недалекой Елизавете русские войска разбили Фридриха Великого и взяли Берлин. А Франция стала лидером в европейской политике при слабовольном и неумном Людовике XIII, которому и Елизавета, и Николай II могли дать сто очков вперед. Ведь короля делает свита, а иногда всего один человек из свиты, особенно когда он кардинал Ришелье.

Свита знаменитых монархов сама становится знаменитой в истории, вспомним «Екатерининских орлов», «птенцов гнезда Петрова», «когорту Бонапарта».

Увы, Николай II больше всего боялся своей свиты. Да, да, больше, чем немцев, японцев, большевиков, эсеров и Льва Толстого, вместе взятых.

Существенную роль в общем кризисе Российской империи играл династический кризис. 5 апреля 1797 г. Павел I издал закон о престолонаследии. Он писал: «Дабы государство не было без Наследника. Дабы Наследник был назначен всегда законом самим. Дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать».

Впоследствии этот закон в несколько уточненной редакции был включен в Основные законы Российской империи.

Согласно закону от 1797 г. престол переходил прежде всего к старшему сыну царствующего императора, а затем — к его мужскому потомству. По пресечении потомства старшего сына престол переходит ко второму сыну императора и соответственно его потомству, затем к третьему сыну и т.д. Только когда пресечется последнее мужское поколение из рода, престол переходит к женскому поколению.

Нарушение закона о престолонаследии считалось тяжким государственным преступлением. Согласно статье 100 третьей главы Уголовного уложения: «Виновный в насильственном посягательстве на… порядок наследования престола… наказывается: смертной казнью».

Закон 1797 г. о престолонаследии успешно действовал 100 лет. Немецкие принцессы[10] исправно рожали царям большое потомство. Власти и население всегда знали наследника престола (цесаревича). Единственная оплошность — несвоевременное объявление наследником великого князя Николая Павловича вместо великого князя Константина Павловича — привела к восстанию декабристов.

К моменту вступления на трон Николая II наследников мужского рода было более чем достаточно. В стране имелось около двух десятков великих князей. В конце 1890-х гг. была создана парадная картина — на переднем плане лихо скачет Николай II в форме кавалергарда, а за ним — десять упитанных великих князей. На ней, правда, нет братьев царя — 23-летнего Георгия и 16-летнего Михаила. Судя по всему, Высочайший заказчик не хотел видеть их рядом с собой.