Януш Пшимановский - Четыре танкиста и собака Страница 22

Паром был сделан из двух барж, соединенных друг с другом. Кроме танков на него погрузились взвод автоматчиков и отделение противотанковых ружей, потом вскочили несколько советских солдат, тащивших ящики с боеприпасами. Все молчали, словно разговор мог выдать их врагу, а молчание могло оградить от опасности.

Восточный берег уже растворился в темноте, а очертания западного можно было только угадывать по черным вершинам тополей, вырисовывавшимся на фоне рыжего от пожаров неба. Вверху просвистели два снаряда, с шумом плюхнулись в воду, но далеко в стороне от парома, южнее. Из реки поднялись вертикальные фонтаны, на несколько мгновений освещенные взрывами.

С запада к Висле стал приближаться гул моторов бомбардировщиков. По нарастающему и гаснущему вою определили, что это не наши.

– Чтоб вас разорвало, антихристы проклятые, – выругался Елень.

С обоих берегов открыла огонь артиллерия. Словно ошалевшие куры, снесшие яйцо, затарахтели скорострельные 37-миллиметровые зенитки. Они посылали вверх зеленые и красные бусинки очередей, которые мчались сначала отвесно по прямым линиям, а затем, устав от полета, устремлялись вниз, гасли короткими вспышками. Басом, как тяжелые цепы по гумну, били зенитные 85-миллиметровые орудия. Путь их снарядов невозможно было проследить, но вокруг самолетов, теперь уже видимых простым глазом, неожиданно возникали колючие клубочки огня, облачка черного дыма.

Люди на пароме, плывущем по Висле, чувствовали себя, как на дне клетки, вокруг которой сверкало и грохотало. Наверху этой клетки раздался резкий свист, и раньше, чем люди услышали взрыв, за паромом вскипела вода, обрушилась всей массой на настил, разлетелась брызгами. Янек загреб воздух руками, как пловец, которого неожиданно по голове ударяет волна, помост стал уходить у него из-под ног, и он крепко ухватился за гусеницу, чтобы не свалиться за борт. С другой стороны танка к тему подбежали Василий, Густлик и хорунжий Зенек.

– Цел?

– Цел.

– Как мокрая курица, – рассмеялся хорунжий. – С такими молокососами одни хлопоты. Я вот расскажу Лидке, пусть она позабавится.

– А ты, Янек, здорово вымок, – перебил Зенека Семенов. – До нас не достало. Снимай-ка с себя все… Все, все. Елень, выжимай, только осторожно, а то порвешь на клочки, медведь. И клади к мотору, высохнет быстрее. Григорий!

– Что такое?

– Давай запасной комбинезон! Видишь, «люфтваффе» нам Янека выкупала. Давно уже такой чистый не был.

Самолеты, сбросив бомбы, удалились. От моста, который продолжали наводить саперы, доносились крики и перестук топоров. Ярким пламенем пылал на восточном берегу подбитый грузовик. Видно было людей, лопатами бросавших на него песок. Кто-то на пароме закурил цигарку, кто-то другой ворчал на него, а тот оправдывался, утверждая, что теперь немец не так скоро прилетит.

Моторная лодка деловито тарахтела, таща натянутый трос. Паром продолжал продвигаться вперед, наискось против течения. Уже замаячили на западном песчаном берегу густые заросли кустарника и показался темный прямоугольный силуэт пристани, к которой плыл паром.

У самого берега немного сбавили ход. Саперы с носа кормы бросали канаты, которые на лету подхватывали их товарищи и привязывали к колышкам.

– Готово, высаживайся!

Первыми побежали пехотинцы, потом танки один за другим медленно сползли на сушу, а мимо них в противоположную сторону шли раненые, спешили успеть на паром, пока происходит высадка. Санитары несли раненых, укладывали их тесно друг к другу. Лиц не было видно, белели только руки, ноги или головы, а иногда широким пятном мелькала перевязанная грудь. Лязг гусениц заглушал слова, ухо улавливало только отдельные проклятия, стоны, обрывки фраз.

– Этого оставить. Уже умер. Здесь похороним.

– Фриц прет, как дурной, ни с чем не считается…

– Держались полдня, а потом невмоготу стало.

– Осторожно, союзники, смотрите, чтоб вас не поцарапали.

– Из нашей роты всего четырнадцать…

Экипажи заняли свои места в машинах, и на броне тесно, один возле другого, разместились автоматчики.

– Эй, смотрите, а то там форма сушится.

– Сам смотри, чтоб нас не замочил.

Паром прибился к острову. Проскочив по нему наискось, танк Василия вышел к мелководному рукаву реки, въехал в воду, которая почти подобралась к люку механика. Затем Саакашвили повел машину на крутую дамбу, сооруженную против наводнения, съехал на другую сторону и остановился под старыми тополями.

– Здесь ожидать?

– Здесь.

