На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров Страница 61

Литерное дело «Остров», в которое подшивались всякие случайные материалы по Кубе, в том числе сообщения ТАССа, Гаранин просмотрел и сделал вывод, что кубинские политики – люди вспыльчивые и самолюбивые. При малейших признаках неуважения со стороны оппонентов пускают в ход револьверы. Революции на острове – обычное дело, но коммунисты не рискуют, проводят гибкую политику, дожидаясь, видимо, наиболее благоприятного развития событий для прихода к власти.

Июль ушёл на процедуру оформления, ускоренную стажировку в дипломатическом ведомстве, проработку маршрута через Владивосток, Йокогаму (Япония), Сан-Франциско, Нью-Йорк. В августе Гаранин с женой тронулись в путь, вооружившись русско-японским и русско-испанским разговорниками. Японский разговорник не пригодился: советские суда в Йокогаме «обслуживались» местным персоналом. Эти люди были любезны, предупредительны и говорили по-русски, из чего Гаранин сделал вывод, что они являются сотрудниками контрразведки. Ничего удивительного в этом не было: Япония находилась в состоянии войны с Соединёнными Штатами и тщательно контролировала любые подозрительные поползновения иностранцев. Они ничего не должны были увидеть и услышать из того, что могло повысить информированность врага, его боевой дух.

Из-за штормовой погоды путь до Сан-Франциско затянулся на несколько дней. Морская болезнь не пощадила ни Гаранина, ни его жену. От приступов тошноты не спасали даже специальные таблетки, выданные судовым врачом. Но комфортная поездка пульманом до Нью-Йорка скрасила все тяготы и неприятности, хотя Гаранин зорко присматривался к попутчикам, проводникам и официантам в вагоне-ресторане. По итогам поездки «к месту назначения» ему, по имевшейся практике, предстояло составить подробный отчёт.

В Нью-Йорке Гараниных встретил сотрудник консульства (коллега-разведчик) Василий Миронов[52], устроил их в гостиницу на Манхэттене, вручил деньги на текущие расходы. Потом повёз Гаранина в консульство для встречи с резидентом «Максимом» – Василием Зарубиным. До последнего времени вся работа по странам Латинской Америки велась через нью-йоркскую резидентуру. Ещё в Москве Гаранина предупредили: «Максим» располагает полезной информацией по Кубе, конкретными данными на законсервированную там агентуру. Всё получишь у него». Однако обстоятельного разговора не получилось. В своём первом информационном письме в Центр «Сын» сообщил:

«Очевидно, я попал к «Максиму» в неудачное время, тот был занят по горло. В короткой беседе «Максим» сказал, что у него есть для меня подготовленные люди в Гаване, и вручил мне список с минимальными данными на них. Некоторые имена мне ничего не говорят (например, «Соло»), поэтому прошу дать сведения о каждом (список прилагаю). Вниманием «Максима» я остался недоволен. Когда я сказал ему, что хотел бы обсудить ряд вопросов по Кубе, он предложил мне встретиться в Вашингтоне. Я поехал туда к назначенному времени. Целый день прождал и уехал ни с чем. Миронов предупредил, что такие случаи бывают довольно часто. Обращаться в Вашингтоне к «Луке» по кубинским делам я не стал, поскольку мы с ним не знакомы».

С помощью Миронова Гаранин приобрёл билеты на авиарейс Нью-Йорк – Майами – Гавана и в первых числах сентября ступил на кубинскую землю, вернее, на асфальт столичного аэропорта Ранчо-Бойерос.

Дипломатический и технический персонал советской миссии до её официального открытия жил в одном из лучших отелей Гаваны – «Президент». Для размещения посольства был приобретён особняк на 17-й улице в тихом фешенебельном районе Ведадо. До войны в нём располагалась миссия Японии. Дом был приобретён в собственность СССР несколько месяцев назад, когда Гавану посетил генеральный консул из Вашингтона Дмитрий Иванович Заикин[53]. Ему и было поручено возглавить миссию. Гаранин нашёл с ним общий язык, поскольку Хозяин не был человеком авторитарного склада и с резидентом конфликтовать не хотел. Описывая впечатления о Заикине в личном письме, Гаранин назвал его «формалистом»: «Я согласен с мнением «Максима»: «Это чиновник на все пуговицы». «Как администратор, – писал Гаранин, – работает он неплохо. Но ему не хватает твёрдости. Для решения одного и того же вопроса сотрудники ходят к нему по несколько раз. Таков его обычный стиль. Нашего брата (чекиста) не очень-то жалует, но при всех обстоятельствах кашу с ним сварить можно».

О дипломатической деятельности Заикина Гаранин писал критически:

«Он предпочитает посещать всякого рода собрания, особенно эмигрантских организаций прогрессивного толка: украинско-белорусской, еврейской, армянской и других. За всё время он был в МИДе всего лишь раз, чтобы представиться министру иностранных дел. Мы бываем там только для вручения нот по незначительным вопросам. На приёмах в миссии дипломатов тоже не видно. За всё время был только чешский посланник в Вашингтоне, который приезжал в Гавану и нанёс Заикину визит вежливости. Дошло до того, что американский посол ждал его, ждал, и, наконец, был вынужден позвонить и пригласить к себе, чтобы познакомиться. Многих вопросов Заикин пока вообще не знает и часто обращается за советом, то к чеху, то к норвежцу. В беседах с иностранцами он говорит только о втором фронте, горячо доказывая его необходимость. Я как-то сказал ему, что мы слишком много времени уделяем собраниям коллектива, на подготовку которых уходит больше времени, чем на установление контактов с местными руководящими кругами. Заикин со мной не согласился: «Наоборот, собраний надо проводить ещё больше». Но коллективные мероприятия за пределами миссии организовывать отказывается. У Заикина завышенная самооценка, он мне часто говорит (наверное, и другим сотрудникам): «Я неплохой руководитель».

Заикин много времени уделяет своей семье, в свободное время с сотрудниками не общается. Должен отметить, что у нас много болтовни. Всякое событие немедленно становится предметом обсуждения. Профорг Ястребов (секретарь парторганизации) считает своим долгом поделиться горячей новостью со мной («строго между нами»), Васильковым и Любомирским. Затем докладывает Хозяину. Тот в свою очередь всё рассказывает мне и обязательно Тихомирову. Чаще всего источником слухов бывает Нора Чегодаева[54], которая в подобных случаях в первую очередь бежит к Ястребову. Любит болтать Тихомиров».

«По крыше» резидент занимался в миссии протокольными и хозяйственно-финансовыми вопросами. О том, что Гаранин является его заместителем, Заикин объявил на первом общем собрании. В сентябре Гаранин был единственным «штыком» резидентуры. Шифровальщик Александр Мельников прибыл в Гавану с опозданием. Японцы придрались к каким-то грузам и задержали судно в йокогамском порту. Прозвище «японский узник» надолго прилипло к Мельникову. Уже на следующий день после его приезда «личный состав» резидентуры взялся за оборудование референтуры – помещения для секретно-шифровальной работы. Фотоаппарат «лейку» и инструкцию к нему Гаранин привёз с собой, всё остальное – столы, шкаф, канцелярские принадлежности, оборудование и материалы для фотолаборатории – закупили в специализированных магазинах Гаваны.

Под стекло на своём рабочем столе Гаранин поместил список сотрудников генконсульства (так именовалась миссия на начальном этапе существования). Помимо упоминавшихся выше лиц список включал пятнадцать человек:

Лабзин Сергей Гаврилович