Михаил Жданов - Советские разведчики в нацистской Германии Страница 17

Он оказался прав. Зондеркоманда вычислила расположение передатчика. С каждым днем к нему удавалось подобраться все ближе и ближе. В конце концов на подозрении остались три дома. Гестаповцы применили нехитрый прием: выключили на несколько секунд электричество в одном из них. Работа передатчика тут же прервалась. Теперь все стало ясно. Эсэсовцы пошли на штурм.

Шифровальщица была схвачена сразу, вслед за ней – второй радист. Через несколько минут на виллу зашел «Хемниц», которого тут же скрутили. Сразу же в дверях возник Треппер, который мог стать самым ценным уловом. Но ему удалось выкрутиться: при себе Отто имел документ, удостоверявший, что «господин Жильбер» уполномочен директором парижского отделения организации Тодта (строительная организация вермахта) изыскивать необходимые рейху стратегические материалы. Его пришлось отпустить. Отто немедленно связался с «Кентом», и тот сразу же бежал в не оккупированную нацистами Южную Францию. Провал был очень серьезным, но имел пока локальный характер. Главные действующие лица остались на свободе.

Тем временем в Берлине полным ходом шла разработка арестованных. Именно тогда трагически аукнулась ошибка Треппера, не ставшего отправлять домой морально неустойчивого «Хемница». Под пытками молодой радист рассказал все. И об Отто, и о «Кенте», и о системе шифрования, и о многом другом. Его поведение выглядит особенно прискорбно на фоне шифровальщицы Софи Познанской, которая выдержала все пытки, а потом, боясь все-таки проговориться, покончила с собой.

Свою лепту в разгром внесла и хозяйка виллы Рита Арну. Под угрозой расправы весь ее антифашизм словно рукой сняло. Она рассказала много интересного о посетителях виллы, а также о книгах, которые видела на столике Софи. Именно эти книги использовались для кодирования сообщений. С помощью этой информации гестаповцам удалось расшифровать практически все радиограммы, отправленные резидентурой Треппера из Брюсселя за последний год и полученные ею. Среди них оказалась и та, в которой «Кенту» предписывали отправиться в Германию и связаться с группой «Корсиканца». Петля вокруг берлинских антифашистов затянулась. На дворе стояло лето 42-го года.

В ПЕТЛЕ

В перехваченных радиограммах были берлинские адреса членов группы «Корсиканца». Выяснить, кто стоит за ними, было уже, что называется, делом техники. Сначала гестаповцы вышли на «Старшину» и «Старика», но арестовывать их не стали, гораздо важнее было в тот момент вскрыть всю организацию. Ни Кукхоф, ни Шульце-Бойзен не были профессиональными разведчиками и не умели распознавать качественную слежку. В итоге довольно скоро они «засветили» Курта Шумахера («Тенора»), который являлся руководителем целой большой группы антифашистов. А затем гестаповцы вышли на след еще одного действующего лица – Хорста Хайльмана, что неприятно удивило их самих. Дело в том, что Хайльман работал не где-нибудь, а в отделе дешифрования Верховного командования сухопутных войск (ОКХ), занимавшемся как раз раскрытием перехваченных радиограмм.

Ларчик открывался просто: юноша познакомился с Шульце-Бойзеном, когда поступил в Берлинский университет. Харро достаточно быстро стал для него настоящим кумиром. Под влиянием старшего товарища Хайльман отошел от национал-социалистических воззрений и решил бороться против фашизма. В силу своей должности он оказался в курсе операции «Красная капелла» и лишь по несчастливой случайности не успел предупредить о ней по телефону своего друга Харро – того на тот момент не оказалось на месте. Когда Шульце-Бойзену доложили, что звонил его друг из ОКХ, он немедленно перезвонил Хайльману – но теперь уже того не оказалось на связи. Трубку снял его начальник Фаук. Не подозревая ничего дурного, «Старшина» представился, и Фаук испытал настоящий шок, такой, какой мог бы быть у начальника отделения милиции, если бы тщательно разыскиваемый опасный преступник вдруг позвонил ему и попросил бы к телефону кого-нибудь из его оперов. Фаук немедленно связался с гестапо, и там пережили несколько неприятных минут, пытаясь сообразить, какую же немыслимую контригру ведет советский агент? Не придя ни к каким удовлетворительным выводам, решили арестовать Харро без лишнего шума, так и не выявив всех его контактов. На дворе стоял последний день лета 42-го года.