Елень снял подсушившийся комбинезон Янека, и тот, не вылезая из танка, переоделся. Может, от этого переодевания ему стало холодно и по телу побежали мурашки. А может, от страха.

Впереди, вдоль всей линии горизонта, пылали зарева пожаров. Одни только набирали силу, горели желтым огнем, как овсяная солома, другие, коричневатого оттенка, уже угасали. Танкистам казалось, что грохот выстрелов несется со всех сторон, что стреляют рядом, что они находятся на клочке земли, не намного большем, чем нужно, чтобы на нем встали два танка, и что за спиной у них река.

Из темноты внезапно выскочили испуганные кони, таща передок, оторванный от повозки. Они пронеслись рядом, зацепились дышлом за ствол и с диким ржанием свалились, запутавшись в собственной упряжи.

Не дальше чем в ста метрах впереди сверкнули огнем стволы, выхватив из темноты странные, согнувшиеся в движении силуэты артиллеристов. Батарея четырежды ударила залпом, а когда умолкла, темнота стала еще гуще.

Неожиданно танкисты услышали поблизости знакомый голос.

– Чьи машины?

– Взвод управления, докладывает поручник Семенов, – ответил Василий генералу.

– Хорошо. Поедете не к Оструву, а прямо на передовую. Берите проводников, они вам покажут дорогу. На марше все время держите со мной связь по радио. Автоматчики и бронебойщики, ко мне.

На броню танка взобрался высокий, стройный боец в каске и плащ-палатке, с автоматом на груди. Он отдал честь, вывернув ладонь наружу, и, пытаясь перекричать гул мотора, доложил:

– Гвардии старшина Черноусов! Поехали?

Поблизости батарея снова ударила один за другим двумя залпами.

– Поручник Семенов. Идите сюда, в башню. Раз надо, значит, поехали.

– Включив переговорное устройство, приказал: – Механик, вперед!

Раньше чем Григорий выжал сцепление и включил скорость, все услышали ответ старшины:

– Надо, позарез надо! Если не успеем, моих гусеницами перемелют.

Слова прозвучали грозно, но оба голоса, и генерала, и старшины, выражали такую деловитость и решительность, что Янек, потуже пристегнув наушники, перестал ощущать холод. Ему показалось, что он знает не только командира бригады, но и того другого, советского бойца. Казалось, что он будто уже где-то слышал его. Но сейчас не было времени думать: он должен был все внимание сосредоточить на рации, дежурить в эфире. В ушах то и дело звучал голос Черноусова, которому Семенов дал запасной шлемофон. Казалось, что проводник знает дорогу на память, будто родился здесь, у Вислы.

– Тише, сейчас будет мостик. Теперь газуй… Осторожно, справа глубокий ров. Две воронки от бомб, одна справа, другая слева… Теперь снова газуй на всю.

Танки взвода управления мчались сквозь ночь, не включая фар. Машины можно было заметить только по красным огонькам на броне или, когда танк Семенова спускался ниже, по очертаниям на фоне горизонта. Однако им не суждено было сражаться вместе. Когда въехали в лес, два из них приняли другие проводники, а старшина повел экипаж Василия по холмистой дороге к прямой лесной просеке и, дважды предостерегая: «Тише, тише, помаленьку», завел танк в готовый окоп. На бруствере танкисты увидели силуэты солдат с лопатами, оборудовавших для них огневую позицию.

– Выключай мотор.

Стало тихо. Старшина снял шлемофон, вылез из башни на броню и вполголоса произнес:

– Успели. А тут – как дома у мамы. Гвардейцы-автоматчики прикроют вас с флангов. Можете быть спокойны: ни один гренадер с фаустпатроном не подберется. На той стороне просеки, где гнилушки светятся, стоит наше орудие. Сзади, за вершиной холма, два миномета. А перед вами, кроме фрицев, уже никого больше нет…

Слушая проводника, Янек вспомнил слова командира бригады: «Где мы – там граница родины». Только сейчас он понял смысл этих слов: свободная Польша простирается до того пня на просеке, где стоит советское орудие, до окопа их танка. Впереди – узкая полоска ничейной земли, а дальше на запад – гитлеровцы. Если фашистов отбросят хотя бы на сто метров – освобожденная территория родины увеличится; если же отступят

– она станет меньше. Вот она, эта ответственность, которую несут они, четверо друзей-танкистов. Янек подумал тут же, что, может, все-таки не четверо, а пятеро: ведь Шарик тоже член экипажа. Янек улыбнулся и погладил своего друга по голове.

11. В засаде

Глубокая прямоугольная выемка защищала корпус танка спереди и с боков до самого основания башни. Ствол пушки торчал над бруствером на две ладони. Василий повел им влево, вправо, проверяя сектор обстрела. Янек освободил ручной пулемет от зажимов, выбрался из танка и забросил за спину подсумок с запасными магазинами.