История Тайной канцелярии Петровского времени - Василий Иванович Веретенников Страница 28

определение о выдаче награды за правый донос подписал один Толстой. В 1722 году одно дело о «слове и деле» целиком ведет один Ушаков, а другое – исключительно Гр. Гр. Скорняков-Писарев. В том же 1722 году определения по делу одного колодника сначала подписывает единолично Скорняков-Писарев, а в конце все приговоры подписывает, и тоже единолично, Толстой. Едва ли можно тут говорить о каких-либо различиях в делах, сообразно которым из дел выделялись пригодные к единоличному решению одного из министров; никаких следов этого подметить не удалось. Скорее наоборот, выделялись дела, при решении которых, по особым каким-либо обстоятельствам, требовалась коллегиальность. Бывало, как мы указывали, иногда так, что по одному и тому же делу присылали свои «ордеры» два министра. Впрочем, противоречий между «ордерами» различных министров не встречается, что может быть объяснено предварительным обменом мнениями, который, видимо, происходил довольно оживленно; такого рода письма министров друг к другу сохранились во многих делах.

«Государь мой милостивый Петр Андреевич, – писал, например, Ушаков Толстому в ноябре 1722 года, – о состоянии здешнем доношу: за помощью Вышнего все благополучно. Из Москвы отправил я двух курьеров до Вашего Превосходительства с выписками по Левину делу, и оные до Вашего Превосходительства прибыли ль, о том я неизвестен и зело сомневаюсь, живы ль они… В Канцелярии здесь вновь важных дел нет, а имеются посредственные… Только мне зело мудрено новгородское дело, ибо Акулина многовременно весьма больна… а дело дошло что надлежало было ее еще розыскивать, а для пользования часто бывает у нее доктор, а лекарь беспрестано. Колодников имеется по делам ныне 22 ч.». На это письмо Толстой отвечает: «Государь мой Андрей Иванович! письмо ваше, моего государя, от 20-го января получил я вчерашнего числа в целости, за которое… благодарствую и сим моим ответствую. Сомнением вашим, государь мой, по новгородскому делу я весьма согласуюсь; и что распоп Игнатий при смерти скажет, на том можно утвердиться, и по тому его последнему допросу и бабам указ учинить, чего будут достойны; и тем оное дело окончать». Очевидно, что подобными письмами обменивались и другие министры. Конечно, обмен письмами происходил в отсутствие кого-либо из них в Петербурге, но из этого можно заключать, что дела, вероятно, всегда обсуждались предварительно министрами и уже потом результаты такого обсуждения обращались в поступки, определения, приговоры, хотя бы и бывшие за подписью только одного министра; тем не менее ясно, что коллегиальности нормальной и правильной – как мы ее теперь понимаем – в решении дел между министрами, видимо, не существовало.

Кроме этой деятельности в недрах самой Тайной канцелярии, министры, как мы уже знаем, докладывали по делам императору, обычно извещая друг друга о таких докладах. Пересылая Толстому выписки для доклада Петру, Бутурлин кончает письмо: «…и какой будет указ, и о прочем, что чинить, прошу покорно Вашего Превосходительства ко мне отписать». Но не только царю делали доклады министры; докладывали они, когда требовалось, также Сенату, роль которого по отношению к Тайной канцелярии была ролью апелляционной инстанции. Всем остальным учреждениям империи Тайная канцелярия посылала или указы, или промемории, поскольку никому более не была подотчетна.

При отъезде «министров» из Петербурга и Москвы их деятельность по управлению Тайной канцелярией не прекращалась; в таких случаях дьяки тщательно доносили им письмами обо всем происходящем; надо заметить, что такого рода переписка велась почти исключительно с Толстым и Ушаковым и чрезвычайно мало с двумя другими министрами. В одном деле 1721 года сохранилось изрядное количество писем министров к Топильскому – тогда секретарю канцелярии – со всевозможными распоряжениями (о приеме новых дел, как расспрашивать колодников, о чем вести допросы, как колодников содержать и проч.); все это были ответы на запросы, с которыми секретарь постоянно в длинных письмах обращался к министрам.

Дошел до нас ряд таких писем секретарей к отсутствующим «министрам» Ушакову, Толстому и редко Скорнякову-Писареву и от 1722 года; тут опять наглядно видно, как за каждой мелочью секретари обращались к «министрам», обо всем прося «ордеров», а министры ставили приговоры на основании доставляемых им от секретарей материалов. Вот что, например, пишет Топильский Ушакову: «Превосходительный господин генерал-майор и лейб-гвардии майор, милостивый государь мой Андрей Иванович, Вашему превосходительству покорно доношу: по присланному ко мне ордеру сего мая 22-го дня по извету камер-коллегии вахмистра Максима Перова о словах князя Дмитрия Михайловича Голицына дворецкого Михаила Подамукова я следую, в чем явились ныне 5 человек, которых я расспросил, а по тем расспросам надлежит, сыскав, спросить разных чинов людей еще 9 человек, и оных, государь, я спрашивать буду, а расспрося, дав им очные ставки, что покажется, из того всего учиня выписку, вашему превосходительству донесу впредь. За рукою секретаря Ивана Топилскаго, мая 24-го дня 1722 году». В том же 1722 году вахмистр Петров и некто Подалецкий доносят в Тайную канцелярию о важном деле; допросив их в кратких чертах, Топильский пишет Толстому, говоря, что ничего не смеет сделать без его повеления и в ответ получает подробные инструкции. Одновременно Топильский, приняв новое дело, сообщает об этом Ушакову, а тот велит принятое дело «исследовать». Все это с достаточной определенностью говорит о том, что министры, даже отсутствуя, продолжали управлять Канцелярией.

Такой в общих чертах видится деятельность министров Тайной канцелярии. Попавшие сюда еще в период ее образования, доверенные люди Петра, они в начальный период ее истории сгруппировались вокруг П. А. Толстого – наиболее влиятельном из тех, кто принимал участие в царевичем розыске. Здесь может возникнуть вопрос: если это так, то, может быть, в самой отдаленной основе Тайной канцелярии и лежала канцелярия ведения П. А. Толстого, но ввиду важности и необычности дела царевича, потребовавшего особенных следователей, позже ставших «министрами», она тут же, почти немедленно, потеряла характер «канцелярии ведения», и постепенно, при активном участии министров, образовалось учреждение, весьма отличное от майорских канцелярий? Такого рода соображение заставляет нас подробнее остановиться на каждом из министров отдельно. Начнем с Петра Андреевича Толстого.

II

Сведений о первой половине жизни Петра Андреевича Толстого сохранилось очень мало. Он был сын стольника, а затем думного дворянина Андрея Васильевича Толстого; «по отечеству» и Петр Андреевич получил чин стольника. Будучи связан родственными отношениями с Милославскими, Толстой принимал участие в организации стрелецкого бунта, доставившего власть Софье. И уже тогда он обращал на себя внимание: Матвеев говорит об Иване и Петре Андреевых детях Толстых, «в уме зело острых и великого пронырства и мрачного зла втайне исполненных». После смерти Милославского, в 1685 году, Толстой отдалился от сторонников царевны Софьи. В 1693 году он был назначен воеводой в Устюг, а в январе 1697 года был отправлен за границу учиться