К своей чести, Хайльман смог довольно быстро разобраться в ситуации и поднять тревогу. Он предупредил Либертас Шульце-Бойзен, некоторых своих единомышленников и… и это было все. Пятого сентября его арестовали, а вслед за ним – нескольких его коллег, которых тоже обвинили в выдаче государственной тайны. В середине сентября по Берлину прокатилась волна арестов: Харнак, Шумахер, Коппи, Шульце, Кукхоф, Беренс и десятки других оказались за решеткой. Даже Либертас, которая пыталась бежать в Париж, не смогла ускользнуть. Многие из арестованных были членами антифашистских групп, они и понятия не имели о связи своих лидеров с советской разведкой, но гестапо предпочло считать всех платными агентами русских. Более того, в ходе следствия было раскрыто несколько антифашистских групп, не имевших никакой связи ни со «Старшиной», ни с «Корсиканцем». Их тоже приплели к общему делу.

Пока шли допросы и пытки, гестапо попыталось использовать некоторых из арестованных в своих интересах. Речь идет в первую очередь о «Франце». Захваченный нацистами, он дал притворное согласие участвовать в радиоигре, на деле же передал в Центр условный сигнал, говоривший о том, что он работает под контролем. Но снова произошла трагическая случайность: из-за плохих метеоусловий передачу приняли не полностью, и условные сигналы пропали. Вместо дезинформации в Берлин в ответной радиограмме ушли адреса реальных явок. Когда Хесслер понял, что обмануть гестапо не получилось, он немедленно отказался от сотрудничества. Его сразу же расстреляли.

Расправа с членами «Красной капеллы» тоже была быстрой. Несмотря на изнурительные допросы и жестокие пытки, никто из них не сломался, не стал сотрудничать со следствием. Лишь с большим трудом, используя прямые улики, очные ставки и перекрестные допросы, гестаповцам удалось составить более или менее правдоподобную картину деятельности антифашистской организации. Всего по делу «Красной капеллы» проходило 129 человек. Из них 49 были осуждены на смертную казнь, 77 – приговорены к различным срокам каторжных работ и трое покончили жизнь самоубийством еще до завершения следствия. В течение первой половины 1943 года все приговоры были приведены в исполнение.

«Красной капелле» как группе антифашистов под руководством Харнака и Шульце-Бойзена пришел конец. Но «Красную капеллу» в том смысле, какой вкладывали в это понятие гестаповцы – систему советских агентов в нацистской Германии, – уничтожить не удалось, хотя ей и был нанесен тяжелый удар. Провал агентурной сети в Берлине, конечно же, был весьма неприятным событием. Но не смертельным. Интрига заключается в том, что и после гибели «Красной капеллы» поток донесений в Центр из Германии не прервался. Кто был их автором? На этот вопрос я попытаюсь дать ответ чуть позднее. А пока познакомлю вас с примером успешной работы разведчика вдалеке от столицы рейха, на оккупированных территориях Советского Союза.

Глава 5

ПОДВИГ РАЗВЕДЧИКА

ПРОСТОЙ УРАЛЬСКИЙ ПАРЕНЬ

Думаю, если не всем, то многим читателям известен художественный фильм «Подвиг разведчика». Известно также, что прототипом главного героя фильма стал Николай Кузнецов, которого заслуженно считают самым известным советским разведчиком времен Великой Отечественной.

Но не в меньшей степени Кузнецова можно считать и прототипом Штирлица. Дело в том, что он, как и Штирлиц, был русским кадровым офицером органов госбезопасности. Как и Штирлиц, он великолепно владел немецким языком и носил германскую форму – правда, не в Берлине, а на оккупированных врагом территориях. Но от этого доставляемые им в Москву сведения не становились менее ценными. Впрочем, об этом легендарном разведчике стоит рассказать поподробнее.

Родился Николай 27 июля 1911 года в небольшой уральской деревушке Зыряновка. Рос третьим ребенком в семье крестьянина-середняка, после окончания средней школы поступил в лесной техникум. Вступил в комсомол, стал активным общественником. Еще в школе Николай стал проявлять большой интерес к немецкому языку, что в уральской глубинке было, мягко говоря, нетипично. Его учительницей была Нина Александровна Автократова, которая еще до революции получила образование в Швейцарии и в совершенстве владела немецким и французским. Еще больше повезло Кузнецову с другим учителем – преподавателем по труду. Он был этническим немцем, из тех, которых взяли в плен во время Первой мировой и которые потом, симпатизируя большевикам, остались в России. Если Нина Александровна учила его основам грамматики, то Франц Францевич Явурек поставил правильное произношение. Кроме того, в аптеке поблизости провизором работал австриец Краузе, и с ним мальчик тоже часто подолгу говорил на его родном языке. Благодаря своим редким, можно сказать уникальным, лингвистическим способностям Кузнецов быстро осваивает язык.